этихъ дверей съ пьедесталами также логично и представляетъ удачный мотивъ. Маленькіе канделябры, раздѣляющіе постоянныя рѣшетки, имѣютъ пріятный силуэтъ, а портъ-афиши скомпонованы недурно. Прибавимъ, что пьедесталы хорошо прочувствованы и баллюстры довольно твердаго пошиба; остаются столбы, которые, къ сожалѣнію, далеки отъ совершенства. Базы ихъ тяжелы; выступаю
щія изъ нихъ части залѣплены, фонари жалки, капители банальны, а вѣнчаніе въ формѣ шара — весьма бѣдная находка. У меня есть маленькое извиненіе на этотъ счетъ: колонны эти чугунныя и покры
ты слоемъ мѣди — способъ, дающій плохіе результаты; но сознаюсь, что оно очень несостоятельно. Что касается до канделябръ, моделированныхъ Chabaud — они чрезвычайно граціозны. Оба типа жен
щинъ, поддерживающихъ фонари, элегантны, и этюдъ ихъ тщателенъ и осмысленъ.
Тѣмъ не менѣе, статуи эти подвергались нападкамъ, — не въ смыслѣ пластики, впрочемъ, но въ смыслѣ приличія, — и совершенно справедливо. Рядъ повтореній какого нибудь декоративнаго элемента всегда пріятно дѣйствуетъ на зрѣніе: это потому что эле
менты, эти такъ сказать, инертны, неподвижны. Такъ, рядъ колоннъ, пилястръ, канделябръ, даже сфинксовъ не возбуждаютъ въ васъ мысли о движеніи, — они даютъ обществу впечатлѣніе простоты и величія. Но какъ скоро элементы эти заимствованы изъ началъ жиз
ненныхъ, одушевленныхъ, — дѣйствіе, ими производимое, безпокойно, потому что не удовлетворяетъ ни логикѣ, ни чувству. Такъ повто
реніе допускаемо только въ тѣхъ случаяхъ, когда объекты его по существу неподвижны; въ противномъ же случаѣ повторенія эти должны тщательно избѣгаться.
Вотъ почему, когда ставятъ рядъ статуй съ одною и тою-же цѣлью, онѣ должны исполнять ее одинаково, но разнообразно; въ противномъ случаѣ это будетъ фронтъ солдатъ. Въ послѣднемъ каждая статуя сама по себѣ представляетъ образецъ искусства, но вмѣстѣ — искусство исчезаетъ, остается впечатлѣніе фабричной дюжинной работы.
Но легко сказать — дать каждой статуѣ другой поворотъ: обѣ модели Chabaud стоили по 2400 фр., слѣдов. 4800 фр. Отливка каждой обошлась по 1500 фр., потому что форма была та-же
для всѣхъ, слѣд., вся отливка этихъ канделябръ стоила 37800 фр. Но если бы всѣ эти статуи были сдѣланы по различнымъ моде
лямъ, каждая изъ нихъ стоила-бы 2400 фр. въ модели, слѣд. 58800 всѣ, и въ отливкѣ, min., 2400 фр. каждая, что всего составило-бы 105600 фр. вмѣсто 37800. Этотъ несчастный денежный вопросъ, къ сожалѣнію, бываетъ слишкомъ тѣсно связанъ съ искус
ствомъ, и нынѣ художникъ, держа въ одной рукѣ карандашъ, не можетъ обойтись, чтобы не придерживать другою рукою счетовъ. Теперь о нескромности этихъ статуй. Изображеніе обнаженной женщины можетъ быть гораздо скромнѣе одѣтой, если она скомпонована сдержанно и деликатно; но какъ скоро фигура эта повто
рится двадцать разъ, впечатлѣніе подучается противуположное, по
тому что взглядъ разсѣевается и встрѣчаетъ — вмѣсто идеи худож - ника — только массу ногъ, икръ, торсовъ, рукъ, грудей, словомъ— это повтореніе исторіи съ выставкою картинъ Boulanger. Итакъ,
неудачная мѣстность съ ея дурнымъ уклономъ — главная виновница и этой баллюстрады и ея пятенъ. Дѣйствительно, трудно найти зданіе, поставленное въ худшія мѣстныя условія, чѣмъ моя Опера; она — на кривомъ подносѣ — какъ бы стиснута въ ящикъ изъ огром
ныхъ, тяжелыхъ домовъ весьма дурного пошиба; а для памятника постановка его играетъ еще большую роль, чѣмъ его компо
новка. Лучшее средство замаскировать уголокъ мѣстности было бы окружить зданіе зеленью, разбросать цѣсколько деревьевъ и кустовъ. Впрочемъ, зелень, цвѣты и деревья, кажется, были спеціально выдуманы, чтобы скрывать недостатки всякой архитектуры.
