давшему такими пушкинскими документами, которыми уже теперь никто не обладает,— П. В. Анненкову: «Известно, — пишет он, — что Гоголь взял у Пушкина мысль «Реви
зора» и «Мертвых душ», но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако и в кругу своих до
машних Пушкин говорил, смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он оби
рает меня так, что и кричать нельзя» («Гоголь в Риме»).
Это утверждение вполне совпадает с рассказом сына сестры Пушкина, Л. Н. Павли
щева, которому на этот раз можно вполне верить, так как он только передает семейное предание, прочно укрепившееся у наследни
ков Пушкина. Хотя оно относится к «Мертвым душам», все же его можно с полным правом распространить и на «Ревизора». Па
влищев передает, что сестре своей Пушкин жаловался на «лукавство» Гоголя и с до
садой называл его «хитрым малороссом». «Впрочем, — прибавлял он, — я не написал бы лучше» («Рус. стар.», 1880 г., V, стр. 79—80).
И Пушкин не только не «кричал», но и всячески содействовал, как мы видели, успе
хам Гоголя и в частности его «Ревизору». Здесь нет никакого противоречия. Перед на
ми одна из ярчайших черт подлинного гения и собирателя русской литературы. Как толь
ко он увидел свое бессилие родить комедию (с 1832 г. планы комедий исчезают из пуш
кинских черновиков), он возрадовался тому, что его мысль оплодотворила творчество то
го, в ком он угадал писателя необычайной силы в области комедиографии и повествовательной прозы. Той интимной дружбы, которая была между ним и Жуковским, Дельвигом и Вяземским, в его отношении к Гоголю не могло быть, но, раз поверив Гоголю, как творцу, Пушкин уже был верен ему до конца. Вот отчего его так беспокоила судьба
«Ревизора» на московской сцене, вот почему он сам правил текст комедии, вот почему он считал себя ее «крестным отцом» («Русск. арх.», 1865 г., стр. 744).
Так вместо легенды становится на ее место менее идиллический, но зато более до
стоверный факт из истории отношений двух гениальных писателей. Пушкин не «отдавалкомедии, Гоголь ее взял у него по праву Мольера, «бравшего свое добро везде, где сн его находил». И Пушкин это право за ним утвердил. «Я не написал бы лучше, — а т о р е ш ил и в с е».
Что изменил Гоголь в пушкинском замысле, и как выглядела бы комедия «Ревизорв пушкинской редакции? На этот интересный вопрос отвечает одно лишь имя героя задуманной им комедии — Криспин. Вот план этой комедии, обнародованной в 1913 г. П Морозовым в XVI выпуске «Пушкин и его современники».
юКрисгшн (свержу зачеркнуто: Свиньин) приезжает в губернию (вставлено над строкой сверху: NB: на ярмонку) — его принимают за Audass. Губернатор — честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь»...
Кто такой Криопин? Это маска староитальянской и старофранцузской комедии-фарса, за которой скрывался тип пройдохи-слуги, в противоположность хитрому и ловкому Ар
лекину, наделенному чертами добродушной глуполватосм и ограниченности. В пушкинском замысле это уже не слуга, но и не важ
ная персона, нечто весьма мизерабельное и незначительное, только по глупости губерна
тора принимаемое за ревизора. Судя по этой маске, комедия должна была быть типичной комедией положений, в которой вся острота — в забавных ситуациях и недоразуме
ниях. Наличие зачеркнутой фамилии «Свинькн» указывает, что Пушкин исходил из жиз
ненно наблюденного факта самозванства и вранья — его насмешки над основателем «Отеч. зап.» И. П. Свиньиным и его похо
ждениями в Бессарабии, где его приняли за важную персону и «поднесли сто тысяч сере
бряных рублей», удостоверены К. А. Полевым в его «Записках». -Но- все же е,го комедия, судя по маске Криспина, была задумана в основе, как трансформация международного сюжета, подобно тому, как он намеревался использовать персонажей комедии Бонжура для задуманной им комедии на тему предупрежденной измены жены...
