къ нынѣшній разъ украшена роскошными растеніями и цвѣтами юга: по угламъ ея и у простѣнковъ возвышались густыя пирамиды рѣдкихъ деревъ, живописно расположенныхъ и переплетенныхъ свѣжими душистыми цвѣ
тами. Оркестръ, магическій оркестръ Лядова, былъ со
вершенно скрытъ за густою гирляндою, извивавшеюся фестонами надъ эстрадою. Блистательнѣйшая публика на
полняла залу, хоры, галереи за колоннами и прилегающіе къ залѣ покои; всего считалось до 4.000 посѣтителей. Бо
гатство и, главное, вкусъ дамскихъ нарядовъ на этомъ балѣ не можетъ сравниться ни съ чѣмъ; пышность, разнообразіе, разнохарактерность и роскошь русскихъ и иностранныхъ мундировъ, военныхъ и гражданскихъ доходили до невѣроятія.
«Изъ комнатъ, обращенныхъ окнами на Михайловскую площадь, въ которыхъ помѣщался большой буфетъ, можно было любоваться прелестною иллюминаціею, устро
енною къ этому вечеру на скверѣ, занимающемъ средину площади. Вся иллюминація состояла изъ огромнаго и, такъ сказать, массивнаго транспаранта, на которомъ былъ представленъ, въ огненныхъ абрисахъ, великолѣпный храмъ съ вензелевыми изображеніями драгоцѣнныхъ для всѣхъ именъ; а съ трехъ сторонъ этого храма возвыша
лась готическая галерея, въ которой до того соблюдены были перспективныя правила, что, но мѣрѣ удаленія стрѣльчатыхъ сводовъ, уменьшался и слабѣлъ голубой свѣтъ, обрисовывавшій контуры галереи. На переднемъ планѣ галлереи были представлены огненные латники въ полномъ вооруженіи, съ гербами С.-Петербургской губер
ніи и ея уѣздовъ на рыцарскихъ щитахъ. До поздней ночи на площади раздавалась полковая музыка и хоры пѣсен
никовъ, и толпилось безчисленное множество посѣтителей. Эффектъ этой иллюминаціи съ оживленною картиною пло
щади изъ оконъ собранія и съ балкона, превращеннаго на сей вечеръ въ крытую стеклянную галерею, былъ истинно волшебный!».
А черезъ 4 года —4 декабря 1845 г. [228)] — дворянское собраніе горѣло: «по розысканію полиціи оказалось [229)], что пожаръ начался въ квартирѣ повара дворянскаго собранія; а по словамъ его, внезапное воспламененіе произошло отъ неизвѣстной ему причины изъ комнаты, ко
торая освѣщалась газомъ; при семъ непредвидѣнномъ случаѣ поваръ Думень и 5-лѣтній сынъ его получили силь
ные ожоги лица и рукъ». Пожаръ начался во дворѣ; «сильное пламя съ неимовѣрною быстротою повсемѣстно
и огонь жестоко увеличивался»; 17-градусный морозъ затруднялъ тушеніе пожара — «отъ мороза застывали всѣ пожарныя трубы и насосы, доставлявшіе воду съ Екате
рининскаго канала». Главный залъ и комнаты для пріѣзда императорской фамиліи, кромѣ столовой и буфета, были спасены; спасенъ былъ и первый этажъ, въ которомъ по
мѣщались магазины. При этомъ пожарѣ было сдѣлано «неожиданное», но столь обычное въ то время открытіе — «во всѣхъ этажахъ не имѣется каменныхъ сводовъ и всѣ поперечныя стѣны деревянныя» — эти стѣны и дали богатую пищу огню.
