деревянныя, съ ихъ главками и бочками, - какъ хорошо онѣ выглядываютъ изъ зелени елокъ и березокъ, какъ
онѣ вяжутся своими силуэтами съ нашимъ сѣвернымъ лѣсомъ. Вотъ въ этомъ-то соединеніи природы съ твореніемъ человѣка и есть настоящее, свободное искусство.
Какъ же создавалась Св. Софія въ Константинополѣ, какими образцами пользовались строители? Отвѣтъ на этотъ вопросъ даетъ преданіе: оно говоритъ, что императоръ Юстиніанъ пожелалъ создать не
бывалый по величію храмъ и требовалъ отъ зодчихъ небывалаго, новаго. Онъ требовалъ отъ нихъ свободной творческой фантазіи, и зодчіе дали ее ему. Чѣмъ они пользовались при созданіи, - прошлымъ-ли, своимъ-ли, чужимъ-ли, - да не все ли равно? По плану, если сдѣлать смѣлое сравненіе, Св. Софія подходитъ къ тер
мамъ [*)]. Вспомнимъ, что христіанскія базилики ведутъ
свое начало отъ языческихъ базиликъ, имѣвшихъ вовсе не религіозное назначеніе. Подобное желаніе свободнаго созидательнаго творчества мы наблюдаемъ и въ Москвѣ, при созиданіи Покровскаго Собора, или Василія Блаженнаго.
Но что же мы видимъ въ наше время? Мы видимъ, что архитекторы-археологи изученіемъ старины не только не помогаютъ развитію новыхъ формъ, но напротивъ, они стремятся многія новыя церковныя формы, даже XVII вѣка, объяснить случайностью, практичностью и утилитарностью.
Въ своей книгѣ «Исторія Русской Архитектуры.» архитекторъ Павлиновъ пытается доказать, что четырехскатныя крыши на ярославскихъ церквахъ образова
лись совершенно случайно изъ желанія упростить перекрытіе по 3-мъ полукружіямъ одной крышей, въ XVIII вѣкѣ; самъ онъ ссылается при описаніи ц. Іоанна Б. въ Толчковѣ на старинные виды Ярославля 1731 г., хранящіеся въ ярославскомъ статистическомъ комитетѣ (рис. 92 въ его книгѣ), выбираетъ изъ этихъ видовъ для своей реставраціи то. что подходитъ подъ его предположенія, четырехскатную же крышу все таки, несмотря на существованіе ея на приведенномъ рисункѣ, пытается оспаривать, называетъ ее новою и даетъ чертежи анти - художественнаго перекрытія церкви по четыремъ полукружіямъ, вовсе не вяжу
щагося по силуету и формамъ со всей церковью. Хорошо еще, когда на такія реставраціи не находится денегъ; но сколько уже церквей попорчено подобными неудач
ными реставраціями, авторы которыхъ желали во чтобы то ни стало, увидѣть въ русскихъ церквяхъ византійскій прототипъ, не заботясь о красотѣ общаго.
При этомъ глаза реставраторовъ закрываются, они въ своемъ ученомъ увлеченіи перестаютъ видѣть кра
соту и характеръ формъ и пропорцій, не видятъ связи широкихъ простыхъ перекрытій съ вычурностью главокъ; они все хотятъ объяснить случайностью, по
дражаніемъ и заставляютъ насъ не творить въ русскомъ стилѣ свободно, запоминая только общую идею, силуэтъ строенія и связь его съ мѣстностью и вку
сами жителей, а выкопировывать и запоминать всякіе профильки, крестики и др. мелочи, и потомъ ихъ еще
объитальянить по своему, дабы придать имъ дешевую культурность 2о-го столѣтія.
О внутреннемъ убранствѣ церквей тоже можно сказать много; я ограничусь единственно указаніемъ на то, что золото и его блескъ въ большомъ коли
чествѣ хороши только на древнихъ иконостасахъ, или въ полутонахъ, или почти въ темнотѣ.
Вспомнимъ хотя бы внутренность Успенскаго собора въ Москвѣ, вспомнимъ всенощную, когда въ полутьмѣ мерцаютъ свѣчи и отражаются искрами въ золотѣ иконостаса и окладовъ. Но если вы эту наивную и тонко художественную композицію вынесете на свѣтъ храма Спасителя, окружите крикливыми порфирами и безвкусными мраморами, то получится бутафорія.
