но возобновлять впечатлѣніе картины, такъ какъ фотографія не можетъ передать его полностью въ краскахъ; всѣ эти и десятки другихъ условій несомнѣнно очень вредно отражаются на дѣлѣ и ставятъ худож
ника въ исключительно невыгодныя условія, съ кото
рыми художнику приходится постоянно считаться и которыхъ не встрѣчаетъ на своемъ пути писатель.
Съ маху, не подумавъ, не трудно намазать красивое пятно и назвавъ его «весною» или «осенью»,
«головкой» или «феей», поставить на выставку и даже продать за большія деньги, но такъ не напи
сать серьезной жанровой или исторической картины и серьезнаго пейзажа. Тутъ надо, кромѣ таланта, затра
тить громадный и умственный, и физическій трудъ. Надо обдумать вещь во всѣхъ мелочахъ, надо со
брать для нея матеріалъ, достать аксессуары, надо изучить эпоху, надо подобрать и отыскать типы, сло
вомъ, надо выносить въ себѣ всю картину, прежде чѣмъ она выльется на полотно. Не даромъ Ивановъ употребилъ 30 л. на созданіе одного произведенія, а Крамской десятки лѣтъ подготовлялся къ выполне
нію облюбованной темы, да такъ и не окончилъ ея. Каждый невѣрный ударъ кисти дѣлаетъ гримасу вмѣсто экспрессіи, урода вмѣсто красавицы; каждый, пустой на первый взглядъ, аксессуаръ, взятый невѣрно, можетъ убить картину и доказать недостаточную подготовку ея автора.
Каждая жанровая и историческая картина требуетъ отъ художника кромѣ затратъ своего внутрен
няго я, еще и матеріальныхъ затратъ и времени, тѣмъ болѣе у насъ въ Россіи, гдѣ нѣтъ ни достаточнаго количества пособій, ни музеевъ. Затѣявъ такую работу, художникъ долженъ платить деньгами натурѣ, доставать, а порой и заказывать по собствен
нымъ рисункамъ асессуары, ѣздить иногда за тридевять земель, чтобы изучить необходимую мѣстность и написать этюды съ натуры; онъ долженъ отыскать для прочтенія и перечитать массу книгъ, прежде чѣмъ, передъ нимъ встанетъ опредѣленно точный смыслъ того или иного событія; онъ долженъ, наконецъ, имѣть
удобную, а слѣдовательно и дорогую мастерскую и за весь этотъ трудъ, которому онъ отдаетъ годы жизни, что получитъ онъ въ награду? Десять, пят
надцать тысячъ человѣкъ изъ ста десяти милліоновъ народонаселенія Россіи посѣтятъ выставку и увидятъ его произведенія въ оригиналѣ; пятьдесятъ, допустимъ сто тысячъ мелькомъ взглянутъ на него, въ искаженномъ воспроизведеніи въ газетахъ, а ничего несознаю
щая и непонимающая критика разругаетъ его и его произведеніе и смѣшаетъ ихъ съ грязью, и ничего онъ не можетъ сказать въ свою защиту. А въ заклю
ченіе дорого стоющее, серьезное художественное произведеніе остается въ мастерской художника, ли
шая его возможности легче и свободнѣе осуществить тѣ новые замыслы, которыми полны его голова и сердце.
А у насъ еще удивляются, что картины цѣнятся сотнями рублей и требуютъ, чтобы художникъ про
давалъ свой оригинальный трудъ за ту же цѣну, за которую писатель продаетъ одинъ экземпляръ своего напечатаннаго въ тысячи экземплярахъ произведенія, или пѣвецъ — одно кресло изъ сотенъ на одномъ изъ
своихъ концертовъ. Немногіе художники съ увѣренностью могутъ считать свой годовой заработокъ въ двѣ, три тысячи рублей. Немудрено, что при такихъ условіяхъ много, очень много хорошихъ, глубокихъ и воплощаются на бумагѣ лишь въ формѣ этюдовъ и эскизовъ, и лежатъ въ папкахъ. Пейзажистъ по
ставленъ нѣсколько иначе, онъ работаетъ несравненно спокойнѣе и легче, и вотъ почему пейзажъ у насъ преобладаетъ. Пейзажистъ на лѣто уѣзжаетъ въ де
ревню, въ природу, ходитъ на этюды, пишетъ ихъ, наслаждаясь запахомъ полей и лѣсовъ — иногда, правда и комарами, но онъ отгоняетъ ихъ дымомъ папи
роски. Возвращаясь съ массой этюдовъ въ городъ осенью, пейзажистъ въ своей уютной мастерской компануетъ со своихъ этюдовъ и фотографій картину, пишетъ ее безъ всякихъ затратъ, кромѣ затратъ на холстъ, краски и раму, и можетъ быть почти увѣ
ренъ, что если картина его выйдетъ съ красивымъ пятнышкомъ, то онъ легко окупитъ себѣ новое, та
кое же пріятное и спокойное лѣто и получитъ новые панегирики по своему адресу. Пейзажъ мѣняется на деньги значительно легче и чаще. Онъ понятнѣе и
доступнѣе неразвитой художественно массѣ капиталистовъ-пріобрѣтателей на выставкахъ въ немъ нѣтъ ничего, что глубоко затрагивало бы и волновало; онъ не оскорбляетъ ничьихъ убѣжденій, и потому кругъ его почитателей шире, онъ одинаково можетъ быть
милъ сердцу и консерватора, и либерала; ну а жанръ, да еще съ идеей, не часто найдетъ своего поку
пателя, а тотъ кругъ зрителей, который понимаетъ и ищетъ идею въ картинѣ, обыкновенно не въ силахъ помѣняться своимъ излишкомъ на трудъ художника. Вотъ почему у насъ пейзажъ и головки преобладаютъ на выставкахъ и, въ виду спроса на нихъ, цѣнятся значительно дороже идейныхъ вещей.
Вотъ если бы критикъ зналъ все это и принялъ бы къ свѣдѣнію, онъ былъ бы внимательнѣе и справедливѣе къ жанристу и историческому живописцу, и предъявилъ бы болѣе серьезныя требованія къ пейзажисту.
Пускай же серьезная пресса не игнорируетъ художественныя выставки, пускай она поможетъ худож
нику въ его работѣ и не позволитъ забрасывать его грязью, если онъ не угодилъ иксу или игреку, худо
жественнымъ рецензентамъ. Пускай она позаботится, чтобы художественная критика стала у насъ на должную высоту и заслужила вмѣсто «презрѣнія», которымъ она теперь справедливо пользуется, «спасибои отъ публики и отъ художника.
Трудно, очень трудно у насъ работать серьезному и любящему свое дѣло художнику!
М. Малышевъ