Первый патентъ на настоящую кольцевую печь непрерывнаго дѣствія былъ выданъ въ Пруссіи 27 Мая 1858 г. на имя берлинскаго баумейстера Фридриха Гофмана и данцигскаго баурата А. Лихта, срокомъ на 5 лѣтъ, а затѣмъ дѣйствіе патента было продолжено еще на 10 лѣтъ, но 9 Августа 1870 г. прекращено вслѣдствіе того, что оспаривалась самостоятельность изобрѣтенія Гофмана. Первая гофманская печь, въ довольно несовершенномъ видѣ, была построена въ мѣ
стечкѣ Scholvin близъ Штеттина въ концѣ пятидесятыхъ годовъ; тѣмъ не менѣе, изобрѣтеніе это, какъ и предшествовавшія, въ теченіе первыхъ 9 лѣтъ особого распространенія не получило. Лишь съ основаніемъ Гофманомъ союза заводчиковъ керамической промышленности, извести и цемента (Deutscher Verein für Fabrication von Ziegeln, Thonwaren, Kalk und Zement), су
ществующаго и понынѣ, явилась возможность широкаго
обмѣна мнѣній и результатовъ практическаго опыта, стали появляться серьезныя усовершенствованія первоначальной конструкціи, и печь Гофмана понемногу начала завоевывать себѣ то мѣсто въ ряду аппаратовъ
для обжига строительныхъ матеріаловъ, которое она занимаетъ нынѣ.
Въ Россіи первая привиллегія была выдана 30 іюля 1866 г. «иностранцу Фридриху Гофману на 10 лѣтъ, по прошенію купца Штединга отъ 16 марта 1865 г.»; въ
привилегіи этой заключались всѣ главныя особенности
печи. Слѣдующая привилегія, выданная 30 октября 1873 г. на 5 лѣтъ, по прошенію того же Штединга отъ 13 мая 1870 г., содержала устройство кругомъ печи осо
бой, кольцевидной сушильной камеры, устройство самой печи въ землѣ, безъ свода, и приспособленіе печи для
обжига гончарныхъ издѣлій, чернаго кирпича и для «отвариванія» чугуна. Наконецъ третья русская привилегія, выданная Гофману 27 апрѣля 1877 г. (по про
шенію Каупе отъ 10 іюня 1875 г ), касалась устройства въ печи двухъ выпарныхъ каналовъ для прове
денія горячаго воздуха изъ однихъ отдѣленій печи въ другія съ цѣлью просушки сырца.
(Продолженіе слѣдуетъ).
Исполнившееся недавно восьмидесятилѣтіе Л. Н. Толстого было отмѣчено и въ архитектурной семьѣ: бесѣдѣ о великомъ художникѣ русскаго слова было посвящено цѣликомъ первое собраніе общества архитекторовъ-художниковъ, состоявшееся 25 сентября въ залѣ совѣта Академіи художествъ.
Бесѣду открылъ И. Е. Рѣпинъ, подошедшій къ великому писателю земли Русской съ точки зрѣнія религіозной и охарактеризовавшій его праведникомъ.
Эта черта бросилась въ глаза И. Е. еще съ перваго знакомства со Львомъ Николаевичемъ въ Москвѣ и поразила его своею глубиной, доходящей до трагизма.
И. Е. имѣлъ случай быть вблизи графа въ различные періоды развитія его духовной жизни. Онъ засталъ Льва Николаевича еще въ періодъ глубокаго раскаянія; но это былъ, по его словамъ, раскаявшійся ари
стократъ. Затѣмъ слѣдовала стадія проповѣдничества, смѣнившаяся практической дѣятельностью, когда графъ училъ дѣтей и кормилъ голодныхъ. Теперь это чело
вѣкъ всѣмъ и все простившій и ничѣмъ съ жизнью не связанный. Ни одинъ изъ портретовъ Толстого не передаетъ того выраженія лица, проникнутаго высшей одухотворенностью, которое И. Е. видѣлъ у него при послѣднемъ свиданіи, годъ тому назадъ. Въ Индіи почти въ каждомъ городкѣ есть особо чтимый праведникъ; Толстой въ настоящее время, по словамъ И. Е., типъ такого праведника - въ томъ именно смыслѣ, какъ это понимаетъ русскій народъ, выше всего ставящій, въ лицѣ лучшихъ своихъ представи
телей, подвигъ служенія Богу. Эта идея, захватывая человѣка цѣликомъ, какъ бы выжигаетъ всѣ другія; и у Толстого она закрыла собою идею великаго ху
дожника: интересъ религіозный у него на первомъ планѣ, а искусства въ томъ смыслѣ слова, какъ мы его привыкли понимать, для него не существуетъ. Тѣмъ непонятнѣе упреки со стороны представителей по адресу Толстого оффиціальной церковности въ
безвѣріи: странно обвинять человѣка, исключительно религіознаго, именно въ отсутствіи религіозности.