Относительно мѣстности, впрочемъ, со мною совѣтовались... втеченіи 5 минутъ. Это было въ 1861 г., когда мои планы отпра
вились въ Тюльери. Императоръ, казалось, согласился со мною и отмѣнилъ треугольные выступы плановъ окружающихъ домовъ, за
мѣнивъ ихъ прямоугольниками; не смотря на это, ломка улицъ и постройка домовъ шли по старому. Когда, въ 1862 году, при осмотрѣ работъ, я осмѣлился спросить о причинѣ этой треуголь
ной вырѣзки квартала, вотъ что буквально отвѣтилъ мнѣ е. в. Наполеонъ III: «Несмотря на все то, что я говорилъ и дѣлалъ, Гаусманъ сдѣлалъ по своему».
Русскія деревянныя порҍзки,
Созданія народнаго творчества исчезаютъ въ нашъ вѣкъ съ удивительною быстротою. Желѣзныя дороги, пароходы и массы возвращающагося съ заработковъ рабочаго люда разносятъ повсюду пришлыя формы городской жизни, которая заливаетъ ши
рокою волною остатки старосельскаго быта. Теперь по деревнямъ нерѣдко раздаются мотивы «хуторка» вмѣсто прапрадѣдовской «рябинушки», а былевыя пѣсни или собственно былины исчезли окончательно какъ изъ южной, такъ и изъ центральной Россіи, и если и удержались еще кое-гдѣ по нашимъ сѣвернымъ захо
лустьямъ, то въ такомъ искаженномъ видѣ и въ состояніи такого разложенія, что въ нихъ и узнать нельзя стройныхъ эпическихъ сказаній кіевскаго и новгородскаго цикла.
Общей участи не избѣгло и наше родное зодчество: вмѣстѣ съ картузами, жилетами и прочими городскими новшествами проникаютъ въ села и деревни подражанія quasi-классическимъ фрон
тонамъ, карнизамъ и лучковымъ перемычкамъ каменныхъ построекъ и вытѣсняютъ мало-по-малу старорусскія деревянныя формы. Кромѣ того, исчезновеніе лѣсовъ, дороговизна лѣсного матеріала и рабочаго времени заставляютъ крестьянъ смотрѣть на наружныя укра
шенія избъ, какъ на излишнюю роскошь. Благодаря всему этому, теперь случается иногда проѣхать двѣ или три деревни и не встрѣтить ни одной формы, ни одной черты, которая просиласьбы подъ карандашъ.
Этимъ быстрымъ исчезаніемъ обусловливается для насъ положительная драгоцѣнность тѣхъ остатковъ коренного русскаго зодчества, которые не успѣли еще пропасть окончательно. Къ сожа
лѣнію, русская художественная литература крайне бѣдна въ этомъ отношеніи: кромѣ почтенныхъ трудовъ г-на Голышева, да матеріа
ловъ, помѣщенныхъ покойнымъ Л. В. Далемъ въ «Зодчемъ», мы не имѣемъ ничего такого, гдѣ-бы современный художникъ могъ почерпнуть мотивы русскихъ порѣзокъ. Правда, есть еще превосходныя ислѣдованія глубокаго знатока нашего стараго быта, И. Е. Забѣлина, но изслѣдованія эти знакомятъ только съ основными пріемами и духомъ русскаго деревяннаго зодчества и въ то же время страдаютъ почти полнымъ отсутствіемъ рисунковъ, въ осо
бенности же детальныхъ; между тѣмъ какъ рисунки для художника важнѣе всего: старые архитектурные пріемы уже болѣе не соотвѣтствуютъ ни потребностямъ жизни, ни требованіямъ современныхъ техническихъ знаній, — слѣдовательно, не имѣютъ практиче
скаго интереса, между тѣмъ какъ какой нибудь мотивъ или деталь, толково нарисованные, всегда найдутъ примѣненіе или натолкнутъ на новую художественную идею.
