каловъ предотвратилъ паденіе и остановился. Оглянувшись онъ увидалъ цыпленка, барахтавшагося на дорогѣ въ предсмертной агоніи. Изъ отворенной калитки барскаго двора неслись къ вело
сипедисту собаки, оглушительно лая. Текаловъ, загородившись велосипедомъ, ждалъ нападенія. Вслѣдъ за собаками на дорогу вышелъ пожилой господинъ въ блузѣ и высокихъ сапогахъ. Онъ былъ не высокъ, плечистъ, съ кудреватой русой бородой, весе
лыми черными глазами и загорѣлымъ, какъ голенище, лицомъ.
Увидавъ положеніе несчастнаго велосипедиста, онъ поспѣшилъ
къ нему на помощь. Разогнавъ собакъ, онъ съ улыбкой смотрѣлъ на Текалова и на задавленнаго цыпленка.
— Извините, ради Бога!—заговорилъ усталымъ, измученнымъ голосомъ Владимиръ Петровичъ.—Стоимость птицы, конечно...
— Полноте! успокойтесь! — весело проговорилъ басомъ господинъ.—Вы, если не ошибаюсь, изъ Стегачева?
— Да... пожалуйста извините.
— Позвольте отрекомендоваться: Илья Ѳомичъ Чернобыльниковъ... Радъ случаю познакомиться.
Текаловъ назвалъ себя и подалъ руку сосѣду. Онъ чувствовалъ такую слабость отъ физическаго и нравственнаго страданія, что съ охотой пошелъ за пригласившимъ его къ себѣ Чернобыльниковымъ.
— Сейчасъ я живу на холостую ногу,—говорилъ Чернобыльниковъ,—Жена и сынъ за-границей, на водахъ... Боленъ у меня мальчикъ... Вотъ ихъ карточки...
Текаловъ увидалъ на фотографіи красивую даму и костляваго болѣзненнаго юношу, очевидно, чахоточнаго. Чернобыльниковъ велѣлъ подать самоваръ и чего-нибудь закусить. Гость съ жадностью пилъ чай, но ѣсть ничего не могъ.
— Почему вы такъ устали?—не вытерпѣлъ не спросить Чернобыльниковъ, осматривая взмоченные потомъ и прилипшіе ко лбу волосы и всю его растрепанную фигуру.
Текаловъ разсказалъ о погонѣ мужиковъ.
Чернобыльниковъ не удивился и, въ свою очередь, передалъ гостю, какъ онъ самъ бывалъ въ подобныхъ передѣлкахъ.
— А теперь ничего, привыкъ, знаю какъ поступить — и никакихъ уже приключеній не имѣю.
Коснулись въ разговорѣ Корнухина.
— Вѣроятно, уже успѣли влюбиться въ его дочку?-пошутилъ Илья Ѳомичъ.
— Что такъ „скоропалительно*?—покраснѣлъ Владимиръ Петровичъ.
— По примѣру прочихъ мужчинъ. Вѣдь, въ нео всѣ влюблены... серьезно. Это ея мальчишество и цинизмъ всѣмъ ужасно нравятся. Зовутъ сорванцомъ, оригиналкой и любуются на нее... Между нами, конечно, если у Фоти въ непорядкѣ костюмъ, папаша не велитъ ой поправляться и такъ показываетъ гостямъ. Ужъ очень онъ хвастаетъ тѣломъ дочери: вся въ него, огурчикъ на
ливной. Мнѣ кажется, что воспитаніе Фоти идетъ по системѣ отца. Вѣкъ сентиментальности и благоприличія прошелъ: иныя появились требованія, иные вкусы... Всюду преобладаетъ или
животный инстинктъ, или вычурность—декаденство. Карнухинъ знаетъ, на что могутъ клюнуть женишки... Ему хочется поскорѣе сбыть съ рукъ дочь и самому жениться. Впрочемъ, сама по себѣ Фотя прелестная дѣвушка, Во всякомъ случаѣ, если не имѣете брачныхъ стремленій — берегитесь.
— А что?
— Свернетъ вамъ голову ѳта дѣвочка.
