бок о присущ пушкинскому мышлению; возможно, что. здесь сказалось влияние встреч и соприкосновений с деятелями декабризма. В частности, насквозь пронизаны этим очень тонким социологизмом и эстетические .воззрения Пушкина. Как бы то ни было, но классическая эстетика вполне ясно и последовательно осмысливается им как эстетика п.ридворно-аристократическая., классическая трагедия — (как жанр, тесней
шим образом связанный с бытовыми и эстетическими нормами двора и света.
И вот в борьбе с этой ее ограниченностью Пушкин предъявляет романтической трагедии еще -одно., кардинальное требование — требование народности.
Замечателен развертываемый им в этом плане анализ исторического развития драмы .западноевропейской и русской. Путь первой определяется им как путь с площади — ко двору. Она возникла, как «увеселение народное», и лишь впоследствии «оставила площадь и переяеслася в чертоги по требованию образо
ванного, избранного общества». Этот процесс был связан с ее измельчанием, с ее художественной дегра
дацией. «Творец трагедий народной был образованнее
своих зрителей, он это знал, дав.ал им свои .свободные произведения с уверенностью в своей возвышенности... При дворе, наоборот, поэт чувствовал себя ниже своей публики... Он не предавался вольно и смело своим вымыслам. Он старался угадывать тре
бования утонченного вкуса людей, чуждых ему по состоянию. Он боялся унизить такое-то высокое зва
ние, оскорбить таких-то своих зрителей — отселе робкая чопорность, смешная надутость... Драма оста
вила язык общепонятный и приняла наречие модное, избранное, утонченное».
Иным путем развивалось драматическое искусство на русской1 почве. «Драм.а никогда, не (была, у яа.с .потребностию народною. Мистерии Дмитрия Ростовского, трагедии, царевны Софии Алексеевны были пред
ставляемы при царском дворе и в палатах ближних бояр и были необыкновенным празднеством, а не постоянным увеселением».
Возвратить драматическое искусство —- народное по своей сути — .народной массе, «придворную сумароковсмую трагедию низвести на площадь» — такова, в представлении Пушкина .задача, .стоящая перед романтической драматургией его. эпохи.
Практическим .осуществлением этой программы и был «.Борис Годунов». ,До. сих пор еще, пытаясь опре
делить историческое значение .пушкинской трагедии, все дело часто .сводят к ее .политическому содержанию. Буквально или не буквально следовал он Карамзину в изображении исторических .событий той эпо
хи, проецировался или не проецировался у него в об
разе Бориса, пришедшего к престолу через труп Димитрия, Александр, .пришедший к престолу через труп Павла, — вот те .вопросы, которые обычно выдвигаются здесь на .первый1 план. (Между тем, против слишком уже .прямых такого рода «allusions», «примене
ний» достаточно резко протестовал уже сам Пушкин. В таком чересчур примитивном осовремениваниипрошлого он .видел отступление от основного принципа своей драматургической поэтики — принципа реали
стичности изображения, его исторической правдивости. И вовсе .не политические тенденция трагедии послужили причиной того, что с самого начала о.на встретила резко подозрительное отношение со стороны правящих кругов, в результате чего более пяти лет прошло. с момента окончания трагедии до ее опублико
вания. Николая И1 Бенкендорфа пугало в ней совсем другое, именно — ее демократизм, отчетливо сказы
вающийся во всех компонентах трагедии: в неподлощенной реалистичности отдельных сцен и в разра
ботке отдельных образов, в языке произведения и т. д. «Должно заметить, что человек с .малейшим вкусом и тактом не осмелился бы никогда представить публике выражения, которые нельзя произнесть ни в од
ном благопристойном трактире,—писал Булгарин, которому Бенкендорф поручил рецензирование пушкинской рукописи. Четыре года спустя трагедию пе
речитал сам Николай, и снова основное .препятствие к ее напечатанию усмотрел в «некоторых местах, слишком тривиальных».
Из иллюстраций В. Свитальского к «Борису Годунову
А. С. Пушкина
Эта пятилетняя задержка в опубликовании трагедии была большим ударом для Пушкина. .В момент окончания ее Пушкин был пионером, зачинателем нового жанра. Ко времени ее напечатания в активе романти
ческой драматургии числился уже длинный ряд пьес Дюма, Гюго, Мюссе. Пушкин стоял перед угрозой
оказаться в положении эпигона, подражателя. Но еще большим ударом был для него очевидный неуспех трагедии у читательской аудитории. Воочию ему при
ходилось убеждаться в том, насколько опережал он свою эпоху в своих замыслах и исканиях..
«Трагедия .наша, образованная по примеру т-згедии Расина, может ли отвыкнуть от аристократических своих привычек, от своего разговора, .размеренного,
важного и благопристойного, — с горечью писал он в 1830 .г. — .Как ей перейти к трубой откровенности народных страстей, к .вольности (суждений площади, как ей вдруг отстать от подобострастия, как ей обойтись без правил, к которым она привыкла, .где, у ко
го выучиться наречию, понятному народу, какие суть
страсти сего ’народа., какие струны его сердца, где найдет оиа себе созвучие, — словом, где зрители, где публика? Вместо .публики встретит она тот же малый, ограниченный круг и оскорбит надменные его .при
вычки (Le daigneux), вместо созвучия, отголоска и рукоплесканий услышит она мелочную, привязчивую критику».
В современной Пушкину России его попытки создания народной трагедии действительно не нашли и .не могли .найти отголоска. Должно было пройти столе
тие, (завершившееся победой социализма на одной шестой части земного шара, чтобы художественные заветы Пушкина-драматур.га, его реализм, его гуманистические тенденции, его требование народности искусства вспыхнули новым светом, получили новое звучание. И если в течение этого столетия драматурги
ческое наследие Пушкина служило преимущественно предметом изучения, то теперь перед нами во весь рост встает иная задача, — задача творческого овладения этим наследием.