Потребность работать въ русскомъ стилѣ и спросъ на него не только существуютъ, но и растутъ постоянно, а матеріаловъ почти нѣтъ. Что-же остается дѣлать нашимъ художникамъ, которымъ приходится сочинять русскія деревянныя украшенія? Разумѣется, только одно: — пользоваться кое-какими опубликованными матеріа
лами, хотя бы они относились и не къ рѣзьбѣ изъ дерева, а къ другимъ отраслямъ русской орнаментики. И вотъ мы видимъ, что
въ «русскихъ» произведеніяхъ нашихъ художниковъ на дерево переносятся орнаментные мотивы шитья но полотну (!), по
черпнутые изъ «Русскаго народнаго орнамента» (изданіе Общества поощренія художниковъ) или-же мотивы рукописныхъ заста
вокъ (!), взятые изъ «Исторіи русскаго орнамента» (изданіе Мореля, съ предисловіемъ В. И. Бутовскаго).
Все это показываетъ, что собираніе и изданіе мотивовъ русскихъ народныхъ порѣзокъ составляетъ предметъ насущной необходимости. Мы прилагаемъ здѣсь нѣсколько обращиковъ порѣзокъ, которые намъ удалось зачертить въ губерніяхъ Петербургской и Московской [*)] и которые, слѣдовательно, представляютъ собою послѣдніе остатки народнаго творчества, потому что національная внѣшность сглаживается въ этихъ мѣстностяхъ съ удиви
тельною быстротою. Если внимательно всмотрѣться въ нихъ, то прежде всего бросится въ глаза, во-первыхъ, преобладаніе круга и всевозможныхъ сочетаній изъ круговъ и кружковъ (черт. 2-й, 15-й и 2-й) и изъ отдѣльныхъ дугъ круга (черт. 12 й, 19-й, и 20-й); во-вторыхъ, повтореніе частей равной величины, зубчиковъ,
[*)] Чертежи №№ 15, 18, 19 и 20-й сообщены намъ гражданскимъ инже
неромъ А. П. Шестаковымъ.
щія изъ нихъ части залѣплены, фонари жалки, капители банальны, а вѣнчаніе въ формѣ шара — весьма бѣдная находка. У меня есть маленькое извиненіе на этотъ счетъ: колонны эти чугунныя и покры
ты слоемъ мѣди — способъ, дающій плохіе результаты; но сознаюсь, что оно очень несостоятельно. Что касается до канделябръ, моделированныхъ Chabaud — они чрезвычайно граціозны. Оба типа жен
щинъ, поддерживающихъ фонари, элегантны, и этюдъ ихъ тщателенъ и осмысленъ.
Тѣмъ не менѣе, статуи эти подвергались нападкамъ, — не въ смыслѣ пластики, впрочемъ, но въ смыслѣ приличія, — и совершенно справедливо. Рядъ повтореній какого нибудь декоративнаго элемента всегда пріятно дѣйствуетъ на зрѣніе: это потому что эле
менты, эти такъ сказать, инертны, неподвижны. Такъ, рядъ колоннъ, пилястръ, канделябръ, даже сфинксовъ не возбуждаютъ въ васъ мысли о движеніи, — они даютъ обществу впечатлѣніе простоты и величія. Но какъ скоро элементы эти заимствованы изъ началъ жиз
ненныхъ, одушевленныхъ, — дѣйствіе, ими производимое, безпокойно, потому что не удовлетворяетъ ни логикѣ, ни чувству. Такъ повто
реніе допускаемо только въ тѣхъ случаяхъ, когда объекты его по существу неподвижны; въ противномъ же случаѣ повторенія эти должны тщательно избѣгаться.
Вотъ почему, когда ставятъ рядъ статуй съ одною и тою-же цѣлью, онѣ должны исполнять ее одинаково, но разнообразно; въ противномъ случаѣ это будетъ фронтъ солдатъ. Въ послѣднемъ каждая статуя сама по себѣ представляетъ образецъ искусства, но вмѣстѣ — искусство исчезаетъ, остается впечатлѣніе фабричной дюжинной работы.