Гоголь, взяв эту «мысль», облек ее плотью и кровью российской действительности, и в
этом коренное различие между его комедией и планом Пушкина. Его Хлестаков — уже не маска, а живое лицо, а его губернатор (первоначально Гоголь размахнулся шире и толь
ко цензурные соображения заставили его
губернатора превратить в городничего) — уже не «честный дурак», а «мошенник» и «старый подлец» («трех губернаторов обманул»). Он с такой силой и глубиной изобразил в
этой комедии современную ему Россию, что впоследствии сам испугался вызванных им духов сатиры и скорбной иронии и пытался вогнать их образы в «душевный город». Пушкин сразу оценил гениальность этого шедевра и уже больше не возвращался к планам своих комедий. Пришел тот коме
диограф, которого давно уже не было на русской сцене и рядом с которым было немыслимо сражаться на этом поле.
Замечательно, что на русской сцене нашли себе место в игре актеров обе редак
ции — пушкинская и гоголевская. Последняя
гениально воплощалась М. С. Щепкиным: «Щепкин и по южному своему темпераменту, и по дикции, по фигуре, голосу и по всей своей школе, чисто бытовой, дал городни
чего совсем русского, плотоядного пролаза и шельму, с грубоватой внешностью провинциального мелкого чиновника, умеющего от
лично гнуть в бараний рог низших себе и пресмыкаться пред высшими» (П. Ковалев
ский. «Рус. мысль», 1886 г.). Пушкинский же колорит отразился в игре другого замеча
тельного городничего — И. И. С о с н и ц к о- г о — приятеля Пушкина. Об его игре тот же свидетель пишет: «Сосницкий, сложившийся по типам французской комедии в переделке на псевдорусские нравы Хмельниц
кого и просто в переводах, имел внешность более общую — подвижного и тонкого, но холодного плута, голос и характер мягко стелющей лисицы, от которой жестко спится. Каждый по-своему был превосходен».
Кстати, Пушкин очень ценил и любил Хмельницкого, которого считал, до прихода Гоголя, самым выдающимся из русских комедиографов после Фонвизина («Хмельниц
кий моя старинная любовница, я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в 1-ю песнь Оне
гина». Из письма к брату из Михайловакаго в 1825 г.). Таким образом, Сосницкий, идя по линии Хмельницкого, в какой-то степени отразил замысел и вкусы Пушкина,
Нам остается рассмотреть отношения Пушкина и Гоголя после первого представления «Ревизора». Странное молчание Пушкина по
поводу этого спектакля уже неоднократно ставило втупик исследователей и даже дало повод некоторым из них высказать догадку, что Пушкин в эти годы совершенно игнорировал театр. Это неверно и решительно противоречит всем фактам.
8 апреля 1836 г. Пушкин выехал в Псковскую губ. на погребение матери и вернулся в Петербург лишь 24 апреля, т. е. после пер
вых спектаклей «Ревизора». Через 5 дней он
уже выехал в Москву, откуда вернулся лишь 23 мая прямо на дачу на Каменном острове
(Н. О. Лернер, «Труды и дни Пушкина», стр. 355—360). В эти хлопотливые и тревож
ные для Пушкина дни он почему-то не мог быть в театре на «Ревизоре», что не помешало ему заказать об этой комедии для «Совре
менника» статью П. А. Вяземскому, появив шуюся во II томе этого журнала за 1836 г
Восторженный тон этой статьи, констатировавшей не только литературный, но и сце
нический -успех комедии, несомненно был 1ин,спирирован Пушкиным, который одновременно, в мае этого же гада, имел разговор с Щепкиным в Москве по повод} «Ревизора» и, в письме к жене, вызывал Гоголя для читки этой пьесы московским актерам. Это ли равнодушное отношение к «Ревизору»? И, если вспомнить фразу Пуш
кина в письме к жене: «Не надобно, чтоб «Ревизор» упал в Москве», то станет ясным подлинное отношение Пушкина к этой пьесе
Ведь это писалось в интимном письме к жене, причем в этих случаях Пушкин не особенно стеснялся.
