— Мнѣ нужно видѣть твоего барина но безотлагательно нужному дѣлу!... — Обождите-съ!..
— Такъ ты не пустишь, старый хрьпіъ?.. — Невозможно-съ?..
— Такъ не пустишь?!, напористо наступалъ пришедшій. — Вамъ говорятъ: баринъ заняты!..
— Такъ вотъ же тебѣ, старая худая песочница, отъ бывшаго корнета!..
Послышалась возня, пыхтѣнье, потомъ паденіе чего-то тяжелаго и грузнаго: холопская преданность и служебныя лисиры вѣрнаго Семена не выдержали и расползлись...
Осипъ Антоновичъ, выведенный изъ терпѣнія шумомъ, поднялся съ кресла и хотѣлъ самъ идти и проучить дерзкаго нахала, какъ въ комнату вошелъ высокій, худоща
лично сшитомъ платьѣ и, надо полагать для большаго шика, съ задорно надвинутой желѣзнодорожной фуражкой на головѣ.
Незнакомецъ спокойно вошелъ въ кабинетъ, спокойно заперъ его на ключъ, который затѣмъ и положилъ въ карманъ сюртука.
Осипъ Антоновичъ стоялъ, какъ парализованный, посреди кабинета и въ недоумѣніи смотрѣлъ: чѣмъ все это кончится?..
Незнакомецъ между тѣмъ медленно подошелъ къ нему и, не снимая фуражки съ головы, расшаркнувшись, съ какой-то особой излишней вѣжливостью, не лишенной, впрочемъ, своеобразнаго комизма, отрекомендовался...
При этой своеобразной рекомендаціи и знакомой фамиліи г. Оголецкаго почему-то непріятно передернуло.
— Позвольте!..—началъ было онъ предупредительно учтиво, но отставной корнетъ со скоростію курьерскаго поѣзда перебилъ и насѣлъ па него...
— Нѣтъ-съ!.. Позвольте уже мнѣ лучше заявить вамъ, милостивѣйшій государь, что вы, высокопробный подлецъ, двуногій скотъ, полосатый мерзавецъ, нильскій крокодилъ, нечистоплотная свинья, жаба суринамская и паукъ же
лѣзнодорожный, котораго я намѣренъ раздавить!.. Вы обезчестили мою сестру и должны поэтому имѣть со мною небольшое объясненіе!.. Не угодно ли: любой?!.
При этомъ Григорій Ивановъ, сынъ Грандифлеровъ поднесъ къ носу изумленнаго Оголецкаго небольшой изящ
ный ящичекъ чернаго дерева н открылъ его. Тамъ лежали два отличныхъ, совершенно новенькихъ пистолета.
— Любой!., повторилъ бывшій корнетъ.
— Что это, дуэль?!, удивился онъ. Но вы забываете, что мы живемъ въ просвѣщенномъ и гуманномъ 20 столѣтіи и что вы будете отвѣчать, если...
— Не безпокойтесь!.. За вашу отполированную и выдѣланную желѣзнодорожной синекурой шкуру буду отвѣчать я!.. Любой... Permette vous!?! Иначе я буду принужденъ убить васъ какъ паршивую собаку!..
Оголецкій имѣлъ характеръ тихій, смирный и, вообще, самъ-то по себѣ былъ человѣкъ миролюбивый и потому рѣшился попробовать: не сдастся ли противникъ его на капитуляцію?
— Слушайте!.. Я согласенъ заплатить что угодно за мою опрометчивость и увлеченіе вашей ,сестрой, только... только оставимте это!..
— Что?.. Видно труса праздновать?., улыбнулся бывшій гусаръ. Впрочемъ, на вашемъ мѣстѣ это столь естественно, но... я не изъ упрямыхъ!.. Вотъ что!., захлопывая изящный ящичекъ чернаго дерева и совсѣмъ такъ таки дружески ударяя Оголецкаго по плечу, прибавилъ онъ.
— Будемте держать карты открытыми. Я все забуду, брошу всю эту канитель и даже согласенъ быть вашимъ другомъ, только дайте слово, что вы не далѣе какъ че
Малинскомъ желѣзнодорожномъ Эльдорадо въ качествѣ ревизора иди, но меньшей мѣрѣ, контролера поѣздовъ?.. Согласны?!. Да?..
— Ну, и по рукамъ, значитъ!.. Только теперь предварительно... для аккуратности маленькое дѣловое impromtu и... дѣло въ шляпѣ!., добавилъ Грандифлеровъ, безцере
монно и совсѣмъ по - домашнему разваливаясь на одномъ изъ креселъ монументальнаго стола.
— Пишите... Это не долго, всего нѣсколько строкъ!.. началъ онъ опять болѣе серьезнымъ тономъ.
— Я... такой-то начальникъ службы движенія Разлюлн- Малинской желѣзной дороги обязуюсь опредѣлить запас
наго агента той же дороги, такого-то, не позже мѣсяца отъ нижепнсанпаго числа контролеромъ пассажирскихъ поѣз
довъ той линіи на участокъ-перегонъ: „Вольдемарово-Кочеты“.