Но легко сказать — дать каждой статуѣ другой поворотъ: обѣ модели Chabaud стоили по 2400 фр., слѣдов. 4800 фр. Отливка каждой обошлась по 1500 фр., потому что форма была та-же
для всѣхъ, слѣд., вся отливка этихъ канделябръ стоила 37800 фр. Но если бы всѣ эти статуи были сдѣланы по различнымъ моде
лямъ, каждая изъ нихъ стоила-бы 2400 фр. въ модели, слѣд. 58800 всѣ, и въ отливкѣ, min., 2400 фр. каждая, что всего составило-бы 105600 фр. вмѣсто 37800. Этотъ несчастный денежный вопросъ, къ сожалѣнію, бываетъ слишкомъ тѣсно связанъ съ искус
ствомъ, и нынѣ художникъ, держа въ одной рукѣ карандашъ, не можетъ обойтись, чтобы не придерживать другою рукою счетовъ. Теперь о нескромности этихъ статуй. Изображеніе обнаженной женщины можетъ быть гораздо скромнѣе одѣтой, если она скомпонована сдержанно и деликатно; но какъ скоро фигура эта повто
рится двадцать разъ, впечатлѣніе подучается противуположное, по
тому что взглядъ разсѣевается и встрѣчаетъ — вмѣсто идеи худож - ника — только массу ногъ, икръ, торсовъ, рукъ, грудей, словомъ— это повтореніе исторіи съ выставкою картинъ Boulanger. Итакъ,
неудачная мѣстность съ ея дурнымъ уклономъ — главная виновница и этой баллюстрады и ея пятенъ. Дѣйствительно, трудно найти зданіе, поставленное въ худшія мѣстныя условія, чѣмъ моя Опера; она — на кривомъ подносѣ — какъ бы стиснута въ ящикъ изъ огром
ныхъ, тяжелыхъ домовъ весьма дурного пошиба; а для памятника постановка его играетъ еще большую роль, чѣмъ его компо
новка. Лучшее средство замаскировать уголокъ мѣстности было бы окружить зданіе зеленью, разбросать цѣсколько деревьевъ и кустовъ. Впрочемъ, зелень, цвѣты и деревья, кажется, были спеціально выдуманы, чтобы скрывать недостатки всякой архитектуры.
Относительно мѣстности, впрочемъ, со мною совѣтовались... втеченіи 5 минутъ. Это было въ 1861 г., когда мои планы отпра
вились въ Тюльери. Императоръ, казалось, согласился со мною и отмѣнилъ треугольные выступы плановъ окружающихъ домовъ, за
мѣнивъ ихъ прямоугольниками; не смотря на это, ломка улицъ и постройка домовъ шли по старому. Когда, въ 1862 году, при осмотрѣ работъ, я осмѣлился спросить о причинѣ этой треуголь
ной вырѣзки квартала, вотъ что буквально отвѣтилъ мнѣ е. в. Наполеонъ III: «Несмотря на все то, что я говорилъ и дѣлалъ, Гаусманъ сдѣлалъ по своему».
Русскія деревянныя порҍзки,
Созданія народнаго творчества исчезаютъ въ нашъ вѣкъ съ удивительною быстротою. Желѣзныя дороги, пароходы и массы возвращающагося съ заработковъ рабочаго люда разносятъ повсюду пришлыя формы городской жизни, которая заливаетъ ши
рокою волною остатки старосельскаго быта. Теперь по деревнямъ нерѣдко раздаются мотивы «хуторка» вмѣсто прапрадѣдовской «рябинушки», а былевыя пѣсни или собственно былины исчезли окончательно какъ изъ южной, такъ и изъ центральной Россіи, и если и удержались еще кое-гдѣ по нашимъ сѣвернымъ захо
лустьямъ, то въ такомъ искаженномъ видѣ и въ состояніи такого разложенія, что въ нихъ и узнать нельзя стройныхъ эпическихъ сказаній кіевскаго и новгородскаго цикла.