Первое свѣдѣніе о мѣстѣ, занимаемомъ нынѣ домомъ іезуитовъ, отысканное нами, относится къ 1776 году [230)] — «двора ея императорскаго величества камеръ-фурьера Степана Андреевскаго желающимъ купить деревянный домъ, стоящій на Адмиралтейской сторонѣ у Екатериненскаго канала, на поворотѣ отъ онаго, въ Италіанскую
улицу...». Такимъ образомъ въ 1776 году здѣсь былъ деревянный домъ, который, по всей вѣроятности, просуще
ствовалъ до 1801 г. [231)], когда это мѣсто было куплено іезуитами, и архитекторомъ Луиджи Руско [232)] построенъ существующій до сего времени домъ. Намъ неизвѣстно ни какъ строился домъ, ни его первоначальная судьба; мы уже указывали, что обращались къ администраціи като
лической церкви за справками, но отвѣта не получили,
и можемъ только отмѣтить, что 12 іюля 1804 г. [233)] въ этомъ домѣ была заведена іезуитами аптека. Но послѣдующую судьбу дома — превращеніе его изъ дома іезуитовъ въ казенный домъ — мы можемъ разсказать очень по
дробно, пользуясь неопубликованнымъ еще дѣломъ архива Инженернаго замка [*)].
Въ ночь на 22 декабря 1815 г. [234)] іезуиты были увезены подъ конвоемъ изъ Петербурга, а 15 іюня 1816 г. [235)] князь Волконскій, тогда еще начальникъ главнаго штаба, предписалъ инженерному вѣдомству принять домъ; черезъ два же дня, 17 іюня того же года [236)], въ Сенатскихъ Вѣдомостяхъ былъ опубликованъ и указъ о домѣ, а почти черезъ мѣсяцъ, 5 іюля [237)], былъ снятъ и полицейскій караулъ съ дома іезуитовъ. Въ этомъ домѣ рѣшено было помѣстить военно-сиротское отдѣленіе, ютившееся до сихъ поръ въ казармахъ артиллерійскаго
вѣдомства. Но священнослужители римско-католической церкви подали прошеніе [238)] на высочайшее имя, оспа
ривая принадлежность этого дома іезуитамъ, и доказывая, что этотъ домъ принадлежитъ католической церкви св. Екатерины. Отвѣтъ на это всеподданнѣйшее прошеніе былъ отрицательный. Священнослужители римско-католи
ческой церкви не хотѣли помириться съ утратою дома, и начался рядъ мелкихъ, но очень характерныхъ, инциден
товъ между ними и новой администраціей дома, при чемъ послѣдняя о всѣхъ этихъ инцидентахъ неизмѣнно дово
дила до высочайшаго свѣдѣнія, добиваясь высочайшихъ резолюцій.
Дворы дома іезуитовъ и римско-католической церкви были смежными, и оказалось, что устроенный на церковномъ дворѣ дровяной складъ затемнялъ нижній этажъ іезуитскаго дома. И появилось высочайшее повелѣніе 8 ав
густа 1817 года [239)] : «дрова сіи немедленно и непремѣнно разобрать и очистить такъ, чтобы не было отъ нихъ никакихъ неудобствъ военно-сиротскому отдѣленію, и при ма
лѣйшей со стороны пріора медлительности отберутся они (т. е. дрова) въ казну». Резолюція появилась въ отвѣтъ на слѣдующее прошеніе «суперіота и синдиковъ С.-Петербургской римско - католической церкви св. Екатерины» [240)]: «на объявленное намъ приказаніе г. С.-Пе
тербургскаго оберъ-полицеймейстера Ивана Савича Горѣлья о томъ, чтобы мы удержались отъ дальнѣйшей кладки дровъ по стѣнѣ военно-сиротскаго дома, а складенныя на одной убрали, такъ что окна и выгребъ главнаго нужнаго мѣста были свободны по-прежнему, имѣемъ честь объяснить, что предписанія сего исполнить не можемъ по слѣдующимъ причинамъ.
«1) Кладку помянутыхъ дровъ мы производимъ на землѣ, принадлежащей къ старому церковному двору, и въ семъ случаѣ мы руководствуемся правомъ высочайше уза
[*)] Считаемъ здѣсь умѣстнымъ выразить нашу глубокую благодарность начальнику архива и его помощнику за любез
ное содѣйствіе при пользованіи дѣлами этого, въ высокой степени любопытнаго и важнаго, архива.
