зеленые ковры Ленотра? Еще труднѣе разстается съ остатками прежнихъ вѣковъ Англія. Тамъ они сохра
нялись до самаго послѣдняго времени и исчезали почти только по волѣ стихій. И какъ разъ этотъ народъ сохранилъ умѣніе строить и даже украшать всю жизнь до мельчайшихъ деталей. Итакъ, чѣмъ бережнѣе отно
сится народъ къ созданіямъ предковъ, тѣмъ лучше и красивѣе устраиваетъ омъ жизнь.
Но даже взявъ послѣдній изъ приведенныхъ примѣровъ — Лондонъ, мы не найдемъ въ немъ цѣльныхъ кусковъ старины. Вездѣ, рядомъ съ памятниками Тю
доровъ и Георговъ, бьетъ новая жизнь. Много прежняго исчезло, чаще не по волѣ людей, а благодаря стихіямъ. Чтобы дѣйствительно перенестись мыслью въ минувшіе вѣка нужно ѣхать въ города, которые были силою обстоятельствъ поставлены внѣ теченія жизни. Таковы наши Суздаль и Ростовъ, полупозабытые города, гдѣ до сихъ поръ стоятъ ограды монастырей и старыя церкви, потому что у жизни нѣтъ даже средствъ снести ихъ. Таковъ же Санъ-Джиминьяно, обѣднѣвшій, но когда то значительный городъ около Сіены. Тамъ до сихъ поръ на маленькомъ клочкѣ земли высятся 13 башенъ, на стѣнахъ храмовъ безъ реставраціи сохранились фре
ски Д. Гирландайо и Беноццо Гоццоли. Сидя въ узкихъ улицахъ подъ воротами башенъ нужно увѣрять себя, что уже двадцатый вѣкъ: кругомъ тотъ-же пейзажъ, какъ и въ то время, когда Данте говорилъ въ Palazzo Communale въ качествѣ посла Флоренціи. Наконецъ и въ Германіи имѣется Ротенбургъ - объ - деръ - Тауберъ, гдѣ всего три новыхъ дома, но и тѣ построены въ началѣ XVIII столѣтія.
Такіе города безконечно цѣнны для историка, для любителя старины, для художника; но развѣ это города
въ смыслѣ обиталища живыхъ людей? Только потому они и сохранились, что въ нихъ нѣтъ жизни и, если живые люди пріѣзжаютъ, то лишь какъ любопытные туристы.
Изъ послѣдняго неизбѣженъ выводъ, что каждое произведеніе искусства, служащее для украшенія жизни, со временемъ должно исчезнуть и замѣниться другимъ, разъ оно не удалено изъ жизни. Конечно, такое положеніе относится лишь къ тѣмъ произведеніямъ искусства, которые созданы ради жизни и говорится здѣсь лишь о смерти произведенія искусства для жизни.
Правда, бываютъ и такія произведенія искусства, которыя создавались и поступали сразу въ музеи. Та
ково, напримѣръ, искусство Тернера, Дегаза, таковы увеселительныя бесѣдки садовъ XVIII вѣка. Эти вещи сдѣланы не для жизни, они сразу внѣ ея, сразу мертвы и вѣчно Живы лишь какъ произведенія искусства.
Но всѣ созданія искусства, которыя мы причисляемъ къ высшимъ, были созданы для удовлетворенія потребностей жизни.
Парѳенонъ, созданія Фидія и Праксителя были созданы для религіозныхъ и политическихъ хранилищъ — памятниковъ Греціи. Вокругъ Акрополя и Олимпіи обра
щалась вся жизнь греческаго народа. Около Notre Dame и готическихъ соборовъ собирались крестовые походы, концентрировались вольные города. Версаль и Лувръ сконцентрировали вокругъ себя всю интелли
гентную жизнь послѣднихъ вѣковъ. Леонардо, Рафаель и М. Анджело украшали трапезныя монастыря, потолки капеллы, гдѣ до сихъ поръ совершаются торжественныя богослуженія, и собственные аппартаменты папъ.
