удивительной простотою и свѣжестью замысла. Стоитъ отмѣтить еще всегда пріятные, серебристые пейзажи Дилля и скульптуры Врба.
Но въ общемъ, не будучи германцемъ, обойти всѣ эти залы, добросовѣстно осмотрѣть тысячи картинъ— задача не легкая. Устроители это знали и къ вы
ставкѣ присоединили цѣлый городокъ увеселеній, начиная отъ продажи горячихъ сосисекъ до каруселей съ воздушными шарами.
Ha-ряду съ этимъ они не позабыли и серьезныхъ любителей, и для нихъ прибавили еще двѣ выставки: «старой Японіи» и «искусства и культуры во времена Саксонскихъ Курфюрстовъ».
Въ Россіи, къ сожалѣнію, до сихъ поръ весьма мало считаются со значеніемъ японскаго искусства, признавая его произведенія главнымъ образомъ, какъ курьезныя сувениры далекой страны. Въ русскихъ музеяхъ эти вещи встрѣчаются совершенно случайно, безъ подбора и указаній на время производства и на значеніе ихъ. (Укажу для интересующихся коллекцію чайниковъ, ла
ковъ и бронзы у Штиглица и тамъ же, въ библіотекѣ, чудеснѣйшія деревянныя гравюры Утамаро и Хоронобу).
А между тѣмъ значеніе японскаго искусства для декораціи — несравнимо. Нечего искать въ немъ строгихъ монументальныхъ формъ Египта, вѣчно прекрасной органической красоты греческаго искусства, духовнаго со
держанія Ренессанса или религіознаго порыва Готики. Японцами не было дано излить душу человѣка; ихъ интересовала его тѣло, интересовалъ человѣкъ какъ часть окружающей природы, какъ лучшій цвѣтокъ, созданный ею.
Тогда какъ арійцы въ своихъ религіозныхъ и философскихъ представленіяхъ все сводили къ силѣ чело
вѣческаго духа и за силами природы видѣли разумныя и думающія существа, японская, да и вообще всѣ куль
туры дальняго востока всю природу разсматриваютъ какъ лѣсъ странно переплетающихся, прекрасныхъ расте
ній. И человѣкъ, какъ одно изъ нихъ, своимъ тѣломъ, своими силами, своими мыслями еще больше запутываетъ и прибавляетъ еще больше яркихъ красокъ въ эту слож
ную картину. Въ японскихъ сагахъ и преданіяхъ боги являются па сцену случайно, какъ встрѣчается тигръ въ лѣсу или красивый цвѣтокъ на дорогѣ. И все это соче
таніе переплетается и растетъ лишь для того, чтобы создать тотъ чудный ландшафтъ, который видитъ япо
нецъ вокругъ себя. Каждый изъ нихъ знаетъ и любитъ эти ландшафты.
Путешествовать и осмотрѣть родную страну для японца почти религіозная обязанность. Станціи Тойокайдо— пути между Токіо и Іеддо, виды священной горы Фузи въ гравюрахъ Хирошиге и Хокусая распространены по всей Японіи и не только виды, но и легенды связанныя съ ними: то кошмарныя явленія злыхъ духовъ, то страшныя схватки на морскомъ берегу, а то анекдоты о сва
лившихся малярахъ, раскрашивавшихъ стѣну. Таково и все японское искусство: ихъ сложныя деревянныя по
стройки съ переплетомъ чудесной рѣзьбы, сложныя скульп
туры, похожія на загадочно изуродованные стволы старыхъ ивъ и, наконецъ, разнообразныя, какъ травы въ полѣ, гравюры. — Но какъ разнообразные пейзажи Японіи объеденены одною отовсюду видною и вѣчно пре
красною, горою Фузи, такъ при всемъ безконечномъ
разнообразіи формъ всѣ созданія японскаго искусства органически связаны между собой.
Искусство Индокитая еще разнообразнѣе, еше фантастичнѣе, но оно чуждо остальному міру. Нужно жить въ этой безконечно роскошной, полной чудесъ и ужа
совъ странѣ, чтобы понять, чудовищныя формы Явской Соро-Будуръ или отвратительныхъ и страшныхъ божествъ.
Въ Индійскомъ и Индокитайскомъ искусствѣ разнообразіе украшеній и деталей затемнило формы и замы
селъ. Японское искусство, не допуская повтореній формъ, стремится къ столь же цѣльнымъ созданіямъ, какъ и окружающій пейзажъ острововъ, законченный безуко
ризненнымъ снѣжнымъ конусомъ Фузи. — Вотъ почему, на ряду съ вышеназванными странами, создавшими образ
цовыя произведенія искусства, необходимо поставить и Японію. Среди нихъ она займетъ совершенно равное мѣсто, какъ страна орнамента. Имъ японцы владѣютъ безгранично и запасъ формъ его неисчерпаемъ.
Я нарочно останавливаюсь на этомъ вопросѣ, чтобы указать архитекторамъ, ищущимъ орнаментальныхъ украшеній, колоссальные запасы ихъ.