тами. Оркестръ, магическій оркестръ Лядова, былъ со
вершенно скрытъ за густою гирляндою, извивавшеюся фестонами надъ эстрадою. Блистательнѣйшая публика на
полняла залу, хоры, галереи за колоннами и прилегающіе къ залѣ покои; всего считалось до 4.000 посѣтителей. Бо
гатство и, главное, вкусъ дамскихъ нарядовъ на этомъ балѣ не можетъ сравниться ни съ чѣмъ; пышность, разнообразіе, разнохарактерность и роскошь русскихъ и иностранныхъ мундировъ, военныхъ и гражданскихъ доходили до невѣроятія.
«Изъ комнатъ, обращенныхъ окнами на Михайловскую площадь, въ которыхъ помѣщался большой буфетъ, можно было любоваться прелестною иллюминаціею, устро
енною къ этому вечеру на скверѣ, занимающемъ средину площади. Вся иллюминація состояла изъ огромнаго и, такъ сказать, массивнаго транспаранта, на которомъ былъ представленъ, въ огненныхъ абрисахъ, великолѣпный храмъ съ вензелевыми изображеніями драгоцѣнныхъ для всѣхъ именъ; а съ трехъ сторонъ этого храма возвыша
лась готическая галерея, въ которой до того соблюдены были перспективныя правила, что, но мѣрѣ удаленія стрѣльчатыхъ сводовъ, уменьшался и слабѣлъ голубой свѣтъ, обрисовывавшій контуры галереи. На переднемъ планѣ галлереи были представлены огненные латники въ полномъ вооруженіи, съ гербами С.-Петербургской губер
ніи и ея уѣздовъ на рыцарскихъ щитахъ. До поздней ночи на площади раздавалась полковая музыка и хоры пѣсен
никовъ, и толпилось безчисленное множество посѣтителей. Эффектъ этой иллюминаціи съ оживленною картиною пло
щади изъ оконъ собранія и съ балкона, превращеннаго на сей вечеръ въ крытую стеклянную галерею, былъ истинно волшебный!».
А черезъ 4 года —4 декабря 1845 г. [228)] — дворянское собраніе горѣло: «по розысканію полиціи оказалось [229)], что пожаръ начался въ квартирѣ повара дворянскаго собранія; а по словамъ его, внезапное воспламененіе произошло отъ неизвѣстной ему причины изъ комнаты, ко
торая освѣщалась газомъ; при семъ непредвидѣнномъ случаѣ поваръ Думень и 5-лѣтній сынъ его получили силь
ные ожоги лица и рукъ». Пожаръ начался во дворѣ; «сильное пламя съ неимовѣрною быстротою повсемѣстно
и огонь жестоко увеличивался»; 17-градусный морозъ затруднялъ тушеніе пожара — «отъ мороза застывали всѣ пожарныя трубы и насосы, доставлявшіе воду съ Екате
рининскаго канала». Главный залъ и комнаты для пріѣзда императорской фамиліи, кромѣ столовой и буфета, были спасены; спасенъ былъ и первый этажъ, въ которомъ по
мѣщались магазины. При этомъ пожарѣ было сдѣлано «неожиданное», но столь обычное въ то время открытіе — «во всѣхъ этажахъ не имѣется каменныхъ сводовъ и всѣ поперечныя стѣны деревянныя» — эти стѣны и дали богатую пищу огню.