Текаловъ сталъ увѣрять, какъ виноватый, что онъ вовсе не принадлежитъ къ числу мужчинъ, любящихъ только одно тѣло въ женщинѣ, что о женитьбѣ у него и въ умѣ нѣтъ.
Когда онъ коснулся своего хозяйства, Чернобыльниковъ, какъ и корнухинскій Ѳедоръ Карлычъ, сказалъ:
— Вашъ Акуловъ гроша мѣднаго не стоитъ. Хотите, я вамъ рекомендую приказчика, простого опытнаго мужика? Онъ былъ старшимъ рабочимъ у князя Вельскаго. Замѣчательно умный и честный мужикъ. Тогда у васъ все пойдетъ, какъ по маслу.
— Куда же я дѣну Акулова? У него семья, мнѣ жаль его. — Онъ прекрасно стряпаетъ. — Ну, что-жъ изъ этого?
— Сдѣлайте его поваромъ —это будетъ самое настоящее его мѣсто.
Текаловъ вспомнилъ распущенность рабочихъ, неряшество въ хозяйствѣ и какъ вкусны всегда ватрушки, пирожки и блинчики — и тоже подумалъ, что Акулову всего лучше быть поваромъ.
Владимиръ Петровичъ такъ ослабъ, что, несмотря на близость
Стегачева, не могъ ѣхать дальше и остался начевать на „Птичьемъ хуторѣ“.
Онъ такъ крѣпко спалъ, что пропустилъ утренній чай и завтракъ. Посланный разбудить его къ обѣду мальчикъ не могъ добудиться: гость изображалъ безгласное, неподвижное тѣло. Мальчикъ перепугался и, весь дрожа, объявилъ хозяину:
— Баринъ, кажись, померъ.
— Ну, пускай его...—махнулъ рукой Илья Ѳомичъ. И, чувствуя голодъ, рѣшилъ пообѣдать одинъ.
Между тѣмъ мальчикъ увѣрялъ всю дворню, что случайный гость бариновъ померъ.
— Отсохни мои руки, лопни мои глаза — померъ.—Я толкалъ его, толкалъ, кричалъ, кричалъ... хрипитъ, а не дышетъ, пра не дышетъ.
Кто не вѣрилъ, а кто сомнѣвался, но слухъ о смерти Текалова пошелъ далеко. Проѣзжавшій мимо стегачевскій мужикъ, не
разобравъ хорошенько дѣла, поскакалъ въ усадьбу сообщить страшную вѣсть Акулову.
У Акулова и ноги подкосились, и онъ не зналъ что дѣлать. Сначала онъ распорядился запречь тарантасъ за бариномъ, но потомъ сообразилъ, что собственно барина-то и нѣтъ, а въ тарантасѣ тѣло мертвое везти неудобно — и велѣлъ поѣхать на ломовомъ полкѣ.
— Охъ, грѣхи! охъ, грѣхи!—только и твердилъ опечаленный Дементій Сергѣичъ.
Дарья Семеновна всплакнула, а, глядя на нее, заплакали Маня и Саня,
Когда на „Птичьемъ хуторѣ11 появились дроги изъ Стегачева, Текаловъ уже всталъ и обѣдалъ съ Ильей Ѳомичемъ, при чемъ первый ѣлъ супъ, а послѣдній — пирожное.
Узнавъ, что баринъ живъ и что все навралъ дурачекъ-мальчикъ, Акуловъ ужасно обрадовался.
— Значитъ, вамъ долго жить, — говорилъ онъ, весь сіяющій, своему хозяину.
— Однако, какъ быстро сплетни расходятся въ деревнѣ,— говорилъ Текаловъ.—Не успѣлъ пріѣхать, а меня уже похоронили.
Онъ весело смѣялся, забывъ вчерашнее приключеніе; смѣялись и Чернобыльниковъ, и Акуловъ, и вся дворня. Сконфуженный мальчикъ, обруганный и застыженный, не зналъ, куда дѣваться, и спрятался на чердакъ.
Когда Текаловъ—на велосипедѣ, и Акуловъ—на полкѣ, вернулись въ Стегачево, Дарья Семеновна слова не могла выговорить отъ удивленія, а дѣвочки приставали къ ней:
— Мама, гдѣ же покойникъ-то?