Для этого можно пользоваться многочисленными книжками, которыя легко получать въ Лондонѣ и Берлинѣ, и заключающими образцы орнаментики, чаще всего для печатанія тканей. Въ нихъ обыкновенно, начиная отъ геометрическихъ фигуръ, мало по малу доходятъ до летя
щихъ птицъ, вздымающихся волнъ и колеблющихся вѣтвей. Для русскаго архитектора очень важна еще и разработка деревянныхъ построекъ, отличные образцы коей имѣются въ пятомъ томикѣ Мангвы Хокусая.
На выставкѣ очень полно подобрано то, что обыкновенно хранятъ въ шкапахъ музеевъ: мелкія бронзы и гравюры.
Что касается до большихъ вещей, то, конечно, имъ не сравняться съ музеемъ Гимэ, напр., и даже безпо
добные лаки вовсе не новость. То же пришлось бы сказать и о деревянныхъ гравюрахъ, если бы онѣ не были подобраны очень изысканно. Всѣ листы, за исклю
ченіемъ двухъ-трехъ знаменитѣйшихъ Хокусаевъ, очень рѣдки. И вотъ, смотря на это собраніе, вспоминалась одна изъ знаменитѣйшихъ галлерей искусства, находящаяся недалеко, и которую я обѣжалъ утромъ передъ выставкой.
Ни одинъ изъ этихъ листовъ нельзя было поставить, какъ картину, какъ созданіе новаго міра, рядомъ съ Ватто
и Лоренонъ. Но по совершенству формы любой стоялъ рядомъ съ ними. Тамъ каждая картина была цѣлымъ но
вымъ міромъ и собраніе ихъ въ галлерею лишь утомляло и тѣмъ понижало значеніе каждой. Хотѣлось бы снова раз
нести ихъ по прежнимъ мѣстамъ, но скромнымъ церквамъ
и роскошнымъ палатццо. Изъ японскихъ гравюръ ни одна не врѣзалась особенно въ память, но, какъ полевые цвѣты, онѣ превосходили одна другую красотою композиціи и
благородными сочетаніями красотъ. Слѣдующая казалась лучше и новѣе предыдущихъ. — Недалеко на выставкѣ имѣлся рядъ европейскихъ подражаній и какъ скучны казались они по композиціи и какъ неловко были проведены линіи.
Ни одну вещь Хокусая или Утамаро нельзя поставить рядомъ съ Тьеполо или Ватто. Но нужно брать серіи ихъ вещей — а они всегда работали серіями. И эти серіи
Но въ общемъ, не будучи германцемъ, обойти всѣ эти залы, добросовѣстно осмотрѣть тысячи картинъ— задача не легкая. Устроители это знали и къ вы
ставкѣ присоединили цѣлый городокъ увеселеній, начиная отъ продажи горячихъ сосисекъ до каруселей съ воздушными шарами.
Ha-ряду съ этимъ они не позабыли и серьезныхъ любителей, и для нихъ прибавили еще двѣ выставки: «старой Японіи» и «искусства и культуры во времена Саксонскихъ Курфюрстовъ».
Въ Россіи, къ сожалѣнію, до сихъ поръ весьма мало считаются со значеніемъ японскаго искусства, признавая его произведенія главнымъ образомъ, какъ курьезныя сувениры далекой страны. Въ русскихъ музеяхъ эти вещи встрѣчаются совершенно случайно, безъ подбора и указаній на время производства и на значеніе ихъ. (Укажу для интересующихся коллекцію чайниковъ, ла
ковъ и бронзы у Штиглица и тамъ же, въ библіотекѣ, чудеснѣйшія деревянныя гравюры Утамаро и Хоронобу).
А между тѣмъ значеніе японскаго искусства для декораціи — несравнимо. Нечего искать въ немъ строгихъ монументальныхъ формъ Египта, вѣчно прекрасной органической красоты греческаго искусства, духовнаго со
держанія Ренессанса или религіознаго порыва Готики. Японцами не было дано излить душу человѣка; ихъ интересовала его тѣло, интересовалъ человѣкъ какъ часть окружающей природы, какъ лучшій цвѣтокъ, созданный ею.
Тогда какъ арійцы въ своихъ религіозныхъ и философскихъ представленіяхъ все сводили къ силѣ чело
вѣческаго духа и за силами природы видѣли разумныя и думающія существа, японская, да и вообще всѣ куль
туры дальняго востока всю природу разсматриваютъ какъ лѣсъ странно переплетающихся, прекрасныхъ расте
ній. И человѣкъ, какъ одно изъ нихъ, своимъ тѣломъ, своими силами, своими мыслями еще больше запутываетъ и прибавляетъ еще больше яркихъ красокъ въ эту слож
ную картину. Въ японскихъ сагахъ и преданіяхъ боги являются па сцену случайно, какъ встрѣчается тигръ въ лѣсу или красивый цвѣтокъ на дорогѣ. И все это соче
таніе переплетается и растетъ лишь для того, чтобы создать тотъ чудный ландшафтъ, который видитъ япо
нецъ вокругъ себя. Каждый изъ нихъ знаетъ и любитъ эти ландшафты.