Первое свѣдѣніе о мѣстѣ, занимаемомъ нынѣ домомъ іезуитовъ, отысканное нами, относится къ 1776 году [230)] — «двора ея императорскаго величества камеръ-фурьера Степана Андреевскаго желающимъ купить деревянный домъ, стоящій на Адмиралтейской сторонѣ у Екатериненскаго канала, на поворотѣ отъ онаго, въ Италіанскую
улицу...». Такимъ образомъ въ 1776 году здѣсь былъ деревянный домъ, который, по всей вѣроятности, просуще
ствовалъ до 1801 г. [231)], когда это мѣсто было куплено іезуитами, и архитекторомъ Луиджи Руско [232)] построенъ существующій до сего времени домъ. Намъ неизвѣстно ни какъ строился домъ, ни его первоначальная судьба; мы уже указывали, что обращались къ администраціи като
лической церкви за справками, но отвѣта не получили,
и можемъ только отмѣтить, что 12 іюля 1804 г. [233)] въ этомъ домѣ была заведена іезуитами аптека. Но послѣдующую судьбу дома — превращеніе его изъ дома іезуитовъ въ казенный домъ — мы можемъ разсказать очень по
дробно, пользуясь неопубликованнымъ еще дѣломъ архива Инженернаго замка [*)].
Въ ночь на 22 декабря 1815 г. [234)] іезуиты были увезены подъ конвоемъ изъ Петербурга, а 15 іюня 1816 г. [235)] князь Волконскій, тогда еще начальникъ главнаго штаба, предписалъ инженерному вѣдомству принять домъ; черезъ два же дня, 17 іюня того же года [236)], въ Сенатскихъ Вѣдомостяхъ былъ опубликованъ и указъ о домѣ, а почти черезъ мѣсяцъ, 5 іюля [237)], былъ снятъ и полицейскій караулъ съ дома іезуитовъ. Въ этомъ домѣ рѣшено было помѣстить военно-сиротское отдѣленіе, ютившееся до сихъ поръ въ казармахъ артиллерійскаго
вѣдомства. Но священнослужители римско-католической церкви подали прошеніе [238)] на высочайшее имя, оспа
ривая принадлежность этого дома іезуитамъ, и доказывая, что этотъ домъ принадлежитъ католической церкви св. Екатерины. Отвѣтъ на это всеподданнѣйшее прошеніе былъ отрицательный. Священнослужители римско-католи
ческой церкви не хотѣли помириться съ утратою дома, и начался рядъ мелкихъ, но очень характерныхъ, инциден
товъ между ними и новой администраціей дома, при чемъ послѣдняя о всѣхъ этихъ инцидентахъ неизмѣнно дово
дила до высочайшаго свѣдѣнія, добиваясь высочайшихъ резолюцій.
Дворы дома іезуитовъ и римско-католической церкви были смежными, и оказалось, что устроенный на церковномъ дворѣ дровяной складъ затемнялъ нижній этажъ іезуитскаго дома. И появилось высочайшее повелѣніе 8 ав
густа 1817 года [239)] : «дрова сіи немедленно и непремѣнно разобрать и очистить такъ, чтобы не было отъ нихъ никакихъ неудобствъ военно-сиротскому отдѣленію, и при ма
лѣйшей со стороны пріора медлительности отберутся они (т. е. дрова) въ казну». Резолюція появилась въ отвѣтъ на слѣдующее прошеніе «суперіота и синдиковъ С.-Петербургской римско - католической церкви св. Екатерины» [240)]: «на объявленное намъ приказаніе г. С.-Пе
тербургскаго оберъ-полицеймейстера Ивана Савича Горѣлья о томъ, чтобы мы удержались отъ дальнѣйшей кладки дровъ по стѣнѣ военно-сиротскаго дома, а складенныя на одной убрали, такъ что окна и выгребъ главнаго нужнаго мѣста были свободны по-прежнему, имѣемъ честь объяснить, что предписанія сего исполнить не можемъ по слѣдующимъ причинамъ.
«1) Кладку помянутыхъ дровъ мы производимъ на землѣ, принадлежащей къ старому церковному двору, и въ семъ случаѣ мы руководствуемся правомъ высочайше уза
[*)] Считаемъ здѣсь умѣстнымъ выразить нашу глубокую благодарность начальнику архива и его помощнику за любез
ное содѣйствіе при пользованіи дѣлами этого, въ высокой степени любопытнаго и важнаго, архива.