Къ вечеру въ Стегачево пріѣхалъ верхомъ посланный отъ Карпухина узнать подробности о смерти сосѣда.
X.
Пользуясь свободнымъ въ хозяйствѣ временемъ, между яровымъ сѣвомъ и сѣнокосомъ, Текаловъ занялся поправкой барскаго дома.
Теперь у него былъ новый приказчикъ, Степанъ, тотъ самый мужикъ, котораго рекомендовалъ Чернобыльниковъ. Акуловъ сна
чала обидѣлся, когда ему предложили занять мѣсто повара, но, узнавъ, что жалованья ему не убавятъ и оставятъ въ его распоряженіи флигель, а новый приказчикъ помѣстится въ особой избѣ,-онъ успокоился и съ наслажденіемъ занялся своимъ люби
мымъ дѣломъ, преподнося барину такія блюда, что пальчики оближешь.
Поправка дома скоро окончилась. Степанъ смотрѣлъ и за стройкой, съ удивительнымъ знаніемъ замѣчая каждое непра
вильно полозкениое бревно, казкдый но по мѣсту вбитый гвоздь... И Корнухинъ, и Ѳедоръ Карлычъ говорили Текалову, что онъ долженъ быть очень благодаренъ Чернобыльникову, что Сте
панъ-находка. Да и самъ Владимиръ Петровичъ, хотя и мало еще понималъ въ хозяйствѣ, не могъ не видѣть, что все пошло иначе. Работники были подтянуты и работали больше, поросенокъ помѣщенъ въ хлѣвъ, гдѣ на хорошемъ корму быстро отъѣлся и парша у него пропала; цыплята и вся молодая птица была собрана въ особомъ огорозкѳнномъ помѣщеніи, гдѣ надъ ними над
зирала особая дѣвчонка, и гдѣ не могли ихъ заѣсть ястребъ,
кошка и Чокъ, и т. д. и т. д. Разница была огромная даже въ неопытныхъ глазахъ молодого хозяина.
Самъ онъ тозке мало-ио-малу втягивался въ хозяйство и сталъ имъ интересоваться. Теперь онъ уже не смѣшалъ бы ленъ съ пшеницей или рандель съ косилкой; теперь онъ понялъ, почему
сипедисту собаки, оглушительно лая. Текаловъ, загородившись велосипедомъ, ждалъ нападенія. Вслѣдъ за собаками на дорогу вышелъ пожилой господинъ въ блузѣ и высокихъ сапогахъ. Онъ былъ не высокъ, плечистъ, съ кудреватой русой бородой, весе
лыми черными глазами и загорѣлымъ, какъ голенище, лицомъ.
Увидавъ положеніе несчастнаго велосипедиста, онъ поспѣшилъ
къ нему на помощь. Разогнавъ собакъ, онъ съ улыбкой смотрѣлъ на Текалова и на задавленнаго цыпленка.
— Извините, ради Бога!—заговорилъ усталымъ, измученнымъ голосомъ Владимиръ Петровичъ.—Стоимость птицы, конечно...
— Полноте! успокойтесь! — весело проговорилъ басомъ господинъ.—Вы, если не ошибаюсь, изъ Стегачева?
— Да... пожалуйста извините.
— Позвольте отрекомендоваться: Илья Ѳомичъ Чернобыльниковъ... Радъ случаю познакомиться.
Текаловъ назвалъ себя и подалъ руку сосѣду. Онъ чувствовалъ такую слабость отъ физическаго и нравственнаго страданія, что съ охотой пошелъ за пригласившимъ его къ себѣ Чернобыльниковымъ.
— Сейчасъ я живу на холостую ногу,—говорилъ Чернобыльниковъ,—Жена и сынъ за-границей, на водахъ... Боленъ у меня мальчикъ... Вотъ ихъ карточки...
Текаловъ увидалъ на фотографіи красивую даму и костляваго болѣзненнаго юношу, очевидно, чахоточнаго. Чернобыльниковъ велѣлъ подать самоваръ и чего-нибудь закусить. Гость съ жадностью пилъ чай, но ѣсть ничего не могъ.
— Почему вы такъ устали?—не вытерпѣлъ не спросить Чернобыльниковъ, осматривая взмоченные потомъ и прилипшіе ко лбу волосы и всю его растрепанную фигуру.