И. Е. Рѣпинъ разсказалъ нѣсколько эпизодовъ изъ жизни Толстого, коихъ онъ былъ самъ свидѣ
телемъ: знакомство съ молоканиномъ Василіемъ Кирилловичемъ; встрѣчу съ Влад. Соловьевымъ, подмѣтив
шимъ, между прочимъ, привычку Л. Н. къ уединенію и
созерцательности и сравнившимъ ее съ монашескимъ пріемомъ «умнаго дѣланья»; привелъ отзывъ худ. Крам
ского, писавшаго ему: «да, что-то на генія смахиваетъ»; наконецъ, ранѣе отпечатанныя имъ воспоминанія — о томъ, какъ Толстой пахалъ и какъ онъ ѣздилъ по
деревнямъ въ голодный годъ. Карандашный рисунокъ Толстого за сохой И. Е. подарилъ о-ву.
Художника Рѣпина смѣнилъ литераторъ K. И. Арабажинъ, въ красивой и пространной рѣчи оха
рактеризовавшій Толстого, какъ художника слова и мыслителя.
Архитекторъ Б. Н. Николаевъ, исходя изъ опредѣленія Толстымъ сущности искусства вообще, попытался выяснить взглядъ великаго философа на архитектуру. Чествованіе человѣка, по словамъ г. Нико
лаева, правильнѣе связывать не съ днемъ появленія его на свѣтъ, а съ момента выступленія его, какъ дѣятельнаго члена общества. Однимъ изъ такихъ мо
ментовъ въ жизни Толстого референтъ считаетъ напечатанную въ 1897 году статью «Что такое искусство?» На этотъ вопросъ Толстой отвѣчаетъ: «Выз
вать въ себѣ разъ испытанное чувство и, вызвавъ его въ себѣ, посредствомъ движеній, линій, красокъ, зву
ковъ, образовъ, выраженныхъ словами, передать это чувство такъ, чтобы другіе испытали то же чувство — въ этомъ и состоитъ дѣятельность искусства. Искусство есть дѣятельность человѣческая, состоящая въ томъ, что одинъ человѣкъ сознательно, извѣстными внѣш
ними знаками передаетъ другимъ испытываемыя имъ
чувства, а другіе люди заражаются этими чувствами и переживаютъ ихъ». Это перечисленіе способовъ пере
стечкѣ Scholvin близъ Штеттина въ концѣ пятидесятыхъ годовъ; тѣмъ не менѣе, изобрѣтеніе это, какъ и предшествовавшія, въ теченіе первыхъ 9 лѣтъ особого распространенія не получило. Лишь съ основаніемъ Гофманомъ союза заводчиковъ керамической промышленности, извести и цемента (Deutscher Verein für Fabrication von Ziegeln, Thonwaren, Kalk und Zement), су
ществующаго и понынѣ, явилась возможность широкаго
обмѣна мнѣній и результатовъ практическаго опыта, стали появляться серьезныя усовершенствованія первоначальной конструкціи, и печь Гофмана понемногу начала завоевывать себѣ то мѣсто въ ряду аппаратовъ
для обжига строительныхъ матеріаловъ, которое она занимаетъ нынѣ.
Въ Россіи первая привиллегія была выдана 30 іюля 1866 г. «иностранцу Фридриху Гофману на 10 лѣтъ, по прошенію купца Штединга отъ 16 марта 1865 г.»; въ
привилегіи этой заключались всѣ главныя особенности
печи. Слѣдующая привилегія, выданная 30 октября 1873 г. на 5 лѣтъ, по прошенію того же Штединга отъ 13 мая 1870 г., содержала устройство кругомъ печи осо
бой, кольцевидной сушильной камеры, устройство самой печи въ землѣ, безъ свода, и приспособленіе печи для
обжига гончарныхъ издѣлій, чернаго кирпича и для «отвариванія» чугуна. Наконецъ третья русская привилегія, выданная Гофману 27 апрѣля 1877 г. (по про
шенію Каупе отъ 10 іюня 1875 г ), касалась устройства въ печи двухъ выпарныхъ каналовъ для прове
денія горячаго воздуха изъ однихъ отдѣленій печи въ другія съ цѣлью просушки сырца.
(Продолженіе слѣдуетъ).
Бесѣда о Л. Н. Толстомъ въ Обществѣ архитекторовъ-художниковъ.