Рембрандтъ и Гэсборо служили своей кистью для запечатлѣнія знатныхъ своихъ современниковъ.
Само собой разумѣется, что для наслажденія произведеніемъ искусства, какъ искусствомъ, совсѣмъ не имѣетъ значенія отношеніе даннаго предмета къ жизни.
Для наслажденія достаточна одна мысль автора, хотя бы сохранились лишь ничтожные слѣды самого произведенія.
Отъ „Тайной Вечери“ Леонардо почти ничего не осталось и это „почти ничто“ достаточно, чтобы понять значеніе „Сепа“ для ренессанса. Эти обрывки все же кажутся волшебнымъ видѣніемъ, точно эта вещь не написана, но геніальный создатель только сдернулъ со стѣны покровъ, закрывавшій предвѣчно созданную вещь. И всетаки наслажденіе со спеціальнымъ заѣздомъ въ пыльный Миланъ, съ платой за входъ въ трапезную съ толкущейся толпой длиннозубыхъ англичанокъ — это одно. А совсѣмъ другое раннимъ утромъ при возвращеніи съ Монмартра по улицамъ, установленнымъ кор
зинами съ земляникой и цвѣтной капустой, переполнен
нымъ веселой, галдящей, работающей толпой, увидать дивный Fontaine des Innocents, изъ котораго льется вода, какъ лилась и въ XVI вѣкѣ, а затѣмъ любоваться при восходѣ солнца на Нотръ-Дамъ и Лувръ.
Произведеніе искусства вѣчно, потому что мысль, создавшая его, не можетъ умереть. Можетъ исчезнуть тотъ матеріалъ, которымъ она была выражена. Но это дѣла не мѣняетъ. Аполлонъ Ставроктоносъ Праксителя исчезъ, но и по плохой сохранившейся копіи можно чувствовать красоту оригинала. А отъ Фидіевыхъ Зевса и Аѳины не осталось и копій, за то осталось то впеча
тлѣніе, которое они производили на преемниковъ Фидія, а черезъ нихъ на слѣдующія поколѣнія и на насъ.
Объ исчезновеніи произведеній искусства говорить теперь намъ больше нечего. Намъ нужно разобрать вопросъ объ отношеніи ихъ къ жизни, которая разверты
вается около нихъ и которая обусловила ихъ появленіе.
Пусть петербуржецъ не любитъ и не цѣнитъ постройки своего города — римско-классическія созданія Д. Гварен
ги, К. Росси и Т. Томона, но онъ живетъ между нами и въ нихъ. Отраженіе ихъ остается въ памяти и съ ними онъ сравниваетъ другіе города. Пусть онъ не умѣетъ достаточно цѣнить ихъ красоту, величайшій петербург
скій поэтъ ее сознавалъ - „Люблю тебя Петра творенье, люблю твой строгій, стройный видъ“. — Дивныя же по
стройки Ростова умерли тотчасъ при созданіи, потому что и тогда были нелѣпы. Странно строить церкви съ азкур
ною папертью надъ крѣпостными воротами. Какъ только всѣ эти сказочныя зданія были закончены постройкой, тотчасъ исчезла въ нихъ надобность, они стали разру
шаться и заростать бурьяномъ, такъ какъ возникли они лишь благодаря фантазіи геніальнаго зодчаго.
Живетъ лишь то произведеніе искусства, которое служитъ для жизни. Декоративное искусство существуетъ лишь на моментъ.
По формы и потребности жизни все время измѣняются, и произведете искусства должно отдѣляться нихъ. Конечно, возможенъ такой случай, что оно благодаря своему значенію станетъ неотъемлемой принадлеж
ностью жизни. Уничтоженіе его будетъ уничтоженіемъ того, для чего оно сдѣлано. Римъ безъ Св. Петра, Флоренція безъ купола Брунеллески, Лондонъ безъ Вест
минстера, Парижъ безъ Нотръ-Дамъ! Вѣдь это уже Римъ, не Флоренція, не Лондонъ и не Парижъ!
