Старый Петеpбургъ. Перузина.




(Окончаніе).


XIII.
Таблица частныхъ построекъ Невскаго проспекта.— Превращеніе «улицы вѣротерпимости» въ банковскую улицу. — Домъ Учетнаго банка, бывшій домъ Энгельгардта, дома Кусовникова, кн. Голицына, Вильбоа. — Пассажъ. — Домъ барона Менг
дена. —Домъ Зубова. — Домъ Глазунова —постоянная выставка
художественныхъ произведеній. — Рѣдкій примѣръ.
Для частныхъ построекъ Невскаго проспекта мы даемъ точно такую же таблицу, какую дали для Итальян


ской улицы. Изъ этой таблицы ясно видно, что самыми


ранними постройками разсматриваемой части Невскаго проспекта были гауптвахта (1726 г.) и римско-католи
ческая церковь, и что значительная часть построекъ стала появляться въ 40-хъ годахъ XVIII вѣка, а квар
талъ между нынѣшними Екатерининской и Караванной улицами застроился исключительно въ эти годы.


Затѣмъ, если въ 1857 г. французъ Александръ Дюма [313)] прозвалъ Невскій проспектъ «улицею вѣро


терпимости», потому что на немъ помѣщаются чуть ли не всѣ главныя церкви инославныхъ исповѣданій (конечно, тутъ, какъ мы и говорили, ролъ играла не вѣро
терпимость, а то обстоятельство, что Невскій проспектъ былъ закоулкомъ, окраиной, гдѣ и можно было отводить мѣсто инославнымъ церквамъ), то въ 1903 г. Невскій проспектъ долженъ назваться банковской улицею или улицею банковъ. Въ самомъ дѣлѣ, на разсматриваемомъ нами участкѣ изъ 17 домовъ — 5 принадлежатъ банкамъ и 1 страховому обществу. Процентъ значительный! И это обстоятельство ясно обрисовываетъ процессъ капитали
заціи. Владѣніе, попавъ въ руки банка, обезличивается, и обратный переходъ уже невозможенъ.
Нѣкоторыя постройки этого участка заслуживаютъ болѣе подробнаго разсмотрѣнія. Начнемъ съ углового дома на Екатерининскій каналъ. Этотъ домъ (нынѣ учетнаго банка) построенъ, вѣроятно, въ началѣ 60-хъ годовъ ХѴӀӀӀ вѣка и почти въ неизмѣненномъ видѣ существу
етъ по днесь. Построилъ его генералъ-фельдцейхмейстеръ Вильбоа, въ то время, когда онъ собирался устраивать изъ рѣчки Кривуши Екатерининскій каналъ, и для бо
лѣе удобнаго наблюденія выстроилъ домъ на берегу этого будущаго канала. Но съ восшествіемъ на престолъ Екатерины ӀӀ звѣзда Вильбоа закатилась, и съ 1764 г. [314)] началась продажа этого дома, который и былъ черезъ нѣсколько лѣтъ пріобрѣтенъ другимъ вельможею, уже сотрудникомъ Екатерины II, княземъ А. М.
Голицынымъ [315)]. Кн. Голицынъ при отъѣздѣ Екатерины II изъ Петербурга оставался начальствующимъ лицомъ и замѣнялъ «персону императрицы» — очевидно, его домъ былъ средоточіемъ всего Петербурга. Послѣ смерти Голицына и его жены домъ продавался сестрою
послѣдней, гр. Матюшкиной, въ теченіе ряда лѣтъ, за сравнительно недорогую (по тѣмъ временамъ) цѣну — за 5 тыс. руб. со всѣмъ внутреннимъ убранствомъ, со всѣми «мебелями», какъ писали въ то время [316)], и только въ 1799 г. [317)] былъ купленъ восходящей звѣздою
на купеческомъ горизонтѣ Петербурга — купцомъ Кусовниковымъ, отъ котораго въ 1829 г. перешелъ, какъ при
даное его дочери, къ полковнику Василію Васильевичу Энгельгардту. Послѣдній, въ 50-хъ годахъ прошлаго сто
лѣтія, продалъ этотъ домъ купчихѣ Ольхиной, а у нея уже домъ пріобрѣлъ С.-Петербургскій учетный банкъ.
Домъ сохранился по внѣшности, по крайней мѣрѣ, съ 30-хъ годовъ прошлаго столѣтія (какъ видно на пано
рамѣ Невскаго проспекта Прево) почти безъ перемѣнъ; внутри же онъ испытывалъ рядъ большихъ передѣлокъ. Первое время — владѣніе Вильбоа и кн. Голицына — домъ носилъ характеръ богатаго особняка. Затѣмъ этотъ домъ принялъ особый характеръ. Въ нашей работѣ «Музыка и музицированіе въ Старомъ Петербургѣ», помѣщенной въ журналѣ «Музыкальный Современникъ», мы уже от
мѣтили значеніе этого дома для исторіи музыки въ Петербургѣ — здѣсь было филармоническое общество,
здѣсь въ николаевскую эпоху давался рядъ лучшихъ концертовъ. Затѣмъ, въ то время, когда домъ продавался гр. Матюшкиной, его арендовалъ французъ Ліонъ [318)],
организовавшій въ Петербургѣ знаменитые маскарады, постояннымъ посѣтителемъ которыхъ бывалъ гр. Безбо


родко. Маскарады продолжали устраиваться всю первую половину XIX вѣка, и частымъ посѣтителемъ ихъ бывалъ императоръ Николай I.


«Нашъ хозяинъ, — писала М. Д. Нессельроде сыну 7 февраля 1843 г. [319)], — не пропустилъ ни одного маска
рада; оставался до 3 часовъ утра, разгуливая съ самою что ни на есть заурядностью. Одна изъ этихъ особъ, съ которыми онъ не опасается говорить запросто, сказала твоему дядѣ, что нельзя представить всей вольности его намековъ. Объ этомъ разсказываютъ, и вотъ какъ, благодаря этому и еще кое-чему, утрачивается къ нему уваженіе».