Свое известное письмо к Пушкину о первом спектакле «Ревизора» («Ревизор» сы
гран, и на душе у меня так смутно»...) Гоголь не отправил потому, что, по его словам, они вскоре встретились («Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он -скоро приехал сам»). Надо думать, что беседы на тему спектакля «Ревизора» при этом занимали не последнее место. Гоголь вскоре после этого выехал за границу, а Пушкин вступил в самую трагическую полосу своей жизни — на
зревала дуэль с Дантесом. Вот почему он не успел печатно высказаться сам. о «Ревизоре», считая, что статья Вяземского в его журнале высказала вполне и его взгляд на эту тему. Выйди он только живым из этой дуэли, мы бьг, без сомнения, прочли его строки о «Ревизоре». Как отозвался бы он о спектакле — мы не знаем, но что бы он написал -о самой пьесе ясно из всего предыдущего. Друг Пушкина, П. В. Нащокин, рассказывал П. И. Бартеневу, что Пуш
кин «хвалил ему -«Ревизора», особенно «Тараса Бульбу», хотя он же удостоверяет, что «Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину» («Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартене
вым», 1925 г., стр. 44—45). Вот еще -одно лишнее доказательство тому, что в своих -отношениях к Гоголю Пушкин руковод
ствовался не дружбой, а чем-то более важным в искусстве — чувством огромного ма
стера, видящего перед собой мастера равной -силы, хотя и в другом жанре и стиле. Вот почему имена Пушкина и Гоголя стояли и стоят рядом в сознании ряда поколений их читателей и ценителей.
Рисунок В. Самойлова к постановке «Ревизора». Действие 5-е, явление IX.
зора» и «Мертвых душ», но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему свое достояние. Однако и в кругу своих до
машних Пушкин говорил, смеясь: «С этим малороссом надо быть осторожнее: он оби
рает меня так, что и кричать нельзя» («Гоголь в Риме»).
Это утверждение вполне совпадает с рассказом сына сестры Пушкина, Л. Н. Павли
щева, которому на этот раз можно вполне верить, так как он только передает семейное предание, прочно укрепившееся у наследни
ков Пушкина. Хотя оно относится к «Мертвым душам», все же его можно с полным правом распространить и на «Ревизора». Па
влищев передает, что сестре своей Пушкин жаловался на «лукавство» Гоголя и с до
садой называл его «хитрым малороссом». «Впрочем, — прибавлял он, — я не написал бы лучше» («Рус. стар.», 1880 г., V, стр. 79—80).
И Пушкин не только не «кричал», но и всячески содействовал, как мы видели, успе
хам Гоголя и в частности его «Ревизору». Здесь нет никакого противоречия. Перед на
ми одна из ярчайших черт подлинного гения и собирателя русской литературы. Как толь
ко он увидел свое бессилие родить комедию (с 1832 г. планы комедий исчезают из пуш
кинских черновиков), он возрадовался тому, что его мысль оплодотворила творчество то
го, в ком он угадал писателя необычайной силы в области комедиографии и повествовательной прозы. Той интимной дружбы, которая была между ним и Жуковским, Дельвигом и Вяземским, в его отношении к Гоголю не могло быть, но, раз поверив Гоголю, как творцу, Пушкин уже был верен ему до конца. Вот отчего его так беспокоила судьба
«Ревизора» на московской сцене, вот почему он сам правил текст комедии, вот почему он считал себя ее «крестным отцом» («Русск. арх.», 1865 г., стр. 744).
