Не дайте въ обиду меня, бѣдную, потому средства у него есть хорошія: живетъ въ городѣ, держитъ тамъ анеральное заведеніе, въ которомъ выдѣлываетъ шипящія воды съ букетомъ и разными ароматами!.. Не обидьте, ваши степенства!..
И обученная вдова-истица еще ниже закланялась и заработала платкомъ подъ глазомъ.
— А почему этта такому у тебя, значитъ, всецѣло лѣвый глазъ завязанъ?..—сурово, какъ ни въ чемъ не бывало, спросилъ Люляновъ.
— Потому, судья праведный, что онъ же мнѣ, какъ бы въ угрозу, насильственное рукоприкладство учинилъ!..
— Таа-акъ!.. — Многозначительно протянулъ Люляевъ ! и тутъ же подтолкнулъ и разбудилъ клевавшаго носомъ Дуромолова громко и укоризненно, покачивая головой въ сторону Степана Конина, добавилъ...
— Слѣдственно всецѣло дерзнулъ на родную мать десницей посягнуть?!.
— За что почтете, то и будетъ, судьи-милостивцы!.— захныкала, кланяясь, вдова.
— Только и могу вамъ, господа судьи, объяснить, что мать свою я не билъ, такъ какъ свидѣтелей этому нѣтъ;
кормить я ее не отказываюсь и въ виду того, что живу въ городѣ—милости прошу ее хоть сейчасъ туда ко мнѣ:
хлѣба, свѣта и тепла у меня для нее всегда хватетъ. За оброкъ же я платить не желаю потому, что всей землей пользуется она же, моя матушка!.,—отчеканилъ Степанъ.
Судьи переглянулись, такъ какъ дѣло вдругъ приняло неожиданный оборотъ: сынъ не отказывался отъ прокорм
ленія матери, но приглашалъ ее на совмѣстную жизнь въ городѣ, между тѣмъ, какъ она хозяйствовала въ деревнѣ. Приходилось волей-неволей отказывать въ искѣ. Но... очень
ужъ иондравилась Ивану Егорову пестрая телка-двухлѣтка вдовы-истицы, почему онъ и на этотъ разъ не ударилъ себя въ грязь лицомъ, вытягивая эту телку въ свою деревню Агнеловку, такъ сказать, и за хвостъ и за голову...
— А. ты, бабка, давала ему свое родительское благословеніе на производство этихъ минеральныхъ, шипящихъ водъ?.. —опять сурово и серьезно спросилъ онъ истицу.
— Помилуйте, какъ же эфто можно? Да развѣ жъ я не православная христіанка, — взмолилась вдова, хватаясь за эти шипящія воды, какъ утопающій за соломенку.
— Въ такомъ разѣ,— продолжалъ бывшій маклакъскупщикъ,—какъ же она при преклонныхъ лѣтахъ своихъ можетъ идтнть къ нему въ городъ въ такое заведеніе, къ которому у пей всецѣло душа не лежитъ и па открытіе котораго она не давала ему своего материпскаго благосло
венія, на вѣки нерушимаго! Это противно нашему хрестьянскому свычаю и обиходу.
Между судьями началось усиленное дѣловое Перешентываніе, настолько жаркое, что судья Дуромоловъ два раза очень громко щелкнулъ себя, сгоняя мухъ, но вспотѣв
шей лысинѣ, а Сокинъ, безъ всякой надобности открывая и закрывая свои серебряные ходунцы, совершенно неожиданно лизнулъ ихъ крышку.
Результатомъ этихъ жаркихъ преній явилось переселеніе судей-милостивцевъ изъ судейской въ совѣщателіліуы.
Сверхъ - жонглеръ.
— А вѣдь дѣло-то не чисто: Степанъ, какъ-никакъ, правъ, и вдовицѣ прійдется отказать!?! — первый началъ предсѣдатель Анчушкинъ, старательно разутюживая свою комолую бородку.
— Ну-къ что жь што не нрава, но мы въ нашей дистанціи должны по свычаю почтеніе оказать лучче жъ матери, нежели сыну!.. Вцѣпился Люляевъ, по старой привычкѣ засучая рукава чуйки и оголяя свои яотлистыя волосатыя руки: до того ему не хотѣлось упустить пестрой телки.
— Ишь лощенные-то сапоги надѣлъ: думаетъ, удивитъ кого!.. Пущай жаловается на насъ, а мы пока што по со
вѣстному убѣяаденію своему согнемъ его по своему. А я у тебя въ такомъ разѣ, Миколай Степановичъ, въ твоемъ Вороньевѣ всю партію полозьевъ чохомъ возьму!..
— Развѣ ужь такъ!..—согласился Анчушкинъ, не безъ достоинства поправляя знакъ на спинжакѣ,—только какъ другіе?
— ИІто другіе?.. — радостно заерзалъ Люляевъ, посучивая рукавами и чувствуя, что половина телки уясе втащена къ нему на дворъ въ Ангеловку.
— Другіе противъ пасъ съ тобой, Николай Степанычъ, не пойдутъ, потому какъ я Сокину по пріѣздѣ изъ Борпсоглѣбскова отпущу мѣшковъ десять подсолнуху и пускай онъ имъ базаритъ въ округѣ по ярманкамъ.
— Ну, а мнѣ, Иванъ Егорычъ, соблаговоли на старости
И обученная вдова-истица еще ниже закланялась и заработала платкомъ подъ глазомъ.
