съ мѣста не двигается, а смотритъ на насъ вотъ такими глазенками. (Нѣжно смотритъ на Ришара. )
Ришаръ (смѣясь). Ты воображаешь, что по твоей физіономіи я могу себѣ представить ребенка?
Мартэнъ. На головѣ маленькая золотистая шапочка, сама едва одѣта, въ рубашепкѣ, голенькіе грудка, нож
ки, рученкн и чтобы мы ей ни говорили, «Смилисъ!» «Смилпсъ!» кричитъ себѣ и кончено... Вы понимаете,
она вѣдь иначе и не умѣла говорить, какъ только ногречески!
Ришаръ Чудакъ! Конечно!
Мартэнъ. А когда мы къ ней приблизились совсѣмъ, она испугалась и запла... ну, да! заплакала, такъ, вѣдь и всякій бы заплакалъ на ея мѣстѣ, испугав
шись цѣлой толпы чужихъ загорѣлыхъ физіономій, а вы говорите «плакса»!
Ришаръ. Ну, ну, хорошо. Дальше.
Мартэнъ. Самъ командиръ взялъ ее на руки и понесъ, а мы цѣлымъ отрядомъ слѣдовали за нимъ. Во Франціи командиръ нашъ оставилъ молодую жену, го
товую сдѣлаться матерью, и надѣялся, по возвращеніи домой, найти...
Ришаръ. Да да, я вспоминаю.
Мартэнъ. «Не плачь, не плачь»,—говорилъ онъ ей,—«по возвращеніи во Францію, мы найдемъ братца
или сестрицу». На берегу ее положили въ гамакъ, и когда она въ волю наплакалась... Ришаръ. То заснула?
Мартэнъ. Заснула. Въ Гаврѣ командиръ опрометью бросился къ себѣ. Я слѣдовалъ за нимъ съ ребенкомъ на рукахъ. Ахъ, несчастный человѣкъ. Что его ожи
дало! Жена умерла и его собственное родное дитя— дочь тоже, почти въ одно время съ матерью... Вотъ...
Ришаръ. Въ жизни бываютъ ужасныя минуты.
Мартэнъ. Да, именно, ужасныя минуты! О! посмотрѣли бы вы на него тогда! Тутъ поневолѣ сдрей