ИНТЕРВЬЮШКИ.

Въ Одессѣ интервьюеры дважды посѣтили Шаляпина и трижды Собинова, напечатавъ затѣмъ свои впечатлѣнія въ мѣстныхъ газетахъ. Редакція журнала „Развлеченіе“, оцѣнивъ по достоинству геройскіе поступки одесскихъ хроникеровъ, рѣшила съ такою же цѣлью командировать своего безстрашнаго корреспондента Маіора Полѣнова къ нѣ
которымъ великимъ силамъ артистической Москвы. Маіору Иолѣнову для интервью были вручены проѣздныя деньги и особая палка, привезенная редакціи съ Кавказа. Палка эта въ серединѣ со стальнымъ прутомъ, семью сучками и массивнымъ набалдашникомъ, сдѣланнымъ изъ бронзы.
Вооружившись на всякій случай этимъ орудіемъ, Маіоръ Полѣновъ исчезъ на нѣсколько дней и затѣмъ прислалъ въ редакцію свои впечатлѣнія, которыя мы ниже и помѣщаемъ.
Редакція.

У г. Клементьева.

Когда я съ понятнымъ трепетомъ и съ замираніемъ всѣхъ конечностей входилъ къ нашему знаменитому тенору, то у меня въ первую минуту явилась мысль—-не убѣжать ли лучше, или по крайней мѣрѣ не говорить ли съ г. Клементьевымъ чрезъ окно, ибо вѣдь Богъ его знаетъ,—великіе люди бываютъ иногда очень раздражительны и не въ мѣру экспансивны. Однако, въ этотъ мо
ментъ раздался голосъ г. Клементьева: „прошу войти“,— и онъ самъ милостиво протянулъ мнѣ руку.

— Простите за безпокойство,—извинился я.

— Ничего, пожалуйста... Я, наоборотъ, очень даже радъ н хотѣлъ съ вами поговорить относительно „Мѣщанъ“ I ’орькаго.

— Виноватъ,—сказалъ я.—Г. Собиновъ уже достаточно говорилъ о новой пьесѣ Горькаго,—не могу ли я узнать у васъ, какъ прошелъ вашъ десятилѣтній юбилей?
— Великолѣпно!—отвѣчалъ теноръ.—Это былъ настоящій тріумфъ, который долго останется въ памяти тѣхъ, которые были въ этотъ вечеръ въ театрѣ.
— Да, но въ этотъ вечеръ было всего четырнадцать человѣкъ?..
— Это гнусная ложь, клевета, интриги, — закричалъ г. Клементьевъ: — считая съ капельдинерами, въ театрѣ было около шестидесяти лицъ. Меня принимали востор
женно. Поднесли два лавровыхъ вѣнка,—одинъ цѣною въ четырнадцать рублей, а другой... Впрочемъ, что же это я?!. Я такъ предполагаю: первый вѣнокъ, знаете! никакъ не могъ стоить меньше четырнадцати рублей...
— Ну-съ, а какъ голосъ?
— Голосъ?!. Лучше и не спрашивайте. . Это нѣчто феноменальное. Хотите, запою?..
— Нѣтъ, покорнѣйше васъ благодарю... Я отъ природы очень слабаго здоровья. Лучше не оглушайте!.. А не могу ли я узнать, какое впечатлѣніе произвелъ на васъ портретъ вашъ, помѣщенный въ одномъ изъ прошлыхъ номеровъ нашего журнала?
— Ахъ, это было прелестно!.. Это было восхитительно!.. Правда, господинъ Барцалъ въ „Алыіенрозѣ“ сказалъ— „ви ошень смѣшно“, но вѣдь знаете, и Наполеонъ попадалъ въ карикатуру...
Я съ осторожностью пожалъ великія руки великаго тенора и быстро выпорхнулъ вонъ. .
У г. Гончарова.
Славный русскій quasi-баритонъ принялъ меня очень любезно, усадилъ въ мягкое кресло и первымъ долгомъ заботливо справился о здоровьѣ сперва редактора, а затѣмъ и секретаря нашего журнала.
— Онъ очень, очень, милый, обязательный господинъ вашъ секретарь... Я часто ищу случая встрѣтиться съ нимъ, нарочно даже гуляю для этого въ Гнѣздниковскомъ переулкѣ.
— И онъ тоже ищетъ съ вами случая встрѣтиться. Представьте себѣ, какой трансъ между вами! Не будете ли вы добры, Иванъ Константиновичъ, сказать мнѣ о томъ, что предполагаете дѣлать лѣтомъ?
— Лѣтомъ я буду вѣроятно путешествовать. Думаю, но примѣру нѣкоторыхъ великихъ артистовъ побыватьвъ Сербіи, Болгаріи, Герцеговинѣ и Богеміи.
— Въ качествѣ коммивояжера какой-нибудь фирмы? — Что вы?! Я пѣть буду!!
— Неужели и тамъ будете пѣть?
- Непремѣнно, ц даже, много буду пѣть. Для ансамбля я возьму съ собой и примадонну Большого театра г-жу
Павленкову или г-жу ІПперлингъ, а то, можетъ-быть, даже и г-жу Данпльченко.
— Я слыхалъ, что къ вамъ приглашаютъ баритона Петрова?
— Какой же имъ расчетъ приглашать Петрова, когда даже такіе баритоны, какъ Миллеръ и Комаровскій, не имѣютъ при мнѣ никакого успѣха?

—- Какого вы мнѣнія о „Мѣщанахъ“ Горькаго?

Quasi-баритонъ сдѣлалъ удивленное лицо и затѣмъ какъто рѣшительно сказалъ:
— Простите меня, но съ мѣщанами никакихъ дѣлъ нс имѣю и, вообще, нахожу, что всеобщая сословность должна какъ можно скорѣй переименовать ихъ въ „городскихъ жителей“, а то, знаете, моветонствомъ отдаетъ.
— Совершенно правильно изволили замѣтить,—сказалъ я г. Гончарову и, откланявшись, вышелъ.
У А. И. Барцала.
Маститаго режиссера я нѣсколько разъ дома не заставалъ, а поэтому бесѣдовалъ съ нимъ въ „Алыіенрозѣ“.
Онъ оказался очень словоохотливымъ бюргеромъ и дана* любезно предложилъ мнѣ кружку пива.

— Не затѣваете ли постановку какихъ-либо новыхъ оперъ?

— Да, да,—отвѣчалъ г. Барцалъ.—Ми будемъ ставить теперь савсѣмъ новій онера „Фаустъ“... Ни слнхаль эта опера?

— Нѣтъ, никогда не слыхалъ...

— Ошень, ошень хорошій онера... Маргаритъ любитъ Фаустъ. Фаустъ любитъ Маргаритъ. Вагнеръ пьетъ пиво.
Мефистофель ноетъ серенадъ. Маргаритъ идетъ нахъ тюрьма. Герръ Крейнъ играетъ соло на скрипка,—однимъ словомъ, хорошій оперъ.
— Кто сочинилъ музыку?
— Всеконешно—нѣмцы: Шульцъ, Миллеръ и К°.
— А вы знаете ли, г. Барцалъ, большіе успѣхи сдѣлали въ русскомъ языкѣ, прямо, поразительные успѣхи...