Наши жанристы.

По времени русскій жанръ еще моложе пейзажа.
Первыя робкія попытки къ его созданію считались профанаціей искусства и какъ въ XVIII вѣкѣ языкъ дѣлился на «подлый» и возвышенный, благородный, такъ и жанры въ живописи считались «подлымъ» родомъ искусства. Лучшія силы русскаго искусства XVIII и начала XIX вѣка но допускали даже возможности унизить свое творчество до изображенія обыденныхъ, окру
жавшихъ ихъ сценъ и заполняли полотна лишь героическими и «высокими» сюжетами, вродѣ портретовъ са
новниковъ, да мотивами древне-греческой и римской жизни, о которыхъ трактовали историки.
Объ окружавшей ихъ дѣйствительности и о «мужикѣони не считали нужнымъ даже и думать въ своемъ по
летѣ въ заоблачныя высоты и если когда ихъ кисть и изображала что-либо «низменное», то лишь какъ этюды натурщиковъ - и только.
Чуть ли не первый «мужикъ», появившійся на полотнѣ русскаго художника, былъ купецъ Иголкинъ, въ картинѣ Шебуева «Подвигъ купца Иголкина», но и тотъ былъ классическій мужикъ, герой, и съ настоящимъ имѣлъ мало сходства. И спокойно-величавая поза, и торже
ственный жестъ, все подымаетъ его надъ обыденной дѣйствительностью и онъ является чуждымъ и непонятнымъ, даже въ началѣ XIX вѣка, когда онъ появился.
Первый художникъ, сдѣлавшій починъ и впослѣдствіи всецѣло посвятившій свою дѣятельность изображенію на полотнѣ настоящаго русскаго «сѣрячка» въ присущей ему обстановкѣ, былъ Венеціановъ. Это было въ первой половинѣ XIX вѣка. Такому позднему появленію на арену искусства «мужичка-сѣрячка» удивляться нельзя; вѣдь и въ литературѣ, гораздо болѣе старой и распро
страненной отрасли культурной дѣятельности, до появ
ленія «Записокъ охотника» Тургенева, о мужикѣ какъ о человѣкѣ были, по большей части, чрезвычайно смутныя понятія; человѣческія чувства на его долго не отпуска
лись и онъ выставлялся обыкновенно въ печати какъ «герой», вѣрный холопъ вродѣ Шибанова, душу свою кла
дущій за своего болярина, или же въ качествѣ низкаго изверга, разбойника и душегуба. О его духовныхъ, человѣческихъ качествахъ не было и рѣчи, и о возможности ихъ проявленія даже и не подозрѣвали.
Съ легкой руки Венеціанова все чаще и чаще стали проникать въ искусство полушубки и лапти, а съ ними и скверненькія шинелишки и пальтишки; вышла на полотно изъ своихъ угловъ сѣрая бѣднота, и въ семидесятыхъ годахъ прошлаго столѣтія опрощеніе темъ ху
дожественныхъ произведеній захватило въ свои руки
первенствующее мѣсто. Началъ нарождаться народный жанръ.
Рядомъ съ полушубкомъ вышли на свѣтъ божій и картины на темы обыденной жизни, но лишь въ концѣ XIX столѣтія жанръ получилъ настолько солидныя гражданскія права, что Академія Художествъ признала его наконецъ самостоятельнымъ отдѣломъ живописи и допустила его въ свои стѣны
Народившійся жанръ сталъ развиваться чрезвычайно быстро и если не выросъ до идеала, то лишь въ силу общихъ, все болѣе и болѣе ненормально слагающихся условій русской жизни, при которыхъ ему было непо
сильно бороться съ фабрикаціею головокъ и пейзажей, заполонившихъ всѣ выставки и такъ но плечу пришедшихся художественно безграмотной массѣ.
Но и при этихъ печальныхъ условіяхъ дѣйствительности и полной художественной безграмотности публики, жанръ все же находитъ себѣ полное сочувствіе и пониманіе.
Попробуйте поговорить о впечатлѣніяхъ отъ художественныхъ выставокъ съ публикой, и вы увидите, что искренніе, хорошіе жанры выставокъ остались у всѣхъ въ памяти и поняты правильно. Объяснить это не трудно, если мы вспомнимъ, что жанръ отражаетъ на полотнѣ общія мысли, волнующіе всѣхъ вопросы, и чѣмъ жанръ искреннѣе и ближе сердцу художника, тѣмъ онъ ближе и сердцу публики, которая также болѣетъ тѣми же болями и переживаетъ тѣ же впечатлѣнія жизни.
Интересный серьезный жанръ нарождается тогда, когда общество начинаетъ просыпаться отъ духовной спячки, начинаетъ сознавать окружающую дѣйствительность и спускается изъ заоблачныхъ сферъ на землю. Поэтомуто и разцвѣтъ русскаго жанра явился въ эпоху вели
кихъ реформъ, въ тѣ годы, когда все мыслящее и честное подняло голову и стало выбираться на свѣтъ, на дорогу человѣка. Эта логическая связь между жан