Путешествовать и осмотрѣть родную страну для японца почти религіозная обязанность. Станціи Тойокайдо— пути между Токіо и Іеддо, виды священной горы Фузи въ гравюрахъ Хирошиге и Хокусая распространены по всей Японіи и не только виды, но и легенды связанныя съ ними: то кошмарныя явленія злыхъ духовъ, то страшныя схватки на морскомъ берегу, а то анекдоты о сва
лившихся малярахъ, раскрашивавшихъ стѣну. Таково и все японское искусство: ихъ сложныя деревянныя по
стройки съ переплетомъ чудесной рѣзьбы, сложныя скульп
туры, похожія на загадочно изуродованные стволы старыхъ ивъ и, наконецъ, разнообразныя, какъ травы въ полѣ, гравюры. — Но какъ разнообразные пейзажи Японіи объеденены одною отовсюду видною и вѣчно пре
красною, горою Фузи, такъ при всемъ безконечномъ
разнообразіи формъ всѣ созданія японскаго искусства органически связаны между собой.
Искусство Индокитая еще разнообразнѣе, еше фантастичнѣе, но оно чуждо остальному міру. Нужно жить въ этой безконечно роскошной, полной чудесъ и ужа
совъ странѣ, чтобы понять, чудовищныя формы Явской Соро-Будуръ или отвратительныхъ и страшныхъ божествъ.
Въ Индійскомъ и Индокитайскомъ искусствѣ разнообразіе украшеній и деталей затемнило формы и замы
селъ. Японское искусство, не допуская повтореній формъ, стремится къ столь же цѣльнымъ созданіямъ, какъ и окружающій пейзажъ острововъ, законченный безуко
ризненнымъ снѣжнымъ конусомъ Фузи. — Вотъ почему, на ряду съ вышеназванными странами, создавшими образ
цовыя произведенія искусства, необходимо поставить и Японію. Среди нихъ она займетъ совершенно равное мѣсто, какъ страна орнамента. Имъ японцы владѣютъ безгранично и запасъ формъ его неисчерпаемъ.
Я нарочно останавливаюсь на этомъ вопросѣ, чтобы указать архитекторамъ, ищущимъ орнаментальныхъ украшеній, колоссальные запасы ихъ.
Для этого можно пользоваться многочисленными книжками, которыя легко получать въ Лондонѣ и Берлинѣ, и заключающими образцы орнаментики, чаще всего для печатанія тканей. Въ нихъ обыкновенно, начиная отъ геометрическихъ фигуръ, мало по малу доходятъ до летя
щихъ птицъ, вздымающихся волнъ и колеблющихся вѣтвей. Для русскаго архитектора очень важна еще и разработка деревянныхъ построекъ, отличные образцы коей имѣются въ пятомъ томикѣ Мангвы Хокусая.
На выставкѣ очень полно подобрано то, что обыкновенно хранятъ въ шкапахъ музеевъ: мелкія бронзы и гравюры.
Что касается до большихъ вещей, то, конечно, имъ не сравняться съ музеемъ Гимэ, напр., и даже безпо
добные лаки вовсе не новость. То же пришлось бы сказать и о деревянныхъ гравюрахъ, если бы онѣ не были подобраны очень изысканно. Всѣ листы, за исклю
ченіемъ двухъ-трехъ знаменитѣйшихъ Хокусаевъ, очень рѣдки. И вотъ, смотря на это собраніе, вспоминалась одна изъ знаменитѣйшихъ галлерей искусства, находящаяся недалеко, и которую я обѣжалъ утромъ передъ выставкой.
Ни одинъ изъ этихъ листовъ нельзя было поставить, какъ картину, какъ созданіе новаго міра, рядомъ съ Ватто
и Лоренонъ. Но по совершенству формы любой стоялъ рядомъ съ ними. Тамъ каждая картина была цѣлымъ но
вымъ міромъ и собраніе ихъ въ галлерею лишь утомляло и тѣмъ понижало значеніе каждой. Хотѣлось бы снова раз
нести ихъ по прежнимъ мѣстамъ, но скромнымъ церквамъ
и роскошнымъ палатццо. Изъ японскихъ гравюръ ни одна не врѣзалась особенно въ память, но, какъ полевые цвѣты, онѣ превосходили одна другую красотою композиціи и
благородными сочетаніями красотъ. Слѣдующая казалась лучше и новѣе предыдущихъ. — Недалеко на выставкѣ имѣлся рядъ европейскихъ подражаній и какъ скучны казались они по композиціи и какъ неловко были проведены линіи.
Ни одну вещь Хокусая или Утамаро нельзя поставить рядомъ съ Тьеполо или Ватто. Но нужно брать серіи ихъ вещей — а они всегда работали серіями. И эти серіи