закрашивали вѣчные и великолѣпные изразцы (Воскресенскій соборъ въ Романовѣ). Кончилось тѣмъ, что са
мое представленіе о полихроміи было почти утрачено и остались лишь образчики, сохранявшіеся, какъ вар
варскіе курьезы, напр., Чудовъ монастырь и нѣкоторыя церкви Москвы. Реставрація Василія Блаженнаго, а главное — изученіе чудесныхъ изразцовыхъ украшеній Ярославскихъ церквей указало на значеніе полихроміи для русской архитектуры.
Къ сожалѣнію, вмѣсто того, чтобы начинать съ простого подражанія упомянутымъ превосходнымъ образцамъ, архитекторы 80-хъ и 90-хъ годовъ истекшаго сто
лѣтія начали пользоваться первыми попавшимися подъ руку сочетаніями красокъ. А отсюда и пошли сочетанія бѣлаго съ желтымъ и оливковымъ, изразцы красно-синебѣлые на фонѣ палеваго огнеупорнаго кирпича. Пер
вымъ сочетаніемъ пользовались и въ Ярославлѣ, но прибавляли къ нему густой черный цвѣтъ. Казалось бы, чего проще выдѣлывать хорошій красный кирпичъ; однако, употребляютъ некрасивый огнеупорный лишь потому, что для техники необходимо дѣлать его очень аккуратно и чисто.
Что касается до раскраски штукатурной отдѣлки зданій, то въ этомъ отношеніи очень напортила эпоха Николая I. Архитекторъ Тонъ, построившій или имѣв
шій отношеніе къ постройкѣ большинства церквей того времени, очень неудачно выбиралъ окраску, въ чемъ можно удостовѣриться по внутренней отдѣлкѣ Академіи Художествъ.
Эти грязно-красные, грязно-коричневые, грязнобурые и грязно-сѣрые тона наложили отпечатокъ тоски на всѣ постройки того времени. Они отучили и слѣдую
щее поколѣніе архитекторовъ видѣть зданіе въ раскраскѣ. «Не бросалось бы лишь въ глаза, было бы незамѣтно»— вотъ ихъ идеалы. Города стали скопленіемъ гигантскихъ тѣней. Позабыли о томъ что для русскаго народа «слова: «красный» и «красивый» — синонимы.
Лишь въ самое послѣднее время В. Васнецовъ на порталѣ Третьяковской галлереи показалъ, какъ можно радостно раскрасить зданіе. То же достигнуто на проектѣ Военно-Историческаго Музея Покровскаго и, наконецъ, съ небывалымъ блескомъ показано на сказочныхъ деко
раціяхъ А. Головина и К. Коровина. Найти разъ по
терянное чувство краски почти также трудно, какъ и найти имѣвшуюся когда-то технику. То, чѣмъ русское зодчество могло обогатить западное искусство полихроміей, еще до сихъ поръ вновь не найдено.
Итакъ, формулируемъ. Приходскія церкви — могутъ и должны быть чрезвычайно разнообразны по стилю. Исторіи показываютъ, что ими могутъ быть и одно
главыя церкви романско-владимирскаго тина, и новго
родско-псковскія низкія и тяжелыя, и шатроваго типа, и самыхъ разнообразныхъ московскихъ образцовъ, и типа Шлютера — Земцова (Св. Симеонія и Пантелеймона въ Петербургѣ), и типа Петропавловскаго Со
бора, и типа Гваренги и т. д. Въ этомъ отношеніи въ Россіи буквально не существовало предразсудковъ и, если подрядъ перечислить церкви, въ ХѴӀӀ вѣкѣ выстроенныя около Москвы, то получится большее разно
образіе типовъ, чѣмъ во всей Европѣ за ХѴ — ХѴІІ вѣка.
Вотъ почему думается, что и базиличный типъ съ
однимъ куполомъ и развитіе шатроваго типа въ направленіи къ готикѣ или романскому стилю не встрѣ
тили бы особеннаго противодѣйствія среди православ
ныхъ, а можетъ быть и полюбились нѣкоторыми своими преимуществами.
Я хочу сказать этимъ лишь то, что зодчему при проектированіи приходскихъ храмовъ должна быть предоставлена возможная свобода выбора стиля, и необхо
димо лишь условіе, чтобы церковь своимъ видомъ не дисгармонировала съ окружающими зданіями и мѣстностью.
Часовни.
Небольшіе храмы, не предназначенные для совершенія литургіи, но лишь для храненія иконъ, ха
рактерны для Россіи больше, чѣмъ для какой-нибудь иной страіны. Повидимому, время появленія ихъ не слишкомъ отдаленно, хотя несомнѣнно, что ихъ уже воздвигали въ ХѴІ вѣкѣ, когда они являлись какъ бы на
мятниками событій. Повидимому они произошли изъ маленькихъ церквей „однодневокъ“, спѣшно воздвигавшихся, какъ память избавленія отъ народныхъ бѣдствій.
Какъ бы то ни было, этотъ обычай ставить часовни весьма симпатиченъ, такъ какъ даетъ возмож
ность сравнительно недорого разнообразить видъ улицъ и дорогъ.
Конечно, относительно часовенъ пришлось бы повторить все то, что сказано выше относительно цер
квей. Нужно только прибавить, а объ этомъ послѣднее время забывали весьма часто, — что городская часовня должна быть гораздо болѣе легкимъ и изящнымъ зда
ніемъ, чѣмъ церковь, потому что по идеѣ часовня есть какъ бы зародышъ будущей церкви. Конечно, возможно смотрѣтъ на эту постройку не слишкомъ серьезно и для художественнаго эффекта допускать извѣстную массивность формъ при желаніи подражать новгородско-псков
скому или стилю ампиръ. Но, вообще, желательно въ этихъ постройкахъ возможно больше легкости.
Такъ, часовня у Гостинаго Двора въ Петербургѣ, не представляя поэтичности старыхъ построекъ, безъ ну
жды тяжела, безъ необходимости помѣщенъ тяжелый желѣзный навѣсъ, выкрашена она въ тоскливую, темную окраску и слишкомъ велика для кипучей площади. На
оборотъ, Иверская часовня въ Москвѣ слишкомъ мала для массы богомольцевъ и слишкомъ бѣдна для глав
ной Московской святыни. Тамъ, гдѣ церковные скверы занимаютъ обширныя пространства, какъ въ Петер
бургѣ, часовни находятся на углахъ скверовъ и въ этомъ случаѣ онѣ безусловно должны быть того же стиля, что и церковь.
Домовыя церкви.
Этотъ типъ церквей появился лишь въ ХѴШ вѣкѣ, какъ подражаніе западно-европейскимъ капелламъ. До этого вѣка каждый богачъ старался или свою собственную построить, или благодѣтельствовать отдѣльной при
ходской церкви, и еще до сихъ поръ напр., приходскія церкви Ярославля считаются какъ бы поддерживаемыми отдѣльными купеческими фамиліями. Появленіе домаш
нихъ церквей (капеллъ) вполнѣ естественно, и если зодчій задумываетъ ихъ еще при постройкѣ, то онѣ позволяютъ придавать много красоты зданію.