Так вместо легенды становится на ее место менее идиллический, но зато более до
стоверный факт из истории отношений двух гениальных писателей. Пушкин не «отдавалкомедии, Гоголь ее взял у него по праву Мольера, «бравшего свое добро везде, где сн его находил». И Пушкин это право за ним утвердил. «Я не написал бы лучше, — а т о р е ш ил и в с е».
Что изменил Гоголь в пушкинском замысле, и как выглядела бы комедия «Ревизорв пушкинской редакции? На этот интересный вопрос отвечает одно лишь имя героя задуманной им комедии — Криспин. Вот план этой комедии, обнародованной в 1913 г. П Морозовым в XVI выпуске «Пушкин и его современники».
юКрисгшн (свержу зачеркнуто: Свиньин) приезжает в губернию (вставлено над строкой сверху: NB: на ярмонку) — его принимают за Audass. Губернатор — честный дурак, губернаторша с ним проказит. Криспин сватается за дочь»...
Кто такой Криопин? Это маска староитальянской и старофранцузской комедии-фарса, за которой скрывался тип пройдохи-слуги, в противоположность хитрому и ловкому Ар
лекину, наделенному чертами добродушной глуполватосм и ограниченности. В пушкинском замысле это уже не слуга, но и не важ
ная персона, нечто весьма мизерабельное и незначительное, только по глупости губерна
тора принимаемое за ревизора. Судя по этой маске, комедия должна была быть типичной комедией положений, в которой вся острота — в забавных ситуациях и недоразуме
ниях. Наличие зачеркнутой фамилии «Свинькн» указывает, что Пушкин исходил из жиз
ненно наблюденного факта самозванства и вранья — его насмешки над основателем «Отеч. зап.» И. П. Свиньиным и его похо
ждениями в Бессарабии, где его приняли за важную персону и «поднесли сто тысяч сере
бряных рублей», удостоверены К. А. Полевым в его «Записках». -Но- все же е,го комедия, судя по маске Криспина, была задумана в основе, как трансформация международного сюжета, подобно тому, как он намеревался использовать персонажей комедии Бонжура для задуманной им комедии на тему предупрежденной измены жены...
Гоголь, взяв эту «мысль», облек ее плотью и кровью российской действительности, и в
этом коренное различие между его комедией и планом Пушкина. Его Хлестаков — уже не маска, а живое лицо, а его губернатор (первоначально Гоголь размахнулся шире и толь
ко цензурные соображения заставили его
губернатора превратить в городничего) — уже не «честный дурак», а «мошенник» и «старый подлец» («трех губернаторов обманул»). Он с такой силой и глубиной изобразил в
этой комедии современную ему Россию, что впоследствии сам испугался вызванных им духов сатиры и скорбной иронии и пытался вогнать их образы в «душевный город». Пушкин сразу оценил гениальность этого шедевра и уже больше не возвращался к планам своих комедий. Пришел тот коме
диограф, которого давно уже не было на русской сцене и рядом с которым было немыслимо сражаться на этом поле.
Замечательно, что на русской сцене нашли себе место в игре актеров обе редак
ции — пушкинская и гоголевская. Последняя
гениально воплощалась М. С. Щепкиным: «Щепкин и по южному своему темпераменту, и по дикции, по фигуре, голосу и по всей своей школе, чисто бытовой, дал городни
чего совсем русского, плотоядного пролаза и шельму, с грубоватой внешностью провинциального мелкого чиновника, умеющего от
лично гнуть в бараний рог низших себе и пресмыкаться пред высшими» (П. Ковалев
ский. «Рус. мысль», 1886 г.). Пушкинский же колорит отразился в игре другого замеча
тельного городничего — И. И. С о с н и ц к о- г о — приятеля Пушкина. Об его игре тот же свидетель пишет: «Сосницкий, сложившийся по типам французской комедии в переделке на псевдорусские нравы Хмельниц
кого и просто в переводах, имел внешность более общую — подвижного и тонкого, но холодного плута, голос и характер мягко стелющей лисицы, от которой жестко спится. Каждый по-своему был превосходен».
