тектуры, или за указаніемъ литературныхъ источниковъ въ этомъ кругѣ науки; H. В., ни на минуту не задумываясь, перечислялъ цѣлый рядъ увражей,
дѣлалъ ихъ характеристику и указывалъ вѣрный путь къ рѣшенію намѣченнаго вопроса или къ разъясненію пока еще темнаго въ исторіи искусства мѣста.
Стоитъ только взглянуть на длинный списокъ его литературныхъ трудовъ (вы найдете въ немъ 65 названій), чтобы постигнуть все богатство той со
кровищницы, которая досталась намъ въ наслѣдіе. Одни названія его трудовъ говорятъ, что Николай Владиміровичъ не суживалъ круга своихъ научныхъ изслѣдованій какимъ-нибудь однимъ періодомъ искус
ства и памятниками одного какого-либо народа — онъ не былъ чуждъ самыхъ различныхъ эпохъ зодчества и глубоко вникалъ и интересовался памятниками архитектуры чуть ли не всего земного шара.
Что же касается научной формы этихъ трудовъ) то и она очень разнообразна: одни являются разбо
ромъ отдѣльныхъ памятниковъ, другіе трактуютъ о группахъ ихъ и, наконецъ, третьи, какъ напримѣръ „Теорія архитектурныхъ формъ“, или „Послѣдова
тельныя видоизмѣненія искусства древняго Востока“, представляютъ цѣлые трактаты о широкихъ областяхъ искусства.
Наиболѣе цѣнными трудами съ научной точки зрѣнія являются „Рецензія объ Исторіи русской архитектуры А. М. Павлинова“, „Остатки якут
скаго острога“, „Послѣдовательныя видоизмѣненія искусства древняго Востока“ и „Теорія архитектурныхъ формъ“. Что же касается перевода сочиненія Віоллеле-Дюка „Русское искусство“, то, хотя эта книга, какъ переводъ, и не составляетъ научнаго достоянія покойнаго профессора, тѣмъ не менѣе значеніе ея для русскаго читателя и до сихъ поръ очень велико, не смотря на появленіе труда А. Новицкаго.
Кромѣ печатанныхъ трудовъ, H. В. Султановымъ были изданы литографскимъ путемъ его лекціи по древней исторіи архитектуры [*)]. Подъ его редакціей вышли составленныя студентами по его лекціямъ записки по исторіи архитектуры среднихъ вѣковъ, эпохи Возрожденія и русскаго зодчества. Нужно ли
много говорить о значеніи этихъ послѣднихъ изданій для студентовъ Института — вѣдь они, при почти пол
номъ отсутствіи руководствъ въ этой области науки, являются драгоцѣннымъ пособіемъ для учащейся молодежи.
Но если, какъ мы упомянули выше, Николаю Владиміровичу не были чужды вопросы объ архитек
турномъ искусствѣ другихъ народовъ, то все же его душѣ было дороже всего наше старинное родное искусство вообще и зодчество въ частности. Онъ лю
билъ и зналъ его такъ, какъ врядъ ли кто другой его любитъ и знаетъ. Нужно было видѣть, съ какимъ увлеченіемъ онъ разсматривалъ всякую фотографію
или рисунокъ какого-нибудь, еще неизвѣстнаго ему памятника древне-русскаго зодчества, — чтобы понять ту искреннюю и глубокую любовь, которую Николай Владиміровичъ питалъ къ произведеніямъ нашихъ предковъ—зодчихъ. Для опредѣленія времени
[*)] «Памятники зодчества у народовъ древняго міра».
[*)] «Исторія Русской Архитектуры».
происхожденія какого-либо памятника архитектуры до петровской Руси, ему не надо было сопоставлять этотъ памятникъ съ другими или доискиваться письменныхъ источниковъ — онъ съ одного взгляда безошибочно опредѣлялъ время его постройки съ точностью до четверти вѣка.
Тѣмъ болѣе страннымъ кажется на первый взглядъ, что при такой массѣ знанія въ области русскаго зод
чества Султановъ писалъ только объ отдѣльныхъ его памятникахъ или группахъ ихъ, и не оставилъ намъ
полной исторіи русской архитектуры. Но дѣло въ томъ, что H. В. былъ въ полномъ смыслѣ слова человѣкомъ науки, а не диллетантомъ; онъ признавалъ лишь серьезное, глубокое изученіе и анализъ проис
хожденія формъ, поверхностные же и необоснован
ные выводы были не въ его характерѣ. Онъ всегда говорилъ, что въ нашихъ рукахъ еще не достаточно данныхъ, что существуютъ до сихъ поръ пробѣлы, которые прежде надо заполнить, а потомъ уже при
ниматься за стройное и не прерываемое темными мѣстами изложеніе исторіи старо-русской архитектуры.
Однако, если Николай Владиміровичъ не сдѣлалъ того, что по его глубокому убѣжденію было въ настоя
щее время неисполнимымъ, то все же онъ прорубилъ широкую просѣку и указалъ направленіе, по которому должны идти его послѣдователи. Стоитъ только про
читать его рецензію на трудъ А. М. Павлинова [*)], чтобы понять, какъ много имъ сдѣлано для дальнѣй
шаго прогрессированія его любимой науки. Не говоря уже о другихъ его работахъ, имѣющихъ большую цѣнность для будущаго историка, Султановъ въ одномъ этомъ трудѣ далъ полный планъ исторіи Русскаго зодчества до конца 1-ой четверти XVIII столѣтія и сгруппировалъ названія всѣхъ литературныхъ источниковъ, имѣющихъ для этой исторіи значеніе матеріаловъ.
Все, что выхолило изъ подъ пера Николая Владиміровича, читалось съ захватывающимъ интересомъ. Онъ былъ большимъ мастеромъ слова; тѣ детальныя,
порою даже педантичныя изслѣдованія, которыя у многихъ другихъ историковъ-археологовъ, были бы грузны и монотонны, выходили у него красивыми, легкими и смѣлыми тою смѣлостью, за которой стоитъ истинное и глубокое знаніе.
Смолкло теперь это вѣщее слово, но отзвукъ его еще долго будетъ звучать и напоминать о говорившемъ...
Свое знаніе русскаго зодчества покойному профессору не разъ пришлось примѣнять на дѣлѣ при реставраціи памятниковъ старины. Такъ, онъ рестав
рировалъ дворецъ царевича Димитрія въ Угличѣ, церковь въ селѣ Останкинѣ, главный храмъ въ Мо
сковскомъ Никитскомъ монастырѣ, отдѣлывалъ внутри старинный домъ князей Юсуповыхъ въ Москвѣ, при
нималъ участіе въ реставраціи Успенскаго собора во Владимірѣ, кремлевскихъ церквей Ростова Великаго и многихъ другихъ.
Для Россіи Николай Владиміровичъ Султановъ былъ тѣмъ же, чѣмъ нѣкогда Віолле-ле-Дюкъ для