Исполнившееся недавно восьмидесятилѣтіе Л. Н. Толстого было отмѣчено и въ архитектурной семьѣ: бесѣдѣ о великомъ художникѣ русскаго слова было посвящено цѣликомъ первое собраніе общества архитекторовъ-художниковъ, состоявшееся 25 сентября въ залѣ совѣта Академіи художествъ.
Бесѣду открылъ И. Е. Рѣпинъ, подошедшій къ великому писателю земли Русской съ точки зрѣнія религіозной и охарактеризовавшій его праведникомъ.
Эта черта бросилась въ глаза И. Е. еще съ перваго знакомства со Львомъ Николаевичемъ въ Москвѣ и поразила его своею глубиной, доходящей до трагизма.
И. Е. имѣлъ случай быть вблизи графа въ различные періоды развитія его духовной жизни. Онъ засталъ Льва Николаевича еще въ періодъ глубокаго раскаянія; но это былъ, по его словамъ, раскаявшійся ари
стократъ. Затѣмъ слѣдовала стадія проповѣдничества, смѣнившаяся практической дѣятельностью, когда графъ училъ дѣтей и кормилъ голодныхъ. Теперь это чело
вѣкъ всѣмъ и все простившій и ничѣмъ съ жизнью не связанный. Ни одинъ изъ портретовъ Толстого не передаетъ того выраженія лица, проникнутаго высшей одухотворенностью, которое И. Е. видѣлъ у него при послѣднемъ свиданіи, годъ тому назадъ. Въ Индіи почти въ каждомъ городкѣ есть особо чтимый праведникъ; Толстой въ настоящее время, по словамъ И. Е., типъ такого праведника - въ томъ именно смыслѣ, какъ это понимаетъ русскій народъ, выше всего ставящій, въ лицѣ лучшихъ своихъ представи
телей, подвигъ служенія Богу. Эта идея, захватывая человѣка цѣликомъ, какъ бы выжигаетъ всѣ другія; и у Толстого она закрыла собою идею великаго ху
дожника: интересъ религіозный у него на первомъ планѣ, а искусства въ томъ смыслѣ слова, какъ мы его привыкли понимать, для него не существуетъ. Тѣмъ непонятнѣе упреки со стороны представителей по адресу Толстого оффиціальной церковности въ
безвѣріи: странно обвинять человѣка, исключительно религіознаго, именно въ отсутствіи религіозности.
И. Е. Рѣпинъ разсказалъ нѣсколько эпизодовъ изъ жизни Толстого, коихъ онъ былъ самъ свидѣ
телемъ: знакомство съ молоканиномъ Василіемъ Кирилловичемъ; встрѣчу съ Влад. Соловьевымъ, подмѣтив
шимъ, между прочимъ, привычку Л. Н. къ уединенію и
созерцательности и сравнившимъ ее съ монашескимъ пріемомъ «умнаго дѣланья»; привелъ отзывъ худ. Крам
ского, писавшаго ему: «да, что-то на генія смахиваетъ»; наконецъ, ранѣе отпечатанныя имъ воспоминанія — о томъ, какъ Толстой пахалъ и какъ онъ ѣздилъ по
деревнямъ въ голодный годъ. Карандашный рисунокъ Толстого за сохой И. Е. подарилъ о-ву.
Художника Рѣпина смѣнилъ литераторъ K. И. Арабажинъ, въ красивой и пространной рѣчи оха
рактеризовавшій Толстого, какъ художника слова и мыслителя.
Архитекторъ Б. Н. Николаевъ, исходя изъ опредѣленія Толстымъ сущности искусства вообще, попытался выяснить взглядъ великаго философа на архитектуру. Чествованіе человѣка, по словамъ г. Нико
лаева, правильнѣе связывать не съ днемъ появленія его на свѣтъ, а съ момента выступленія его, какъ дѣятельнаго члена общества. Однимъ изъ такихъ мо
ментовъ въ жизни Толстого референтъ считаетъ напечатанную въ 1897 году статью «Что такое искусство?» На этотъ вопросъ Толстой отвѣчаетъ: «Выз
вать въ себѣ разъ испытанное чувство и, вызвавъ его въ себѣ, посредствомъ движеній, линій, красокъ, зву
ковъ, образовъ, выраженныхъ словами, передать это чувство такъ, чтобы другіе испытали то же чувство — въ этомъ и состоитъ дѣятельность искусства. Искусство есть дѣятельность человѣческая, состоящая въ томъ, что одинъ человѣкъ сознательно, извѣстными внѣш
ними знаками передаетъ другимъ испытываемыя имъ
чувства, а другіе люди заражаются этими чувствами и переживаютъ ихъ». Это перечисленіе способовъ пере