теплей. Куинджевский колорит холоден, часто груб и бесвкусен. Крымов, в противоположность импрессионистам, покрывает од
ним тоном значительную часть поверхности,
а цветовой нюанс строит на контрастах света и тене. Иногда у него где-нибудь в зеленой листве или на фасаде лесной избушки,
в самом деле засветится живой солнечный луч, яркий, веселый и теплый, но тут же небо выглядит замазанным голубой краской театральным „данником и в нем тщетно искать игры сверкающего света (как это на продолговатом горизонтально, довольно боль
шом полотне, изображающем пруд, лес,
постройки). И если посмотреть, как сделал живописец это небо, то увидишь, что оно плохо сделано, а поэтому и не блестит: краска жидко положена без малейшей нюан
сировки и за ней ясно видишь непрорабо
танную ткань холста. Сравнивать, „как это делают „критики , его жидкую манеру конструктивной обработки полотна, как кра
сочной массы, с манерой, „старых мастеров — значит не разбираться в живописной тех
нике. Плотная, густо вписанная краска, создающая спрессованную поверхность в „старой живописи, — совершенно чужда Кры
мову, у которого фактура достаточно жид
кая. Но Крымов, видимо, много работает, иногда ищет, хоть и робко, и делает напряженные усилия, чтоб выйти из предназна
ченной ему судьбой орбиты в „декоративных
полотнах („Гроза а Третьяковской гал. или „розовый пейзаж с гусями в „Музее живо
писной культуры ), но неудачно. Так же неудачны и те его работы, где он перестает быть самим собою, — задумчиво-интимным пейзажистом, несколько обобщающим свой ретроспективный взгляд на природу, — и хочет заимствовать или, вернее, подсмотреть и прочувствовать, что-то у Рюиздаля или Брегеля (одно полотно).
Но все таки какое все это забытое! Словно раскрыл старую, запыленную книгу, которую читал когда-то давно, очень давно...
Николай Тарабукин.
что „смысл искусства в его способности объединять в чувствах людей , то в ка
кой же мере приблизится музыка к идеальному осуществлению своей задачи,
когда она одновременно подчинить себе не случайных 3 — 4000 человек, во сотни тысяч, миллионы? Тогда оправдается призыв финала 9-й симфонии „Обнимитесь миллионы .
И это не представляет из себя чего либо фантастического, а мыслится могущим быть осуществленным в сравнительно близком будущем.
Популярность граммофона общеизвестна. Менее популярны инструменты,
воспроизводящие фортепианную игру известных пианистов. Эти инструменты,
типа „Миньон , заслужили одобрение крупнейших артистов, и если граммо
фон иногда отлично передает пение, то „Миньон иногда прекрасно передает игру пианистов со всеми их индивиду
альными оттенками. Оба эти прибора значительно содействуют культу музыки там, где мало концертов, и тем, кто не имел возможности слышать пение и игру великих артистов. Это, конечно, не то, что современен может дать телефон, но это нечто уже существующее и сильно содействующее быстрому насаждению в широких массах вкуса к хорошей му
зыке. А в будущем можно ожидать еще многих улучшений и в граммофонах и в инструментах типа „Миньон .
Как известно в начале 18 столетия у нас получил право гражданства строй,
так называемой равномерной темперации, при котором октава делится на 12 рав
ных полутонов. Этот строй дает возможность играть на инструментах, настро
енных в нем во всех тональностях. По на этих инструментах, ни один интервал не звучит чисто. Мало того, неко
торые сочетания, которые при чистом строе звучали бы мягко, при таком строе звучание иногда неприемлемо жестко.
Строй равномерной темперации имел за себя много в эпоху его появления и в течение 18 и 19 веков. Но в наше время быстрое развитие гармонии снова выд
винуло вперед вопрос о необходимости реформировать строй. Предлагаются раз
личные системы, при которых должны выиграть в красоте созвучий не только современные сочинения, напр. произве
дения Скрябина, по и вся музыкальная литература прошлых двух столетий. Пока еще вопрос строя является предметом вычислений и лабораторных опы
тов, но попытки хотя бы частично осу
ществить некоторые тональные системы уже делаются. Несомненно одно, что вопрос о новом строе назревает, и что необходимо только появление гения, который подобно Баху, художественно сан
кционировавшему строй равномерной темперации заменит его строем более естественным и отвечающим тому, что
дало и дает музыкальное творчество нашего века.
Вопрос о строе теснейшим образом связан с музыкальным творчеством ближайшего времени. Если мы примем как


Будущее музыки.


Будущее музыки... Какой — русской или западной? Музыки в смысле музыкаль
ного творчества или практики? Хотелось бы говорить о музыке вообще, прежде всего установить, что музыкальное твор
чество тесно связано со способами осуществления звучания сочиненной музыки. Композиторы прежде всего счи
таются с исполнительскими средствами. Правда не редко они требовали от певцов величайшего напряжения их тех
ники, даже нового ее направления по тому или другому руслу. Правда они, как например Вагнер, создавали инстру
менты нового типа. Но все-таки так, или иначе, они считались с тем, что уже могла дать та или другая техника; мед
ные инструменты могли создаться только при известном развитии техники обращения с металлами. Но как может отразиться на музыке появление совершенно новых способов самого образования звука?
Для примера укажу на приспособление Термена, который получает звук от комбинации электрических волн. Совершенно новый прием, пока еще в сущности едва вылившийся в нечто конкретное. Но и в настоящее время прибор Термена показал, что воз
можно такое звукообразование, где как бы мановением руки можно достигнуть полной гибкости интонации, приме
няя оттенки и силы и тембра. Говорить о том, что может в будущем дать открытие Термена, сейчас, конечно, еще нельзя, но факт на лицо: на наших глазах появился новый генератор звука. Затем упомяну о звучании камертонов при помощи электромагнитов.
Опыты Гельмгольца и других показали, что может дать инструмент, в котором
можно по желанию усиливать и ослаблять и даже выключать тот или другой обертон, и, таким образом, изменять ок
раску общего звука. Скрипка все же скрипка, и труба — все же труба, но пред
ставьте себе инструмент, который может по окраске вариировать между скрип
кой, трубою, человеческими голосами и звуками других инструментов, и наконец, создавать совершенно новые тем
бры. Какие новые перспективы и для исполнителя и для композитора?
Затем укажу на возможность почти безграничного усиления звука, опять таки применяя электричество; трудно предугадать, какую роль сыграет еще в музыке электричество, но несомненно, что оно вероятно в недалеком будущем окажет большое влияние на практику, музыки и на всю музыкальную жизнь. Мы говорим о телефоне, о громкозвучащем телефоне, дающем возможность слушать концерт несравненно большей аудитории, чем та, которая непосред
ственно слушает концерт даже в самом обширном концертном зале. Телефон может быть проведен в каждую квартиру,
он может соединять несколько зал, он может связывать между собою города.
Вообразите себе теперь исполнение 9-й симфонии Бетховена, которой внимает не только публика, заполняющая большой зал Консерватории, и Дома Сою
зов, но и тысячи частных абонентов с их домочадцами и, наконец, десятки сотни тысяч слушателей в Туле, Рязани, Петрограде, Архангельске, Киеве, Одессе,
Тифлисе и т. д. А усиливающий звук телефон дает возможность прослушать эту симфонию и огромной массе слушателей хотя бы на той же Ходынке.
Если правильно положение Толстого,