Кстати, Пушкин очень ценил и любил Хмельницкого, которого считал, до прихода Гоголя, самым выдающимся из русских комедиографов после Фонвизина («Хмельниц
кий моя старинная любовница, я к нему имею такую слабость, что готов поместить в честь его целый куплет в 1-ю песнь Оне
гина». Из письма к брату из Михайловакаго в 1825 г.). Таким образом, Сосницкий, идя по линии Хмельницкого, в какой-то степени отразил замысел и вкусы Пушкина,
Нам остается рассмотреть отношения Пушкина и Гоголя после первого представления «Ревизора». Странное молчание Пушкина по
поводу этого спектакля уже неоднократно ставило втупик исследователей и даже дало повод некоторым из них высказать догадку, что Пушкин в эти годы совершенно игнорировал театр. Это неверно и решительно противоречит всем фактам.
8 апреля 1836 г. Пушкин выехал в Псковскую губ. на погребение матери и вернулся в Петербург лишь 24 апреля, т. е. после пер
вых спектаклей «Ревизора». Через 5 дней он
уже выехал в Москву, откуда вернулся лишь 23 мая прямо на дачу на Каменном острове
(Н. О. Лернер, «Труды и дни Пушкина», стр. 355—360). В эти хлопотливые и тревож
ные для Пушкина дни он почему-то не мог быть в театре на «Ревизоре», что не помешало ему заказать об этой комедии для «Совре
менника» статью П. А. Вяземскому, появив шуюся во II томе этого журнала за 1836 г
Восторженный тон этой статьи, констатировавшей не только литературный, но и сце
нический -успех комедии, несомненно был 1ин,спирирован Пушкиным, который одновременно, в мае этого же гада, имел разговор с Щепкиным в Москве по повод} «Ревизора» и, в письме к жене, вызывал Гоголя для читки этой пьесы московским актерам. Это ли равнодушное отношение к «Ревизору»? И, если вспомнить фразу Пуш
кина в письме к жене: «Не надобно, чтоб «Ревизор» упал в Москве», то станет ясным подлинное отношение Пушкина к этой пьесе
Ведь это писалось в интимном письме к жене, причем в этих случаях Пушкин не особенно стеснялся.
Свое известное письмо к Пушкину о первом спектакле «Ревизора» («Ревизор» сы
гран, и на душе у меня так смутно»...) Гоголь не отправил потому, что, по его словам, они вскоре встретились («Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он -скоро приехал сам»). Надо думать, что беседы на тему спектакля «Ревизора» при этом занимали не последнее место. Гоголь вскоре после этого выехал за границу, а Пушкин вступил в самую трагическую полосу своей жизни — на
зревала дуэль с Дантесом. Вот почему он не успел печатно высказаться сам. о «Ревизоре», считая, что статья Вяземского в его журнале высказала вполне и его взгляд на эту тему. Выйди он только живым из этой дуэли, мы бьг, без сомнения, прочли его строки о «Ревизоре». Как отозвался бы он о спектакле — мы не знаем, но что бы он написал -о самой пьесе ясно из всего предыдущего. Друг Пушкина, П. В. Нащокин, рассказывал П. И. Бартеневу, что Пуш
кин «хвалил ему -«Ревизора», особенно «Тараса Бульбу», хотя он же удостоверяет, что «Гоголь никогда не был близким человеком к Пушкину» («Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартене
вым», 1925 г., стр. 44—45). Вот еще -одно лишнее доказательство тому, что в своих -отношениях к Гоголю Пушкин руковод
ствовался не дружбой, а чем-то более важным в искусстве — чувством огромного ма
стера, видящего перед собой мастера равной -силы, хотя и в другом жанре и стиле. Вот почему имена Пушкина и Гоголя стояли и стоят рядом в сознании ряда поколений их читателей и ценителей.
Рисунок В. Самойлова к постановке «Ревизора». Действие 5-е, явление IX.