Текаловъ разсказалъ о погонѣ мужиковъ.
Чернобыльниковъ не удивился и, въ свою очередь, передалъ гостю, какъ онъ самъ бывалъ въ подобныхъ передѣлкахъ.
— А теперь ничего, привыкъ, знаю какъ поступить — и никакихъ уже приключеній не имѣю.
Коснулись въ разговорѣ Корнухина.
— Вѣроятно, уже успѣли влюбиться въ его дочку?-пошутилъ Илья Ѳомичъ.
— Что такъ „скоропалительно*?—покраснѣлъ Владимиръ Петровичъ.
— По примѣру прочихъ мужчинъ. Вѣдь, въ нео всѣ влюблены... серьезно. Это ея мальчишество и цинизмъ всѣмъ ужасно нравятся. Зовутъ сорванцомъ, оригиналкой и любуются на нее... Между нами, конечно, если у Фоти въ непорядкѣ костюмъ, папаша не велитъ ой поправляться и такъ показываетъ гостямъ. Ужъ очень онъ хвастаетъ тѣломъ дочери: вся въ него, огурчикъ на
ливной. Мнѣ кажется, что воспитаніе Фоти идетъ по системѣ отца. Вѣкъ сентиментальности и благоприличія прошелъ: иныя появились требованія, иные вкусы... Всюду преобладаетъ или
животный инстинктъ, или вычурность—декаденство. Карнухинъ знаетъ, на что могутъ клюнуть женишки... Ему хочется поскорѣе сбыть съ рукъ дочь и самому жениться. Впрочемъ, сама по себѣ Фотя прелестная дѣвушка, Во всякомъ случаѣ, если не имѣете брачныхъ стремленій — берегитесь.
— А что?
— Свернетъ вамъ голову ѳта дѣвочка.
Текаловъ сталъ увѣрять, какъ виноватый, что онъ вовсе не принадлежитъ къ числу мужчинъ, любящихъ только одно тѣло въ женщинѣ, что о женитьбѣ у него и въ умѣ нѣтъ.
Когда онъ коснулся своего хозяйства, Чернобыльниковъ, какъ и корнухинскій Ѳедоръ Карлычъ, сказалъ:
— Вашъ Акуловъ гроша мѣднаго не стоитъ. Хотите, я вамъ рекомендую приказчика, простого опытнаго мужика? Онъ былъ старшимъ рабочимъ у князя Вельскаго. Замѣчательно умный и честный мужикъ. Тогда у васъ все пойдетъ, какъ по маслу.
— Куда же я дѣну Акулова? У него семья, мнѣ жаль его. — Онъ прекрасно стряпаетъ. — Ну, что-жъ изъ этого?
— Сдѣлайте его поваромъ —это будетъ самое настоящее его мѣсто.
Текаловъ вспомнилъ распущенность рабочихъ, неряшество въ хозяйствѣ и какъ вкусны всегда ватрушки, пирожки и блинчики — и тоже подумалъ, что Акулову всего лучше быть поваромъ.
Владимиръ Петровичъ такъ ослабъ, что, несмотря на близость
Стегачева, не могъ ѣхать дальше и остался начевать на „Птичьемъ хуторѣ“.
Онъ такъ крѣпко спалъ, что пропустилъ утренній чай и завтракъ. Посланный разбудить его къ обѣду мальчикъ не могъ добудиться: гость изображалъ безгласное, неподвижное тѣло. Мальчикъ перепугался и, весь дрожа, объявилъ хозяину:
— Баринъ, кажись, померъ.
— Ну, пускай его...—махнулъ рукой Илья Ѳомичъ. И, чувствуя голодъ, рѣшилъ пообѣдать одинъ.
Между тѣмъ мальчикъ увѣрялъ всю дворню, что случайный гость бариновъ померъ.
— Отсохни мои руки, лопни мои глаза — померъ.—Я толкалъ его, толкалъ, кричалъ, кричалъ... хрипитъ, а не дышетъ, пра не дышетъ.