— А почему этта такому у тебя, значитъ, всецѣло лѣвый глазъ завязанъ?..—сурово, какъ ни въ чемъ не бывало, спросилъ Люляновъ.
— Потому, судья праведный, что онъ же мнѣ, какъ бы въ угрозу, насильственное рукоприкладство учинилъ!..
— Таа-акъ!.. — Многозначительно протянулъ Люляевъ ! и тутъ же подтолкнулъ и разбудилъ клевавшаго носомъ Дуромолова громко и укоризненно, покачивая головой въ сторону Степана Конина, добавилъ...
— Слѣдственно всецѣло дерзнулъ на родную мать десницей посягнуть?!.
— За что почтете, то и будетъ, судьи-милостивцы!.— захныкала, кланяясь, вдова.
— О-оо-охо-хо, грѣхи наши тяжкіе!.. —зашамкалъ Дуромоловъ. — Святотатственно нарушилъ пятую заповѣдь, въ коей говорится...
— Ты што могшпь доказать въ свое оправданіе?!.—совсѣмъ уже строго обратился предсѣдатель Анчушкинъ къ отвѣтчику.
— Только и могу вамъ, господа судьи, объяснить, что мать свою я не билъ, такъ какъ свидѣтелей этому нѣтъ;
кормить я ее не отказываюсь и въ виду того, что живу въ городѣ—милости прошу ее хоть сейчасъ туда ко мнѣ:
хлѣба, свѣта и тепла у меня для нее всегда хватетъ. За оброкъ же я платить не желаю потому, что всей землей пользуется она же, моя матушка!.,—отчеканилъ Степанъ.
Судьи переглянулись, такъ какъ дѣло вдругъ приняло неожиданный оборотъ: сынъ не отказывался отъ прокорм
ленія матери, но приглашалъ ее на совмѣстную жизнь въ городѣ, между тѣмъ, какъ она хозяйствовала въ деревнѣ. Приходилось волей-неволей отказывать въ искѣ. Но... очень
ужъ иондравилась Ивану Егорову пестрая телка-двухлѣтка вдовы-истицы, почему онъ и на этотъ разъ не ударилъ себя въ грязь лицомъ, вытягивая эту телку въ свою деревню Агнеловку, такъ сказать, и за хвостъ и за голову...
— А. ты, бабка, давала ему свое родительское благословеніе на производство этихъ минеральныхъ, шипящихъ водъ?.. —опять сурово и серьезно спросилъ онъ истицу.
— Помилуйте, какъ же эфто можно? Да развѣ жъ я не православная христіанка, — взмолилась вдова, хватаясь за эти шипящія воды, какъ утопающій за соломенку.
— Въ такомъ разѣ,— продолжалъ бывшій маклакъскупщикъ,—какъ же она при преклонныхъ лѣтахъ своихъ можетъ идтнть къ нему въ городъ въ такое заведеніе, къ которому у пей всецѣло душа не лежитъ и па открытіе котораго она не давала ему своего материпскаго благосло
венія, на вѣки нерушимаго! Это противно нашему хрестьянскому свычаю и обиходу.
Между судьями началось усиленное дѣловое Перешентываніе, настолько жаркое, что судья Дуромоловъ два раза очень громко щелкнулъ себя, сгоняя мухъ, но вспотѣв
шей лысинѣ, а Сокинъ, безъ всякой надобности открывая и закрывая свои серебряные ходунцы, совершенно неожиданно лизнулъ ихъ крышку.
Результатомъ этихъ жаркихъ преній явилось переселеніе судей-милостивцевъ изъ судейской въ совѣщателіліуы.
Сверхъ - жонглеръ.
3. Секретъ совѣщательной.
— А вѣдь дѣло-то не чисто: Степанъ, какъ-никакъ, правъ, и вдовицѣ прійдется отказать!?! — первый началъ предсѣдатель Анчушкинъ, старательно разутюживая свою комолую бородку.
— Ну-къ что жь што не нрава, но мы въ нашей дистанціи должны по свычаю почтеніе оказать лучче жъ матери, нежели сыну!.. Вцѣпился Люляевъ, по старой привычкѣ засучая рукава чуйки и оголяя свои яотлистыя волосатыя руки: до того ему не хотѣлось упустить пестрой телки.
— Ишь лощенные-то сапоги надѣлъ: думаетъ, удивитъ кого!.. Пущай жаловается на насъ, а мы пока што по со
вѣстному убѣяаденію своему согнемъ его по своему. А я у тебя въ такомъ разѣ, Миколай Степановичъ, въ твоемъ Вороньевѣ всю партію полозьевъ чохомъ возьму!..
— Развѣ ужь такъ!..—согласился Анчушкинъ, не безъ достоинства поправляя знакъ на спинжакѣ,—только какъ другіе?
— ИІто другіе?.. — радостно заерзалъ Люляевъ, посучивая рукавами и чувствуя, что половина телки уясе втащена къ нему на дворъ въ Ангеловку.
— Другіе противъ пасъ съ тобой, Николай Степанычъ, не пойдутъ, потому какъ я Сокину по пріѣздѣ изъ Борпсоглѣбскова отпущу мѣшковъ десять подсолнуху и пускай онъ имъ базаритъ въ округѣ по ярманкамъ.
— Ну, а мнѣ, Иванъ Егорычъ, соблаговоли на старости