А когда Оголецкій написалъ этотъ требуемый документъ и отставной гусарскій корнетъ, внимательно прочи
тавъ его, бережно свернулъ и спряталъ въ карманъ, то совсѣмъ весело и предупредительно-любезно подалъ ему отобранный ключъ, прибавивъ при этомъ въ видѣ необхоДимаго разъяс нен ія...
— Отлично!.. Теперь, all riyf [1)], какъ говорятъ практическіе друзья наши американцы, а потому вотъ вамъ и ключъ: можете бѣжать!..
И торжествующій Грандифлеровъ весело разсмѣялся... — А знаете: хорошо, вѣдь, иной разъ и кстати бываетъ имѣть хорошенькихъ и смазливыхъ сестренокъ, ко
торыми увлекается всемогущее костоломное начальство?!.
продолжалъ онъ далѣе, на этотъ разъ снявъ сбившуюся совсѣмъ на затылокъ фуражку и также закуривая сигару, благо ящикъ стоялъ близко.
— Я, собственно, на васъ за сестру-то и не сердитъ, потому не вы, такъ другой кто-нибудь!.. Непреложный законъ судьбы, понимаете!.. Я объ этомъ ей еще давно го
ворилъ, когда она все мечтала сдѣлаться гувернанткой и зарабатывать хлѣбъ своими руками!.. Ой, молъ, смотри: наживешь бѣды ты съ этимъ своимъ трудомъ!.. Вотъ и вы
шло по-моему, какъ попала къ вамъ въ эти желѣзнодорожныя-то трущобы!.. А если я разыгралъ передъ вами оскорбленнаго, такъ рѣшительно только изъ одного жела
нія попользоваться обстоятельствами, какъ пользуются здѣсь всѣ: вы, я, другой, третій и иные прочіе!..
Оголецкій молчалъ и слушалъ съ покорностію осла, но заслугамъ и добросовѣстно навьючиваемаго.
— По-моему, знаете что?., продолжалъ, все раскуривая и какъ-бы смакуя сигару бывшій корнетъ, а теперь будущій контролеръ.
[1)] Все готово.
— А если нельзя?!.
— Пожалуйте въ другое время-съ!..
— Такъ ты не пустишь, старый хрьпіъ?.. — Невозможно-съ?..
— Такъ не пустишь?!, напористо наступалъ пришедшій. — Вамъ говорятъ: баринъ заняты!..
— Такъ вотъ же тебѣ, старая худая песочница, отъ бывшаго корнета!..
Послышалась возня, пыхтѣнье, потомъ паденіе чего-то тяжелаго и грузнаго: холопская преданность и служебныя лисиры вѣрнаго Семена не выдержали и расползлись...
Осипъ Антоновичъ, выведенный изъ терпѣнія шумомъ, поднялся съ кресла и хотѣлъ самъ идти и проучить дерзкаго нахала, какъ въ комнату вошелъ высокій, худоща
вый, стройный и красивый мужчина въ штатскомъ, от
лично сшитомъ платьѣ и, надо полагать для большаго шика, съ задорно надвинутой желѣзнодорожной фуражкой на головѣ.
Незнакомецъ спокойно вошелъ въ кабинетъ, спокойно заперъ его на ключъ, который затѣмъ и положилъ въ карманъ сюртука.
Осипъ Антоновичъ стоялъ, какъ парализованный, посреди кабинета и въ недоумѣніи смотрѣлъ: чѣмъ все это кончится?..
Незнакомецъ между тѣмъ медленно подошелъ къ нему и, не снимая фуражки съ головы, расшаркнувшись, съ какой-то особой излишней вѣжливостью, не лишенной, впрочемъ, своеобразнаго комизма, отрекомендовался...
— Гусарскаго N.—скаго полка отставной корнетъ Грегуаръ, Jean fils, Грандифлеровъ, если вамъ угодно!..
При этой своеобразной рекомендаціи и знакомой фамиліи г. Оголецкаго почему-то непріятно передернуло.
— Позвольте!..—началъ было онъ предупредительно учтиво, но отставной корнетъ со скоростію курьерскаго поѣзда перебилъ и насѣлъ па него...
— Нѣтъ-съ!.. Позвольте уже мнѣ лучше заявить вамъ, милостивѣйшій государь, что вы, высокопробный подлецъ, двуногій скотъ, полосатый мерзавецъ, нильскій крокодилъ, нечистоплотная свинья, жаба суринамская и паукъ же
лѣзнодорожный, котораго я намѣренъ раздавить!.. Вы обезчестили мою сестру и должны поэтому имѣть со мною небольшое объясненіе!.. Не угодно ли: любой?!.
При этомъ Григорій Ивановъ, сынъ Грандифлеровъ поднесъ къ носу изумленнаго Оголецкаго небольшой изящ
ный ящичекъ чернаго дерева н открылъ его. Тамъ лежали два отличныхъ, совершенно новенькихъ пистолета.
