Всеволодъ Гаршинъ въ вопросахъ искусства.

красками, и тѣ мелкія шалости его карандаша, которыя сохранились, конечно, не даютъ права говорить о его художественно — живописныхъ способностяхъ; но творить и понимать — дѣло совершенно различное.
Сколько можно указать художниковъ, виртуозовъ техники, не понимающихъ ни значенія, ни задачъ искусства и наоборотъ, кому не случалось встрѣчать людей, не умѣющихъ держать въ рукахъ карандаша, но глубоко понимающихъ и чувствующихъ искусство, тонко изучившихъ его и умѣющихъ въ немъ серьезно разобраться.
Вотъ къ этимъ то послѣднимъ и можно причислить Всеволода Гаршина, прибавивъ, что онъ былъ еще талантливый и извѣстный писатель.
Его свѣдѣнія въ вопросахъ искусства были очень обширны, онъ былъ художественно широко начитанъ и этимъ можно объяснить отчасти, почему худож
ники такъ любили и цѣнили бесѣду съ Гаршинымъ. Его живое слово глубже всякой лекціи западало въ
сердца, а его личные художественно-литературные труды, такіе изящные и по идеѣ и по формѣ, сами по себѣ говорятъ ясно, что именно любилъ и цѣ
нилъ Гаршинъ въ искусствѣ и что онъ сѣялъ своими горячими, убѣжденными словами въ молодыхъ сердцахъ художниковъ.
Красота въ высшемъ смыслѣ слова, красота во всемъ, и внутренняя и внѣшняя, по мнѣнію В. Гар
шина, являлась непрѣменнымъ условіемъ для того чтобы произведеніе могло быть признано художественнымъ.
Несмотря на то, что Всеволодъ Михайловичъ былъ близко знакомъ со всѣми русскими художниками и
вхожъ въ различные художественные кружки, онъ нс принадлежалъ ни къ какой партіи въ искусствѣ и, хотя духовныя тяготѣнія его, какъ и всѣхъ интелли
гентныхъ людей того времени были на сторонѣ «пе
редвижниковъ», являвшихся тогда самымъ живымъ и свободнымъ элементомъ въ исскуствѣ, но его сердцу были дороги и художники, не входившіе въ со
ставъ «товарищества передвижныхъ художественныхъ выставокъ». Національности въ искусствѣ для Гарши
на не существовало, и иностранные художники также находили въ немъ друга, какъ и русскіе; не отри
24 Марта 1888 не стало Всеволода Гаршина.
20 лѣтъ прошло съ этого дня, а Гаршинъ-писатель не только не забытъ, но становится день ото дня дороже сердцу всѣхъ, кто искренно любитъ и уважаетъ родное искусство.
Въ наше эгоистическое время память о людяхъ не переживаетъ ихъ долго и умираетъ почти вмѣстѣ съ ними, но и Гаршинъ — человѣкъ также живъ въ памяти тѣхъ, кого судьба столкнула съ нимъ на жиз
ненномъ пути, какъ и Гаршинъ - писатель, и трудно
встрѣтить человѣка, который обмолвился бы дурнымъ словомъ объ этомъ, въ высшей степени духовно чистомъ и хорошемъ, истинно «образѣ и подобіи Божіемъ».
Поэтому то я, близко знавшій покойнаго съ малыхъ лѣтъ, позволяю себѣ, не затрагивая дѣятельность Гаршина какъ писателя, такъ какъ эта сторона ос
вѣщена достаточно, и не говоря о немъ какъ о «чело
вѣкѣ», т. к. и объ этомъ достаточно сказано въ его біографіи и воспоминаніяхъ о немъ, — остановить вни
маніе читателя на его дѣятельности въ сферѣ худо
жества, на его отношеніи къ русскому искусству и художникамъ.
Во всю мою жизнь я не встрѣчалъ никого, не исключая и гг. художниковъ-профессіоналовъ, кто бы такъ интересовался искусствомъ, такъ пылко любилъ и такъ глубоко понималъ его, какъ Гаршинъ, и смѣло можно сказать, что съ его смертью художники потеряли истиннаго умнаго и сердечнаго друга и серьезнаго художественнаго критика.
Правда, не много напечаталъ Гаршинъ статей по вопросамъ художества, но всѣ тѣ, кто близко зналъ его, кто слышалъ его живое, горячее слово по вопросамъ искусства, кто посѣщалъ съ нимъ художест
венныя выставки, — тѣ, въ особенности въ наши, печальные для искусства дни, горько чувствуютъ всю глу
бину утраты его для художества. И хотя скромный Всеволодъ Гаршинъ самъ и не довѣрялъ своимъ спо
собностямъ въ области художественной критики, («какой же я критикъ» говорилъ онъ постоянно), но вѣрнѣе и тоньше его нельзя было разобраться въ художественныхъ трудахъ.
Самъ Гаршинъ не учился ни рисовать, ни писать