Я не возстаю противъ свѣтлыхъ, парадныхъ церквей, подобныхъ Смольному собору, царскосельской дворцовой церкви или храму Андрея первозваннаго въ Кіевѣ. Это нѣчто другое: геніальный архитекторъ придалъ имъ парадный видъ дворца, и вся раззолоченность и вычурность вылилась въ такія же вычур
ныя и парадныя формы, съ которыми такъ вязались
и современные нарядные туалеты дамъ и мужчинъ. Но я возстаю противъ превращенія, какъ это теперь дѣлаютъ, безхитростной, дѣтски простой и искренней,
древнерусской архитектуры и убранства въ парадныя, противъ коверканья (какъ это мы видимъ, начиная съ Тоновской архитектуры и до нашихъ дней, за немно
гими исключеніями) простыхъ и живыхъ формъ на «приличный» ладъ. Я называю подобное искусство бутафорскимъ, да и то на плохой вкусъ.
Мнѣ могутъ возразить, что новыя формы вытекаютъ изъ конструкцій; но вѣдь это азбучная истина, годная только для воспитанія, въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Если во всемъ, а въ особенности въ идейныхъ вещахъ, желать, чтобы насъ вдохновляла кон
струкція, то мы и новыхъ конструкцій не изобрѣтемъ, и вычеркнемъ изъ страницъ архитектуры такія вещи, какъ фальшивыя главки въ русскомъ стилѣ и фальши
вый куполъ на гробницѣ Тамерлана въ Самаркандѣ. Въ искусствѣ необходимо правильно выражать идеи и достигать силы впечатлѣнія, не раздумывая о средствахъ (предполагается, что средства - т. е. знаніе современныхъ конструкцій архитектору доступно въ со
вершенствѣ, подобно тому какъ музыкантъ долженъ знать инструментъ, при помогли котораго онъ творитъ) и не задаваясь метафизикой; бутафорія и декорація на театральныхъ подмосткахъ превращаются въ большое искусство, если ихъ исполняетъ настоящій художникъ.
Идею подѣлиться моими мыслями съ почтеннымъ собраніемъ далъ мнѣ I. С. Китнеръ. Я полагаю, что подобныя мысли бродятъ въ головѣ у каждаго изъ современныхъ архитекторовъ-строителей, подѣлиться ими и об
мѣняться мнѣніями было бы поучительно и любопытно: нѣкоторые могутъ призадуматься, нѣкоторые - и прі
охотиться мы начнемъ, быть можетъ, влагать успѣшно долю, хотя бы малую, чистаго искусства въ трудную задачу «проведенія искусства въ жизнь».
А. Щусевъ.
[*)] Агриппы въ Римѣ (по Ривойра).
онѣ вяжутся своими силуэтами съ нашимъ сѣвернымъ лѣсомъ. Вотъ въ этомъ-то соединеніи природы съ твореніемъ человѣка и есть настоящее, свободное искусство.
Какъ же создавалась Св. Софія въ Константинополѣ, какими образцами пользовались строители? Отвѣтъ на этотъ вопросъ даетъ преданіе: оно говоритъ, что императоръ Юстиніанъ пожелалъ создать не
бывалый по величію храмъ и требовалъ отъ зодчихъ небывалаго, новаго. Онъ требовалъ отъ нихъ свободной творческой фантазіи, и зодчіе дали ее ему. Чѣмъ они пользовались при созданіи, - прошлымъ-ли, своимъ-ли, чужимъ-ли, - да не все ли равно? По плану, если сдѣлать смѣлое сравненіе, Св. Софія подходитъ къ тер
мамъ [*)]. Вспомнимъ, что христіанскія базилики ведутъ
свое начало отъ языческихъ базиликъ, имѣвшихъ вовсе не религіозное назначеніе. Подобное желаніе свободнаго созидательнаго творчества мы наблюдаемъ и въ Москвѣ, при созиданіи Покровскаго Собора, или Василія Блаженнаго.
Но что же мы видимъ въ наше время? Мы видимъ, что архитекторы-археологи изученіемъ старины не только не помогаютъ развитію новыхъ формъ, но напротивъ, они стремятся многія новыя церковныя формы, даже XVII вѣка, объяснить случайностью, практичностью и утилитарностью.
Въ своей книгѣ «Исторія Русской Архитектуры.» архитекторъ Павлиновъ пытается доказать, что четырехскатныя крыши на ярославскихъ церквахъ образова
лись совершенно случайно изъ желанія упростить перекрытіе по 3-мъ полукружіямъ одной крышей, въ XVIII вѣкѣ; самъ онъ ссылается при описаніи ц. Іоанна Б. въ Толчковѣ на старинные виды Ярославля 1731 г., хранящіеся въ ярославскомъ статистическомъ комитетѣ (рис. 92 въ его книгѣ), выбираетъ изъ этихъ видовъ для своей реставраціи то. что подходитъ подъ его предположенія, четырехскатную же крышу все таки, несмотря на существованіе ея на приведенномъ рисункѣ, пытается оспаривать, называетъ ее новою и даетъ чертежи анти - художественнаго перекрытія церкви по четыремъ полукружіямъ, вовсе не вяжу
щагося по силуету и формамъ со всей церковью. Хорошо еще, когда на такія реставраціи не находится денегъ; но сколько уже церквей попорчено подобными неудач
ными реставраціями, авторы которыхъ желали во чтобы то ни стало, увидѣть въ русскихъ церквяхъ византійскій прототипъ, не заботясь о красотѣ общаго.