Кто не вѣрилъ, а кто сомнѣвался, но слухъ о смерти Текалова пошелъ далеко. Проѣзжавшій мимо стегачевскій мужикъ, не
разобравъ хорошенько дѣла, поскакалъ въ усадьбу сообщить страшную вѣсть Акулову.
У Акулова и ноги подкосились, и онъ не зналъ что дѣлать. Сначала онъ распорядился запречь тарантасъ за бариномъ, но потомъ сообразилъ, что собственно барина-то и нѣтъ, а въ тарантасѣ тѣло мертвое везти неудобно — и велѣлъ поѣхать на ломовомъ полкѣ.
— Охъ, грѣхи! охъ, грѣхи!—только и твердилъ опечаленный Дементій Сергѣичъ.
Дарья Семеновна всплакнула, а, глядя на нее, заплакали Маня и Саня,
Когда на „Птичьемъ хуторѣ11 появились дроги изъ Стегачева, Текаловъ уже всталъ и обѣдалъ съ Ильей Ѳомичемъ, при чемъ первый ѣлъ супъ, а послѣдній — пирожное.
Узнавъ, что баринъ живъ и что все навралъ дурачекъ-мальчикъ, Акуловъ ужасно обрадовался.
— Значитъ, вамъ долго жить, — говорилъ онъ, весь сіяющій, своему хозяину.
— Однако, какъ быстро сплетни расходятся въ деревнѣ,— говорилъ Текаловъ.—Не успѣлъ пріѣхать, а меня уже похоронили.
Онъ весело смѣялся, забывъ вчерашнее приключеніе; смѣялись и Чернобыльниковъ, и Акуловъ, и вся дворня. Сконфуженный мальчикъ, обруганный и застыженный, не зналъ, куда дѣваться, и спрятался на чердакъ.
Когда Текаловъ—на велосипедѣ, и Акуловъ—на полкѣ, вернулись въ Стегачево, Дарья Семеновна слова не могла выговорить отъ удивленія, а дѣвочки приставали къ ней:
— Мама, гдѣ же покойникъ-то?
Къ вечеру въ Стегачево пріѣхалъ верхомъ посланный отъ Карпухина узнать подробности о смерти сосѣда.
X.
Пользуясь свободнымъ въ хозяйствѣ временемъ, между яровымъ сѣвомъ и сѣнокосомъ, Текаловъ занялся поправкой барскаго дома.
Теперь у него былъ новый приказчикъ, Степанъ, тотъ самый мужикъ, котораго рекомендовалъ Чернобыльниковъ. Акуловъ сна
чала обидѣлся, когда ему предложили занять мѣсто повара, но, узнавъ, что жалованья ему не убавятъ и оставятъ въ его распоряженіи флигель, а новый приказчикъ помѣстится въ особой избѣ,-онъ успокоился и съ наслажденіемъ занялся своимъ люби
мымъ дѣломъ, преподнося барину такія блюда, что пальчики оближешь.
Поправка дома скоро окончилась. Степанъ смотрѣлъ и за стройкой, съ удивительнымъ знаніемъ замѣчая каждое непра
вильно полозкениое бревно, казкдый но по мѣсту вбитый гвоздь... И Корнухинъ, и Ѳедоръ Карлычъ говорили Текалову, что онъ долженъ быть очень благодаренъ Чернобыльникову, что Сте
панъ-находка. Да и самъ Владимиръ Петровичъ, хотя и мало еще понималъ въ хозяйствѣ, не могъ не видѣть, что все пошло иначе. Работники были подтянуты и работали больше, поросенокъ помѣщенъ въ хлѣвъ, гдѣ на хорошемъ корму быстро отъѣлся и парша у него пропала; цыплята и вся молодая птица была собрана въ особомъ огорозкѳнномъ помѣщеніи, гдѣ надъ ними над
зирала особая дѣвчонка, и гдѣ не могли ихъ заѣсть ястребъ,
кошка и Чокъ, и т. д. и т. д. Разница была огромная даже въ неопытныхъ глазахъ молодого хозяина.
Самъ онъ тозке мало-ио-малу втягивался въ хозяйство и сталъ имъ интересоваться. Теперь онъ уже не смѣшалъ бы ленъ съ пшеницей или рандель съ косилкой; теперь онъ понялъ, почему