— Ты, Леля, опять перемѣнила кухарку. — Да, но почему ты узналъ?-
— Раньше въ супѣ попадались русые волоса, а теперь рыжіе...
***
Христосъ воскресъ... Но Онъ явился Лишь только добрымъ, а не злымъ...
А тѣмъ, кто съ близіснимъ не мирился, Кто надъ обизісеннымъ глумился—
Быть не могло и встрѣчи съ Ііимъ...
Такъ и теперь, въ душѣ безъ вѣры Восторга праздничнаго нѣтъ,
Таліъ тотъ-же сумракъ буденъ сѣрый, Хотя устами лицемѣры


Твердятъ торжественный привѣтъ...


Серг. Андреевичъ.


БАБА.


У окна, облокотившись на швейную машинку, сидѣла молодая женщина. Опустивъ работу на колѣни, опа смотрѣла въ окно и какъ будто кого-то ждала. Видимо, она немного волновалась, но въ тоже время выраженіе лица ея было и довольное.
Передъ этимъ въ ея памяти только что промелькнула ея прошлая жизнь: сначала у мачехи, которая смотрѣла на нее, какъ на няньку для своихъ дѣтей, потомъ замужество съ пьяненькимъ послѣ двадцатаго числа мелкимъ писцомъ и голодовка въ остальные дни мѣсяца.
Время шло. Она заставила мужа полюбить себя, — увлеклась сама имъ; онъ получилъ повышеніе, и теперь она была не въ ма
ленькой комнаткѣ, за которую обыкновенно еще не было плачено за прошлый мѣсяцъ, а въ маленькой квартиркѣ изъ двухъ ком
натъ и кухни и ждала наступающаго праздника, а такзке и мужа съ жалованьемъ и наградными.
Часы пробили, и она, взглянувъ на нихъ, торопливо завязала въ узелъ свою работу, одѣлась и, проходя чрезъ кухню, сказала жившей у ней изъ-за милости въ углу старухѣ:
— Бабушка, я только напротивъ. Мозкетъ-быть, до него успѣю, Въ случаѣ чего, ты пришли за мной кого-нибудь.
— Богъ милостивъ,—отвѣчала та, сидя въ углу на своей койкѣ п поправляя сбившійся на сторону на головѣ платокъ.
Видя, что старуха поняла ея опасенія, молодая зкѳнщина еще разъ окинула взглядомъ свое жилище и торопливыми шагами по
спѣшила по своему дѣлу. Такъ же торопливо прошла она дворъ,
такъ же торопливо перешла наискось улицу и, войдя въ домъ, стала было сдавать работу.
— Тетенька,—просунулъ голову въ дверь мальчишка,—ваша бабушка велѣла сказать: дяденька пьяный пріѣхалъ и бабу привезъ.
Голова исчезла, и дверь затворилась.
Все было узко въ зкизни молодой женщины, до побоевъ включичнтельно; но то, чтобы ее мѣсто заняла другая, да вдобавокъ еще
тамъ, гдѣ она считала владѣтельницей только одну себя, никогда не приходило ей въ голову.
Извѣстіе поразило ѳе. Она. и не вѣрила, и не могла не вѣрить сознавая, что если бы этого не было, старуха не рѣшилась бы посылать къ ней сынишку дворника.
Это извѣстіе такъ поразило ее, что ома безсильно опустилась на стоявшій около ея стулъ и въ отчаяніи закрыла лицо руками.
Первымъ, почти безсознательнымъ двизкеніемъ, какъ только опомнилась молодая женщина, было спѣшить защищать свои един
ственныя, до этихъ поръ никогда не нарушаемыя права. Накинувъ
на голову платокъ, она заторопилась домой подъ сочувственные ахи и охи окружающихъ знакомыхъ. Не помня себя, перебѣжала она улицу, запыхавшись вошла въ свою квартирку, прошла въ заднюю комнатку и окинула ее взглядомъ.
— Гдѣ дѣвка, которую ты привезъ съ собой?—напустилась она на мужа, сидѣвшаго около стола и считавшаго деньги.
— Что?—поднялъ тотъ голову, думая, что ослышался, и, увидавъ взволнованное лицо зкены, въ удивленіи спросилъ:—Что съ тобой?!
— Бабушка,—позвала женщина старуху, сдѣлавъ шагъ назадъ и держась одной рукой за притолоку,—кого онъ привезъ съ собою?
— Л звона, какъ ее?—подошла и стала сзади своей хозяйки старуха.—Да бабу,—и она показала своимъ крючковатымъ паль
цемъ на смирно стоявшую на окнѣ подъ картоннымъ футляромъ греческую бабу.
Молодая женщина безсильно опустилась на стулъ и чуть несъ мольбой взглянула на надѣлавшую ей столько волненій бабу, а баба, какъ бы съ ироніей, глядѣла на нее своимъ золотымъ ярлыкомъ фирмы булочной.
А. Зыковъ.