— Любой!., повторилъ бывшій корнетъ.
Фу-у... мерзость!.. Этого еще не хватало?!, думалъ Оголецкій, невольно отступая шага на два назадъ отъ красиваго ящичка и предупредительнаго слишкомъ корнета.
— Что это, дуэль?!, удивился онъ. Но вы забываете, что мы живемъ въ просвѣщенномъ и гуманномъ 20 столѣтіи и что вы будете отвѣчать, если...
— Не безпокойтесь!.. За вашу отполированную и выдѣланную желѣзнодорожной синекурой шкуру буду отвѣчать я!.. Любой... Permette vous!?! Иначе я буду принужденъ убить васъ какъ паршивую собаку!..
Оголецкій имѣлъ характеръ тихій, смирный и, вообще, самъ-то по себѣ былъ человѣкъ миролюбивый и потому рѣшился попробовать: не сдастся ли противникъ его на капитуляцію?
— Слушайте!.. Я согласенъ заплатить что угодно за мою опрометчивость и увлеченіе вашей ,сестрой, только... только оставимте это!..
— Что?.. Видно труса праздновать?., улыбнулся бывшій гусаръ. Впрочемъ, на вашемъ мѣстѣ это столь естественно, но... я не изъ упрямыхъ!.. Вотъ что!., захлопывая изящный ящичекъ чернаго дерева и совсѣмъ такъ таки дружески ударяя Оголецкаго по плечу, прибавилъ онъ.
— Будемте держать карты открытыми. Я все забуду, брошу всю эту канитель и даже согласенъ быть вашимъ другомъ, только дайте слово, что вы не далѣе какъ че
резъ мѣсяцъ устроите меня въ этомъ вашемъ Разлюли
Малинскомъ желѣзнодорожномъ Эльдорадо въ качествѣ ревизора иди, но меньшей мѣрѣ, контролера поѣздовъ?.. Согласны?!. Да?..
— Согласенъ!., почти простоналъ Оголецкій, прижатый какъ юркій ужъ тяжелыми навозными вилами.
— Ну, и по рукамъ, значитъ!.. Только теперь предварительно... для аккуратности маленькое дѣловое impromtu и... дѣло въ шляпѣ!., добавилъ Грандифлеровъ, безцере
монно и совсѣмъ по - домашнему разваливаясь на одномъ изъ креселъ монументальнаго стола.
— Пишите... Это не долго, всего нѣсколько строкъ!.. началъ онъ опять болѣе серьезнымъ тономъ.
— Я... такой-то начальникъ службы движенія Разлюлн- Малинской желѣзной дороги обязуюсь опредѣлить запас
наго агента той же дороги, такого-то, не позже мѣсяца отъ нижепнсанпаго числа контролеромъ пассажирскихъ поѣз
довъ той линіи на участокъ-перегонъ: „Вольдемарово-Кочеты“.
А когда Оголецкій написалъ этотъ требуемый документъ и отставной гусарскій корнетъ, внимательно прочи
тавъ его, бережно свернулъ и спряталъ въ карманъ, то совсѣмъ весело и предупредительно-любезно подалъ ему отобранный ключъ, прибавивъ при этомъ въ видѣ необхоДимаго разъяс нен ія...
— Отлично!.. Теперь, all riyf [1)], какъ говорятъ практическіе друзья наши американцы, а потому вотъ вамъ и ключъ: можете бѣжать!..
И торжествующій Грандифлеровъ весело разсмѣялся... — А знаете: хорошо, вѣдь, иной разъ и кстати бываетъ имѣть хорошенькихъ и смазливыхъ сестренокъ, ко
торыми увлекается всемогущее костоломное начальство?!.
продолжалъ онъ далѣе, на этотъ разъ снявъ сбившуюся совсѣмъ на затылокъ фуражку и также закуривая сигару, благо ящикъ стоялъ близко.
— Я, собственно, на васъ за сестру-то и не сердитъ, потому не вы, такъ другой кто-нибудь!.. Непреложный законъ судьбы, понимаете!.. Я объ этомъ ей еще давно го
ворилъ, когда она все мечтала сдѣлаться гувернанткой и зарабатывать хлѣбъ своими руками!.. Ой, молъ, смотри: наживешь бѣды ты съ этимъ своимъ трудомъ!.. Вотъ и вы
шло по-моему, какъ попала къ вамъ въ эти желѣзнодорожныя-то трущобы!.. А если я разыгралъ передъ вами оскорбленнаго, такъ рѣшительно только изъ одного жела
нія попользоваться обстоятельствами, какъ пользуются здѣсь всѣ: вы, я, другой, третій и иные прочіе!..
Оголецкій молчалъ и слушалъ съ покорностію осла, но заслугамъ и добросовѣстно навьючиваемаго.
— По-моему, знаете что?., продолжалъ, все раскуривая и какъ-бы смакуя сигару бывшій корнетъ, а теперь будущій контролеръ.
[1)] Все готово.