нялись до самаго послѣдняго времени и исчезали почти только по волѣ стихій. И какъ разъ этотъ народъ сохранилъ умѣніе строить и даже украшать всю жизнь до мельчайшихъ деталей. Итакъ, чѣмъ бережнѣе отно
сится народъ къ созданіямъ предковъ, тѣмъ лучше и красивѣе устраиваетъ омъ жизнь.
Но даже взявъ послѣдній изъ приведенныхъ примѣровъ — Лондонъ, мы не найдемъ въ немъ цѣльныхъ кусковъ старины. Вездѣ, рядомъ съ памятниками Тю
доровъ и Георговъ, бьетъ новая жизнь. Много прежняго исчезло, чаще не по волѣ людей, а благодаря стихіямъ. Чтобы дѣйствительно перенестись мыслью въ минувшіе вѣка нужно ѣхать въ города, которые были силою обстоятельствъ поставлены внѣ теченія жизни. Таковы наши Суздаль и Ростовъ, полупозабытые города, гдѣ до сихъ поръ стоятъ ограды монастырей и старыя церкви, потому что у жизни нѣтъ даже средствъ снести ихъ. Таковъ же Санъ-Джиминьяно, обѣднѣвшій, но когда то значительный городъ около Сіены. Тамъ до сихъ поръ на маленькомъ клочкѣ земли высятся 13 башенъ, на стѣнахъ храмовъ безъ реставраціи сохранились фре
ски Д. Гирландайо и Беноццо Гоццоли. Сидя въ узкихъ улицахъ подъ воротами башенъ нужно увѣрять себя, что уже двадцатый вѣкъ: кругомъ тотъ-же пейзажъ, какъ и въ то время, когда Данте говорилъ въ Palazzo Communale въ качествѣ посла Флоренціи. Наконецъ и въ Германіи имѣется Ротенбургъ - объ - деръ - Тауберъ, гдѣ всего три новыхъ дома, но и тѣ построены въ началѣ XVIII столѣтія.
Такіе города безконечно цѣнны для историка, для любителя старины, для художника; но развѣ это города
въ смыслѣ обиталища живыхъ людей? Только потому они и сохранились, что въ нихъ нѣтъ жизни и, если живые люди пріѣзжаютъ, то лишь какъ любопытные туристы.
Изъ послѣдняго неизбѣженъ выводъ, что каждое произведеніе искусства, служащее для украшенія жизни, со временемъ должно исчезнуть и замѣниться другимъ, разъ оно не удалено изъ жизни. Конечно, такое положеніе относится лишь къ тѣмъ произведеніямъ искусства, которые созданы ради жизни и говорится здѣсь лишь о смерти произведенія искусства для жизни.
Правда, бываютъ и такія произведенія искусства, которыя создавались и поступали сразу въ музеи. Та
ково, напримѣръ, искусство Тернера, Дегаза, таковы увеселительныя бесѣдки садовъ XVIII вѣка. Эти вещи сдѣланы не для жизни, они сразу внѣ ея, сразу мертвы и вѣчно Живы лишь какъ произведенія искусства.
Но всѣ созданія искусства, которыя мы причисляемъ къ высшимъ, были созданы для удовлетворенія потребностей жизни.
Парѳенонъ, созданія Фидія и Праксителя были созданы для религіозныхъ и политическихъ хранилищъ — памятниковъ Греціи. Вокругъ Акрополя и Олимпіи обра
щалась вся жизнь греческаго народа. Около Notre Dame и готическихъ соборовъ собирались крестовые походы, концентрировались вольные города. Версаль и Лувръ сконцентрировали вокругъ себя всю интелли
гентную жизнь послѣднихъ вѣковъ. Леонардо, Рафаель и М. Анджело украшали трапезныя монастыря, потолки капеллы, гдѣ до сихъ поръ совершаются торжественныя богослуженія, и собственные аппартаменты папъ.
