Какъ у насъ хоронятъ тҍхъ, кто ҍстъ блины...
ВЪ КАБИНЕТҌ МИНИСТРОВЪ.
Я сид^лъ у себя въ комнате грустный п разстроенный, когда ко amis вошелъ мой старый пр1ятель Демократъ Инородцевъ Мятежниковъ.
— «Что сидишь не веселъ, голову пов4силъ? — спросилъ онъ.
Я пов4далъ ему свое горе. Въ последнее время меня преследуете мысль: пробраться какъ нибудь ьъ кабинете мпнистровъ и хоть однимъ ухомъ подслушать, что тамъ говорится о спасении Россш, хоть однимъ глазкомъ подсмотреть, какъ тамъ происходить «согласоваше манифеста съ основными законами». Но какъ пробраться туда? Я было решился даже по
ступить въ лакеи при кабинете министровъ, но увналъ, что для этого требуется выдержать продолжительный стажъ при «Нономъ Времени» — и отказался...
Мятежниковъ выслушалъ меня и разсмеялся.
— Хочешь, научу, какъ туда попасть! Что дашь? — Враунпнгъ, — предложилъ я.
— Троглодите! — возмутился Мятежниковъ. — Нашелъ, что предлагать.
—• Что же тебе дать?
— Пулеметъ и 300 пудовъ динамиту!
— На что тебе такая уйма дппампту? — спросилъ я. — Ты что либо затеваешь?
— Ничего не затеваю, а на случай обыска... — То есть?...
— Пичею ты не понимаешь! — воскликнуль уже съ пекоторымъ раздражешемъ Мятежниковъ. — Представь себе—
у меня обыскъ, и вдругъ не найдуте ни одного пулемета, да и динамиту окажется какая нибудь мелочь! Ведь глазъ потомъ нигде нельзя будете показать. Засмеютъ. Въ какомъ нибудь вахолустномъ Бахмуте —и то чуть ли не каждый день по 300 пудовъ динамиту находили...
Пришлось отдать ему последше 300 пудовъ динамиту и пулеметъ.
— Планъ мой, очень простъ—сказалъ Мятежниковъ:—заяви себя англШскимъ...
Дальше я уже не сталъ слушать пр1ятеля. Точно выпущенный изъ 12-и дюймовой пушки (конечно, японской), выскочилъ я изъ дому и черезъ часъ уже протягивалъ лакею въ каби
нете министровъ визитную карточку съ именемъ мистера Стаддиллона.
Не прошло л полуминуты, какъ ко миф выбе.жалъ самъ премьеръ.
— Добро пожаловать, мистеръ Стаддиллонъ! — воскликнулъ онъ, крёпко пожимая мне руку.—Я ужь давно васъ жду. Для анппйскпхъ журналистовъ, какъ вамъ известно, у насъ никакихъ тайнъ нетъ... Вступивъ съ манифестомъ 17 октября въ семью европейскихъ народовъ, РосФя... Кстати, вы не отъ г. Шифа ли? — Нетъ...
— Ахъ, Боже мой, какая разсеянность! — воскликнулъ онъ вдругъ. — Я еще сегодня не телеграфировалъ г. Шифу, что я люблю евреевъ!... Да,—обратился онъ опять ко мне.—Такъ вы не отъ Шифа? И не отъ Мендельсона? — И не отъ Мендельсона..
— Очень жаль!... Вирочемъ, не думайте, что я о займе хлопочу. Я васъ сейчасъ поведу по кладовымъ и погребамъ, и вы
сами убедитесь, что у насъ золота куры не клюютъ... Затемъ, скажу вамъ по секрету, что Коковцеву удалось занять у мадамъ Эмберъ те ЮООСОООО. который у нея хранились въ несгораемомъ шкафе... И такъ, значить, вы сами по себе... По вы, конечпо, не откажетесь за приличное вознагражден1е переговорить съ Pocciefl о доверш ко мне!
И не дожидаясь ответа, онъ величественнымъ жестомъ прсглаоилъ меня въ кабинете.
Когда мои глаза несколько освоились съ полумракомъ, царившимъ въ комнате, я различилъ тамъ только одну фигуру, которая, какъ мне показалось, сидела на полу.
— Дурново,—лаконически отрекомепдовалъ его Витте. — р-р-р-р! —раздалось откуда то резкое восклицате
— Эго попугай,—объяснилъ мне Витте—глупая птица! Какъ только услышите имя Дурново, она считаете необходимымъ прибавить къ нему букву р... Должно, листковъ развыхъ начиталась.
