„Р Е В И З О Р“ Новая постановка, показанная Замоскворецким

театром, должна была, повидимому, вернуть нас — после мейерхольдовского «Ревизора» — к щепкинской традиции толкования гениальной комедии. До основания сломав все классические мизансцены и «своенравно» распорядившись с тек
стом, театр вместе с тем не имел в виду по-новому раскрыть Гоголя. Внутренне спектакль цели
ком традиционен. Именно поэтому он застрял где-то посредине между «классикой» и «новаторством», не воскресив первой и не утвердив последнее.
В спектакле Замоскворецкого театра не пять, а четыре действия, причем—по тексту—первое,
второе и начало третьего объединены в одно. Вращающаяся сцена показывает нам то эпизод в доме городничего, то эпизод в трактире, затем опять у городничего, опять в трактире и т. д. Оттого, что зритель раньше видит, как Бобчинский и Добчинский обедают в трактире и пугаются заглядывающего к ним в тарелки Хлестакова, а потом слышит об этом их рассказ — от этого логика внешнего действия не страдает. Но для психологического строя комедии эта перетасовка,
как и ввод пантомимы, явно вредны. Трагикомедия «Ревизора», катастрофичность разыгрывающихся здесь событий определена ведь, как известно, только тем, что чиновники в страхе перед ревизо
ром в течение 1-го акта доходят до последних ступеней исступления. Но как поверить этому
страху, если вам только-что показывают фитюльку Хлестакова, «бояться» уже некого и нечего?! После этого слова и поступки всех действующих лиц уже чистый фарс, лишенный и психологического оправдания и социального смысла.
Первым актом спектакля «перетасовка», собственно, и кончается. В дальнейшем действие
Макет декорации „Ревизор
развивается по пьесе. Но «первоначальный пороккладет нежелательный отпечаток на весь спек
такль. Режиссуре (Ионов и Березина) казалось «не современным» пользоваться принятым на театре текстом и она «капризно» заменяла одни куски другими, беря их то из первого печатного издания «Ревизора» (представление семьи городничего Хлестакову), то из второго (сцена взяток) и т. п.
Эти замены ничем спектаклю не помогли. Кроме повода к построению новой мизансцены эти давно забытые «новшества» ничего не дали. Но зато и мизансцены эти, и фарсовый «уклон» только мельчили комедию.
Щепкин, сыграв «Ревизора», вынужден был признаться Сосницкому, что пьеса доставила ему много тяжелых минут, «ибо в результате сказался недостаток в силах и в языке». Требо
вание Гоголя: «нужно особенно стараться актеру быть скромнее, проще, и как бы благородней, чем как в самом деле есть то лицо, которое предста
вляется» — задача трудная и сложная. Молодым актерам Замоскворецкого театра она явно еще не по силам. Спектакль носит чисто-школьный характер. Если в постановочной части это не «эксперимент», а некий режиссерский «экзерсис» (упра
жнение), то в исполнительской части он—велико
лепная тренировка для способной молодежи. Здесь можно пока только говорить о больших или меньших неудачах, ибо удачи должно отме
тить разве только в исполнении Гарбузова (Лука Лукич) и Козловой (Мария Андреевна), а самое неудачное в спектакле исполнение Поляниновым роли Хлестакова.
Было бы несправедливым сказать, что спектакль лишен и многих положительных качеств. Попытка вынести действие из четырех стен дома городничего на улицу и показать провинциальное
захолустье, стремление «обыграть» все углы дома городничего и подчеркнуть царствовавшие здесь крепостнические нравы — достойны всяческого внимания.
Работа художников Штанга и Ридмана изобретательна, остроумна и дает яркое представление о «дореформенной» провин
ции. Спектакль к тому же во внешней обстановке и костюмах очень историчен, а отдельные эпизоды насыщены густым и сочным бытом (последний акт, например), Еслибы режиссура держалась рамок вот этого культурного историзма, не увлекаясь чрезмерным «коловращением» сцены и не
нужными экспериментами над текстом, спектакль не только выиграл бы в цельности, но и стал бы в ряд интересных и нуж
ных опытов современного оформления классической пьесы. И. КРУТИ
В ЗАМОСКВОРЕЦКОМ ТЕАТРЕ