При этомъ глаза реставраторовъ закрываются, они въ своемъ ученомъ увлеченіи перестаютъ видѣть кра
соту и характеръ формъ и пропорцій, не видятъ связи широкихъ простыхъ перекрытій съ вычурностью главокъ; они все хотятъ объяснить случайностью, по
дражаніемъ и заставляютъ насъ не творить въ русскомъ стилѣ свободно, запоминая только общую идею, силуэтъ строенія и связь его съ мѣстностью и вку
сами жителей, а выкопировывать и запоминать всякіе профильки, крестики и др. мелочи, и потомъ ихъ еще
объитальянить по своему, дабы придать имъ дешевую культурность 2о-го столѣтія.
О внутреннемъ убранствѣ церквей тоже можно сказать много; я ограничусь единственно указаніемъ на то, что золото и его блескъ въ большомъ коли
чествѣ хороши только на древнихъ иконостасахъ, или въ полутонахъ, или почти въ темнотѣ.
Вспомнимъ хотя бы внутренность Успенскаго собора въ Москвѣ, вспомнимъ всенощную, когда въ полутьмѣ мерцаютъ свѣчи и отражаются искрами въ золотѣ иконостаса и окладовъ. Но если вы эту наивную и тонко художественную композицію вынесете на свѣтъ храма Спасителя, окружите крикливыми порфирами и безвкусными мраморами, то получится бутафорія.
Я не возстаю противъ свѣтлыхъ, парадныхъ церквей, подобныхъ Смольному собору, царскосельской дворцовой церкви или храму Андрея первозваннаго въ Кіевѣ. Это нѣчто другое: геніальный архитекторъ придалъ имъ парадный видъ дворца, и вся раззолоченность и вычурность вылилась въ такія же вычур
ныя и парадныя формы, съ которыми такъ вязались
и современные нарядные туалеты дамъ и мужчинъ. Но я возстаю противъ превращенія, какъ это теперь дѣлаютъ, безхитростной, дѣтски простой и искренней,
древнерусской архитектуры и убранства въ парадныя, противъ коверканья (какъ это мы видимъ, начиная съ Тоновской архитектуры и до нашихъ дней, за немно
гими исключеніями) простыхъ и живыхъ формъ на «приличный» ладъ. Я называю подобное искусство бутафорскимъ, да и то на плохой вкусъ.
Мнѣ могутъ возразить, что новыя формы вытекаютъ изъ конструкцій; но вѣдь это азбучная истина, годная только для воспитанія, въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Если во всемъ, а въ особенности въ идейныхъ вещахъ, желать, чтобы насъ вдохновляла кон
струкція, то мы и новыхъ конструкцій не изобрѣтемъ, и вычеркнемъ изъ страницъ архитектуры такія вещи, какъ фальшивыя главки въ русскомъ стилѣ и фальши
вый куполъ на гробницѣ Тамерлана въ Самаркандѣ. Въ искусствѣ необходимо правильно выражать идеи и достигать силы впечатлѣнія, не раздумывая о средствахъ (предполагается, что средства - т. е. знаніе современныхъ конструкцій архитектору доступно въ со
вершенствѣ, подобно тому какъ музыкантъ долженъ знать инструментъ, при помогли котораго онъ творитъ) и не задаваясь метафизикой; бутафорія и декорація на театральныхъ подмосткахъ превращаются въ большое искусство, если ихъ исполняетъ настоящій художникъ.
Идею подѣлиться моими мыслями съ почтеннымъ собраніемъ далъ мнѣ I. С. Китнеръ. Я полагаю, что подобныя мысли бродятъ въ головѣ у каждаго изъ современныхъ архитекторовъ-строителей, подѣлиться ими и об
мѣняться мнѣніями было бы поучительно и любопытно: нѣкоторые могутъ призадуматься, нѣкоторые - и прі
охотиться мы начнемъ, быть можетъ, влагать успѣшно долю, хотя бы малую, чистаго искусства въ трудную задачу «проведенія искусства въ жизнь».
А. Щусевъ.
[*)] Агриппы въ Римѣ (по Ривойра).