Рембрандтъ и Гэсборо служили своей кистью для запечатлѣнія знатныхъ своихъ современниковъ.
Само собой разумѣется, что для наслажденія произведеніемъ искусства, какъ искусствомъ, совсѣмъ не имѣетъ значенія отношеніе даннаго предмета къ жизни.
Для наслажденія достаточна одна мысль автора, хотя бы сохранились лишь ничтожные слѣды самого произведенія.
Отъ „Тайной Вечери“ Леонардо почти ничего не осталось и это „почти ничто“ достаточно, чтобы понять значеніе „Сепа“ для ренессанса. Эти обрывки все же кажутся волшебнымъ видѣніемъ, точно эта вещь не написана, но геніальный создатель только сдернулъ со стѣны покровъ, закрывавшій предвѣчно созданную вещь. И всетаки наслажденіе со спеціальнымъ заѣздомъ въ пыльный Миланъ, съ платой за входъ въ трапезную съ толкущейся толпой длиннозубыхъ англичанокъ — это одно. А совсѣмъ другое раннимъ утромъ при возвращеніи съ Монмартра по улицамъ, установленнымъ кор
зинами съ земляникой и цвѣтной капустой, переполнен
нымъ веселой, галдящей, работающей толпой, увидать дивный Fontaine des Innocents, изъ котораго льется вода, какъ лилась и въ XVI вѣкѣ, а затѣмъ любоваться при восходѣ солнца на Нотръ-Дамъ и Лувръ.
Произведеніе искусства вѣчно, потому что мысль, создавшая его, не можетъ умереть. Можетъ исчезнуть тотъ матеріалъ, которымъ она была выражена. Но это дѣла не мѣняетъ. Аполлонъ Ставроктоносъ Праксителя исчезъ, но и по плохой сохранившейся копіи можно чувствовать красоту оригинала. А отъ Фидіевыхъ Зевса и Аѳины не осталось и копій, за то осталось то впеча
тлѣніе, которое они производили на преемниковъ Фидія, а черезъ нихъ на слѣдующія поколѣнія и на насъ.
Объ исчезновеніи произведеній искусства говорить теперь намъ больше нечего. Намъ нужно разобрать вопросъ объ отношеніи ихъ къ жизни, которая разверты
вается около нихъ и которая обусловила ихъ появленіе.
Пусть петербуржецъ не любитъ и не цѣнитъ постройки своего города — римско-классическія созданія Д. Гварен
ги, К. Росси и Т. Томона, но онъ живетъ между нами и въ нихъ. Отраженіе ихъ остается въ памяти и съ ними онъ сравниваетъ другіе города. Пусть онъ не умѣетъ достаточно цѣнить ихъ красоту, величайшій петербург
скій поэтъ ее сознавалъ - „Люблю тебя Петра творенье, люблю твой строгій, стройный видъ“. — Дивныя же по
стройки Ростова умерли тотчасъ при созданіи, потому что и тогда были нелѣпы. Странно строить церкви съ азкур
ною папертью надъ крѣпостными воротами. Какъ только всѣ эти сказочныя зданія были закончены постройкой, тотчасъ исчезла въ нихъ надобность, они стали разру
шаться и заростать бурьяномъ, такъ какъ возникли они лишь благодаря фантазіи геніальнаго зодчаго.
Живетъ лишь то произведеніе искусства, которое служитъ для жизни. Декоративное искусство существуетъ лишь на моментъ.
По формы и потребности жизни все время измѣняются, и произведете искусства должно отдѣляться нихъ. Конечно, возможенъ такой случай, что оно благодаря своему значенію станетъ неотъемлемой принадлеж
ностью жизни. Уничтоженіе его будетъ уничтоженіемъ того, для чего оно сдѣлано. Римъ безъ Св. Петра, Флоренція безъ купола Брунеллески, Лондонъ безъ Вест
минстера, Парижъ безъ Нотръ-Дамъ! Вѣдь это уже Римъ, не Флоренція, не Лондонъ и не Парижъ!