Общей участи не избѣгло и наше родное зодчество: вмѣстѣ съ картузами, жилетами и прочими городскими новшествами проникаютъ въ села и деревни подражанія quasi-классическимъ фрон
тонамъ, карнизамъ и лучковымъ перемычкамъ каменныхъ построекъ и вытѣсняютъ мало-по-малу старорусскія деревянныя формы. Кромѣ того, исчезновеніе лѣсовъ, дороговизна лѣсного матеріала и рабочаго времени заставляютъ крестьянъ смотрѣть на наружныя укра
шенія избъ, какъ на излишнюю роскошь. Благодаря всему этому, теперь случается иногда проѣхать двѣ или три деревни и не встрѣтить ни одной формы, ни одной черты, которая просиласьбы подъ карандашъ.
Этимъ быстрымъ исчезаніемъ обусловливается для насъ положительная драгоцѣнность тѣхъ остатковъ коренного русскаго зодчества, которые не успѣли еще пропасть окончательно. Къ сожа
лѣнію, русская художественная литература крайне бѣдна въ этомъ отношеніи: кромѣ почтенныхъ трудовъ г-на Голышева, да матеріа
ловъ, помѣщенныхъ покойнымъ Л. В. Далемъ въ «Зодчемъ», мы не имѣемъ ничего такого, гдѣ-бы современный художникъ могъ почерпнуть мотивы русскихъ порѣзокъ. Правда, есть еще превосходныя ислѣдованія глубокаго знатока нашего стараго быта, И. Е. Забѣлина, но изслѣдованія эти знакомятъ только съ основными пріемами и духомъ русскаго деревяннаго зодчества и въ то же время страдаютъ почти полнымъ отсутствіемъ рисунковъ, въ осо
бенности же детальныхъ; между тѣмъ какъ рисунки для художника важнѣе всего: старые архитектурные пріемы уже болѣе не соотвѣтствуютъ ни потребностямъ жизни, ни требованіямъ современныхъ техническихъ знаній, — слѣдовательно, не имѣютъ практиче
скаго интереса, между тѣмъ какъ какой нибудь мотивъ или деталь, толково нарисованные, всегда найдутъ примѣненіе или натолкнутъ на новую художественную идею.
Потребность работать въ русскомъ стилѣ и спросъ на него не только существуютъ, но и растутъ постоянно, а матеріаловъ почти нѣтъ. Что-же остается дѣлать нашимъ художникамъ, которымъ приходится сочинять русскія деревянныя украшенія? Разумѣется, только одно: — пользоваться кое-какими опубликованными матеріа
лами, хотя бы они относились и не къ рѣзьбѣ изъ дерева, а къ другимъ отраслямъ русской орнаментики. И вотъ мы видимъ, что
въ «русскихъ» произведеніяхъ нашихъ художниковъ на дерево переносятся орнаментные мотивы шитья но полотну (!), по
черпнутые изъ «Русскаго народнаго орнамента» (изданіе Общества поощренія художниковъ) или-же мотивы рукописныхъ заста
вокъ (!), взятые изъ «Исторіи русскаго орнамента» (изданіе Мореля, съ предисловіемъ В. И. Бутовскаго).
Все это показываетъ, что собираніе и изданіе мотивовъ русскихъ народныхъ порѣзокъ составляетъ предметъ насущной необходимости. Мы прилагаемъ здѣсь нѣсколько обращиковъ порѣзокъ, которые намъ удалось зачертить въ губерніяхъ Петербургской и Московской [*)] и которые, слѣдовательно, представляютъ собою послѣдніе остатки народнаго творчества, потому что національная внѣшность сглаживается въ этихъ мѣстностяхъ съ удиви
тельною быстротою. Если внимательно всмотрѣться въ нихъ, то прежде всего бросится въ глаза, во-первыхъ, преобладаніе круга и всевозможныхъ сочетаній изъ круговъ и кружковъ (черт. 2-й, 15-й и 2-й) и изъ отдѣльныхъ дугъ круга (черт. 12 й, 19-й, и 20-й); во-вторыхъ, повтореніе частей равной величины, зубчиковъ,
[*)] Чертежи №№ 15, 18, 19 и 20-й сообщены намъ гражданскимъ инже
неромъ А. П. Шестаковымъ.