шим образом связанный с бытовыми и эстетическими нормами двора и света.
И вот в борьбе с этой ее ограниченностью Пушкин предъявляет романтической трагедии еще -одно., кардинальное требование — требование народности.
Замечателен развертываемый им в этом плане анализ исторического развития драмы .западноевропейской и русской. Путь первой определяется им как путь с площади — ко двору. Она возникла, как «увеселение народное», и лишь впоследствии «оставила площадь и переяеслася в чертоги по требованию образо
ванного, избранного общества». Этот процесс был связан с ее измельчанием, с ее художественной дегра
дацией. «Творец трагедий народной был образованнее
своих зрителей, он это знал, дав.ал им свои .свободные произведения с уверенностью в своей возвышенности... При дворе, наоборот, поэт чувствовал себя ниже своей публики... Он не предавался вольно и смело своим вымыслам. Он старался угадывать тре
бования утонченного вкуса людей, чуждых ему по состоянию. Он боялся унизить такое-то высокое зва
ние, оскорбить таких-то своих зрителей — отселе робкая чопорность, смешная надутость... Драма оста
вила язык общепонятный и приняла наречие модное, избранное, утонченное».
Иным путем развивалось драматическое искусство на русской1 почве. «Драм.а никогда, не (была, у яа.с .потребностию народною. Мистерии Дмитрия Ростовского, трагедии, царевны Софии Алексеевны были пред
ставляемы при царском дворе и в палатах ближних бояр и были необыкновенным празднеством, а не постоянным увеселением».
Возвратить драматическое искусство —- народное по своей сути — .народной массе, «придворную сумароковсмую трагедию низвести на площадь» — такова, в представлении Пушкина .задача, .стоящая перед романтической драматургией его. эпохи.
Практическим .осуществлением этой программы и был «.Борис Годунов». ,До. сих пор еще, пытаясь опре
делить историческое значение .пушкинской трагедии, все дело часто .сводят к ее .политическому содержанию. Буквально или не буквально следовал он Карамзину в изображении исторических .событий той эпо
хи, проецировался или не проецировался у него в об
разе Бориса, пришедшего к престолу через труп Димитрия, Александр, .пришедший к престолу через труп Павла, — вот те .вопросы, которые обычно выдвигаются здесь на .первый1 план. (Между тем, против слишком уже .прямых такого рода «allusions», «примене
ний» достаточно резко протестовал уже сам Пушкин. В таком чересчур примитивном осовремениваниипрошлого он .видел отступление от основного принципа своей драматургической поэтики — принципа реали
стичности изображения, его исторической правдивости. И вовсе .не политические тенденция трагедии послужили причиной того, что с самого начала о.на встретила резко подозрительное отношение со стороны правящих кругов, в результате чего более пяти лет прошло. с момента окончания трагедии до ее опублико
вания. Николая И1 Бенкендорфа пугало в ней совсем другое, именно — ее демократизм, отчетливо сказы
вающийся во всех компонентах трагедии: в неподлощенной реалистичности отдельных сцен и в разра
ботке отдельных образов, в языке произведения и т. д. «Должно заметить, что человек с .малейшим вкусом и тактом не осмелился бы никогда представить публике выражения, которые нельзя произнесть ни в од
ном благопристойном трактире,—писал Булгарин, которому Бенкендорф поручил рецензирование пушкинской рукописи. Четыре года спустя трагедию пе
речитал сам Николай, и снова основное .препятствие к ее напечатанию усмотрел в «некоторых местах, слишком тривиальных».
Из иллюстраций В. Свитальского к «Борису Годунову
А. С. Пушкина
Эта пятилетняя задержка в опубликовании трагедии была большим ударом для Пушкина. .В момент окончания ее Пушкин был пионером, зачинателем нового жанра. Ко времени ее напечатания в активе романти
ческой драматургии числился уже длинный ряд пьес Дюма, Гюго, Мюссе. Пушкин стоял перед угрозой
оказаться в положении эпигона, подражателя. Но еще большим ударом был для него очевидный неуспех трагедии у читательской аудитории. Воочию ему при
ходилось убеждаться в том, насколько опережал он свою эпоху в своих замыслах и исканиях..
«Трагедия .наша, образованная по примеру т-згедии Расина, может ли отвыкнуть от аристократических своих привычек, от своего разговора, .размеренного,
важного и благопристойного, — с горечью писал он в 1830 .г. — .Как ей перейти к трубой откровенности народных страстей, к .вольности (суждений площади, как ей вдруг отстать от подобострастия, как ей обойтись без правил, к которым она привыкла, .где, у ко
го выучиться наречию, понятному народу, какие суть
страсти сего ’народа., какие струны его сердца, где найдет оиа себе созвучие, — словом, где зрители, где публика? Вместо .публики встретит она тот же малый, ограниченный круг и оскорбит надменные его .при
вычки (Le daigneux), вместо созвучия, отголоска и рукоплесканий услышит она мелочную, привязчивую критику».
В современной Пушкину России его попытки создания народной трагедии действительно не нашли и .не могли .найти отголоска. Должно было пройти столе
тие, (завершившееся победой социализма на одной шестой части земного шара, чтобы художественные заветы Пушкина-драматур.га, его реализм, его гуманистические тенденции, его требование народности искусства вспыхнули новым светом, получили новое звучание. И если в течение этого столетия драматурги
ческое наследие Пушкина служило преимущественно предметом изучения, то теперь перед нами во весь рост встает иная задача, — задача творческого овладения этим наследием.