нихъ нашлись сразу подходящія самостоятельныя обозначенія чисто русскаго происхожденія (не надо при этомъ забывать общность санскритскихъ корней для всѣхъ арійскихъ народовъ). Въ преобладающемъ же большинствѣ обозначенія эти, пришедшія къ намъ вмѣстѣ съ обозначаемыми ими предметами или дѣйствіями, либо буквально переведены съ нѣмецкаго (напр. столяръ— Tischler), либо — чаще всего — прямо взято нѣмецкое слово и передѣлано согласно народной фонетикѣ, иногда почти до неузнаваемости. Таковы, напр., въ томъ же
столярномъ дѣлѣ, названія инструментовъ: стамезка (Stemmeisen), цикля (Ziehklinge), струбцинка (Schrau
benzwinge), свинки (Zwinge), зензубель (Gesimshobel), шлифтикъ (Schlichthobel), ресмусъ (Reissmaass) и др., гдѣ не сразу можно даже иногда догадаться, изъ какого языка произведено заимствованіе. Многія же наимено
ванія остались почти неискаженными, напр., фальцгобель, шпунтубель и др., ясно сохранившія первоначальную форму. Вообще, чѣмъ употребительнѣе былъ инструментъ при обычной, простой работѣ, и чѣмъ, слѣдова
тельно, шире было его распространеніе, тѣмъ сильнѣе измѣнялось его первоначальное наименованіе, передаваемое однимъ мастеромъ другому.
То же самое можно сказать и относительно прочихъ цеховъ — слесарнаго (самое слово слесарь — искаженное нѣм. Schlosser), малярнаго (нѣм. Maler) и т. д. Терми
новъ этихъ такъ много и они такъ распространились и привились въ самой толщѣ народной, что врядъ ли можно серьезно помышлять объ ихъ исчезновеніи когда либо, какъ бы ни были сильны патріотическіе мотивы.
По гораздо податливѣе въ этомъ отношеній могутъ оказаться тѣ техническіе термины, которые въ обиходѣ
не у простыхъ мастеровъ-ремесленниковъ, а у болѣе интеллигентныхъ техническихъ работниковъ. Такъ напр., въ числѣ названій чертежныхъ инструментовъ мы встрѣ
чаемъ такія слова, какъ рейсфедеръ, рейсшина, вин
кель, кронциркуль, масштабъ и т. п. Будучи достояніемъ языка болѣе культурнаго слоя общества,
термины эти, съ одной стороны, не подверглись столь сильному фонетическому искаженію, а сохранили во всей ясности свой нѣмецкій обликъ и тѣмъ болѣе рѣжутъ чувствительное къ этому ухо въ настоящее время; съ
другой стороны, именно въ этомъ слоѣ общества, къ тому же и не столь обширномъ, легче можетъ имѣть успѣхъ попытка не только подыскать и предложить иные, болѣе умѣстные термины, но и распространить ихъ при помощи печатнаго слова такъ, чтобы они привились достаточно прочно. Такимъ образомъ, напр., совер
шенно вывелся изъ употребленія терминъ „локомотивъ“, замѣнившійся болѣе звучнымъ и удобнымъ „паровозомъ“, понемногу „велосипедъ“ замѣняется „самокатомъ“, и т. д.
Разумѣется, чтобы вновь вводимый терминъ имѣлъ успѣхъ, онъ долженъ быть выбранъ удачно, т. е. ни въ какомъ случаѣ не состоять изъ нѣсколькихъ отдѣль
ныхъ, не слитыхъ между собою словъ (напр. можно навѣрное сказать, что „чертежное перо“ вмѣсто „рейсфедера“ никогда не привьется), быть краткимъ,
склоняемымъ, удобнымъ для произношенія и не имѣть синонимовъ, могущихъ быть причиной недоразумѣній.
Предложеніямъ подобныхъ терминовъ всегда найдется мѣсто на страницахъ „Зодчаго“.
В. Эвальдъ.


О правѣ именоваться архитекторомъ.


Вопросы, которые были возбуждены въ письмѣ арх. П. Струкова, помѣщенномъ въ № 52 „Зодчаго“ за прош
лый годъ, вызвали два письма въ редакцію, которыя мы здѣсь и помѣщаемъ полностью, такъ какъ они ясно обрисовываютъ двѣ различныхъ точки зрѣнія.
I.
Письмо архитектора П. Струкова заключаетъ въ себѣ два положенія, изъ коихъ одно выступаетъ между строкъ, какъ пожеланіе или, вѣрнѣе, требованіе автора, а другое имъ самимъ формулировано. Оба эти положенія являются вопросами принципіальнаго свойства, а потому ихъ все
стороннее освѣщеніе важно для всѣхъ насъ, сотоварищей П. Струкова по профессіи.
Первое положеніе я формулирую такъ: есть ли окончаніе курса спеціальнаго учебнаго заведеніи кѣмъ либо заслуга съ его стороны передъ государствомъ, за которую послѣднее должно быть дипломированному лицу благо
дарно и въ видѣ возмездія обязано создавать для него нѣчто вродѣ монополіи съ защитой права занятія профессіей и даже названія спеціальности? Или же всякое лицо, получившее дипломъ, обязано этимъ госу
дарству, и не только не имѣетъ никакихъ правъ на дальнѣйшее покровительство со стороны государства, но, наоборотъ, морально должно плодотворной дѣятельностью согласно съ этикой своей профессіи воздать должное странѣ, которая затратила большія средства на его обученіе?
Кажется, что самая постановка вопроса въ такомъ видѣ предрекаетъ и отвѣтъ на него. Поэтому, пожеланіе нашего товарища Струкова о томъ, чтобы кѣмъ то были привлечены къ законной отвѣтственности люди, самозванно якобы поименованные въ справочникахъ архи
текторами, едва ли обосновано. Очевидно, что привлекать къ отвѣтственности лицъ, нарушающихъ чьи либо интересы, должны сами пострадавшіе. Предлагаю товари
щамъ судить: было ли бы привѣтствовано кѣмъ-либо выступленіе почтеннаго Московскаго архитектурнаго общества, какъ органа, объединяющаго всѣхъ дипломи
рованныхъ строителей, въ роли.... сыщика и фискала противъ неполноправныхъ, но, повидимому, кому то опасныхъ конкурентовъ изъ техниковъ и чертежниковъ.
Да и настолько ли опасны эти пресловутые конкуренты, чтобы объ этомъ стоило такъ говорить?
Вѣдь недоучки могутъ имѣть успѣхъ только въ некультурныхъ слояхъ кліентуры, а домогаться популярности въ подобной средѣ, не рискуя поступиться достоин
ствомъ профессіи, едва ли выполнимо. Если же кто нибудь изъ недипломированныхъ лицъ окажется по своей культурности и знанію дѣла достойнымъ признанія его равнымъ прочимъ дипломированнымъ лицамъ, то въ такомъ случаѣ этика требуетъ принять его полноправнымъ товарищемъ въ свою среду, и вопросъ о недобросовѣстной конкуренціи съ его стороны самъ собою отпадаетъ.
Теперь обращаемся къ другому вопросу, формулированному въ письмѣ: есть ли „архитекторъ“ названіе
профессіи, или же званіе, даваемое за окончаніе курса наукъ?
Чтобы дать исчерпывающій отвѣтъ на этотъ вопросъ,
придется для сравненія привести примѣры изъ другихъ