ЕЩЕ О ЧАЙКОВСКОМ

Статья т. Оболенского по-новому ставит вопрос о социальной чуждости для нас всего творчества Чайковского, признавая за ним только обаятельность формы, полемизирует в этом отношении с более «умеренной», хотя критической оценкой творчества Чайковского, данной С. Бугославским и др. Предоставляя место интересной статье т. Оболенского, редакция при
глашает музыкальных деятелей откликнуться на этот спор.
Конец Октября прошел у нас под знаком П. И.
Чайковского. Исполнилось 35 лет со дня смерти композитора, и все наши концертные организации решили «помянуть» дорогого покойника.
Начал София, устроивший 19 октября экстренный концерт с участием Госуд. Квартета имени Глазунова, на котором были исполнены все три струнные концерта Чайковского (Д-дур № 1 oп. II, Ф-дур № 2, оп. 22 и ес моль № 3, оп. 30).
21 октября Софил в абонементном концерте дал «Манфреда» и «Франческа да Римани»—под управлением В. И. Сука.
Наконец Персимфанс, 22 октября сыграл сразу 2 симфонии Чайковского IV и VI (патетическую).
Поминки, по совести говоря, довольно пышные и свидетельствующие о том, что «руководящиесовременной музыкальной жизнью круги цели
ком сохранили дореволюционный пиэтет к одному из крупных музыкантов дореволюционной России.
Нельзя скрыть того обстоятельства, что эти «руководящие круги» (я имею ввиду, главным образом, музыкантов, и наиболее видных музы
кальных критиков нашего времени) с несколько излишним усердием стараются агитировать на пользу сближения Чайковского с нашим новым слушателем. Признав в общем, что «творчество Чайковского глубоко насыщено чуждыми нашим дням эмоциями тоски», эти руководители общественного музыкального мнения все же ут
верждают, что «биение взволнованного сердца звучит и поныне в концертном зале, где играют Чайковского», который стал будто бы сейчас «близким и любимым» (С. Б-ский, из программы Софила 21 октября).
Нет никакой возможности в короткой рецензии произвести подробный анализ творчества Чайковского и пояснить, где лежит ошибка на
ших руководителей в оценке Чайковского. Само по себе стремление создания «непреходящих цен
ностей» для нашего сурового материалистического века неприемлемо ни в какой степени.
Что же касается Чайковского, то нам чужды не только «эмоции тоски», но и все основы этой тоски, самая психика Чайковского, рафиниро
ванного интеллигента - аристократа, в котором ни шестидесятые, ни семидесятые годы прош
лого столетия с их общественным подъемом не оставили ни малейшего следа. Если очарова
ние Чайковского сильно до сих пор в некоторых слоях нашего общества, — то этот несомненный анахронизм объясняется непререкаемой обаятельностью формы, одновременно и простой и необы
чайно мастерской (сложной, вопреки уверениям специалистов руководителей). Красивость, доступность и колоссальнейшее мастерство, вот, что за
ставляет до сих пор слушателя мириться с чуждым
и непонятным в глубине своей лиризмом, «самоковырянием» барина-аристократа эпохи падения кре
постничества. Невозможно дольше остановиться на развитии этого положения в рецензии. Хочется только оттенить, что оперирование со стороны почитателей Чайковского понятием «красивости, сердечности, доступности» и проч. его музыки не только ничего не объясняет в данном случае, но, наоборот, затемняет истинную сущность вещей.
И если прав цитированный мною выше Б-ский, что Чайковский «приковывает внимание молодой
советской аудитории», то приходится с грустью вспомнить, что недавно еще внимание «молодойсоветской аудитории приковывала и лирика Есе
нина, но что хорошего от этого «приковыванияполучилось немного и что свидетельствовало оно не об особенно ценных уклонах в настроении молодежи. Что касается концертов, то о боль
шинстве из них ничего, кроме хорошего, не скажешь.
Квартет имени Глазунова величина достаточно известная, и в том, что он справился с тремя квар
тетами Чайковского мастерски —- сомнения нет. Техническая ошибка устроителей все же несколько отозвалась на исполнении. Квартет игран в боль
шом зале Консерватории. А это, очевидно, создавало для исполнителей непривычные для исполнения условия и несколько их нервировало.
Приходилось форсировать звук, что, конечно, сказалось на общей слаженности, четкости и даже уверенности исполнения (особенно в исполнении первого квартета).
В. И. Сук тоже величина для москвичей известная и по заслугам — любимая.
Большое мастерство, глубина проникновения в создаваемые образы, необычайная спаянность,
какая-то оригинальная слиянность с оркестром— дала результаты поистине изумительные. Лично пишущему эти строки, слышавшему Манфреда неоднократно и до революции, никогда не удавалось слышать такого захватывающего, эффект
ного артистического исполнения этой вещи, какое дал В. И. Сук.
Трудно сказать что-нибудь об исполнении Персимфансом 4 и 6 симфоний.
Четвертая симфония исполняется сравнительно редко, к ней мало привыкли. В Персимфансе она прошла бледновато и у мало искушенного слу
шателя оставила впечатление некоторого недоумения.
Шестая—наобоорот, чрезвычайно популярна. А это-то обязывает, ибо толкование этой «программной лирики» требует необыкновенно тща
тельного подхода к материалу. Важно справиться не только со звучанием, но и с выявлением тех образов, которые рисовал композитор и общей связующей эти образы линии. Этого не вышло. Отдельные части звучали обыденно, но общей концепции не получилось, и знаменитая зашифрированная Чайковским «программа» 6-ой симфонии никак не объяснена.
Такие вещи требуют углубленного, продуманного исполнения. И уже если показывать пиэтет к «непреходящей ценности» шестой симфонии, следует делать это по-настоящему.
25-го октября и Московский Радио-узел Наркомпочтеля почтил Чайковского в своей студии длинным концертом, состоявшим из отрывков симфоний, опер, романсов.
Впечатление и от программы (пытались дать всестороннюю иллюстрацию творчества Чайковского) и от передачи — среднее. Пестрота про
граммы—мешает цельности впечатления, а неудо
влетворительное звучание (особенно оркестра) и того больше.
Л. ОБОЛЕНСКИЙ