— Графъ!—воскликнулъ вдругъ Дурново—Вашъ намекъ совершенно безтактенъ. Темъ более, что и въ вашу фамилию попугай вставляете постоянно посредине букву р. Н-да-ст!
— Я политикъ— и у меня два уха, — разсмеялся примирительно Витте.
Дурново, какъ оказалось, сиде.чъ не на полу, а на краю доски, лежавшей на перекладине. Когда Витте селъ на другой конецъ доски, Дурново поднялся, и оба очутились на однимъ уровне. Антонъ Богемцевъ.
(Продолженіе. слҍдуетъ).
Редакторъ М. И. Титовъ.
Типографія «Сҍверъ» А. М. Лесмана. Спб., Садовая, 42.
Издатель М. Г. Корнфельдъ.
ВЪ КАБИНЕТҌ МИНИСТРОВЪ.
Я сид^лъ у себя въ комнате грустный п разстроенный, когда ко amis вошелъ мой старый пр1ятель Демократъ Инородцевъ Мятежниковъ.
— «Что сидишь не веселъ, голову пов4силъ? — спросилъ онъ.
Я пов4далъ ему свое горе. Въ последнее время меня преследуете мысль: пробраться какъ нибудь ьъ кабинете мпнистровъ и хоть однимъ ухомъ подслушать, что тамъ говорится о спасении Россш, хоть однимъ глазкомъ подсмотреть, какъ тамъ происходить «согласоваше манифеста съ основными законами». Но какъ пробраться туда? Я было решился даже по
ступить въ лакеи при кабинете министровъ, но увналъ, что для этого требуется выдержать продолжительный стажъ при «Нономъ Времени» — и отказался...
Мятежниковъ выслушалъ меня и разсмеялся.
— Хочешь, научу, какъ туда попасть! Что дашь? — Враунпнгъ, — предложилъ я.
— Троглодите! — возмутился Мятежниковъ. — Нашелъ, что предлагать.
—• Что же тебе дать?
— Пулеметъ и 300 пудовъ динамиту!
— На что тебе такая уйма дппампту? — спросилъ я. — Ты что либо затеваешь?
— Ничего не затеваю, а на случай обыска... — То есть?...
— Пичею ты не понимаешь! — воскликнуль уже съ пекоторымъ раздражешемъ Мятежниковъ. — Представь себе—
у меня обыскъ, и вдругъ не найдуте ни одного пулемета, да и динамиту окажется какая нибудь мелочь! Ведь глазъ потомъ нигде нельзя будете показать. Засмеютъ. Въ какомъ нибудь вахолустномъ Бахмуте —и то чуть ли не каждый день по 300 пудовъ динамиту находили...
Пришлось отдать ему последше 300 пудовъ динамиту и пулеметъ.
— Планъ мой, очень простъ—сказалъ Мятежниковъ:—заяви себя англШскимъ...
Дальше я уже не сталъ слушать пр1ятеля. Точно выпущенный изъ 12-и дюймовой пушки (конечно, японской), выскочилъ я изъ дому и черезъ часъ уже протягивалъ лакею въ каби
нете министровъ визитную карточку съ именемъ мистера Стаддиллона.
Не прошло л полуминуты, какъ ко миф выбе.жалъ самъ премьеръ.
— Добро пожаловать, мистеръ Стаддиллонъ! — воскликнулъ онъ, крёпко пожимая мне руку.—Я ужь давно васъ жду. Для анппйскпхъ журналистовъ, какъ вамъ известно, у насъ никакихъ тайнъ нетъ... Вступивъ съ манифестомъ 17 октября въ семью европейскихъ народовъ, РосФя... Кстати, вы не отъ г. Шифа ли? — Нетъ...
— Ахъ, Боже мой, какая разсеянность! — воскликнулъ онъ вдругъ. — Я еще сегодня не телеграфировалъ г. Шифу, что я люблю евреевъ!... Да,—обратился онъ опять ко мне.—Такъ вы не отъ Шифа? И не отъ Мендельсона? — И не отъ Мендельсона..
— Очень жаль!... Вирочемъ, не думайте, что я о займе хлопочу. Я васъ сейчасъ поведу по кладовымъ и погребамъ, и вы
сами убедитесь, что у насъ золота куры не клюютъ... Затемъ, скажу вамъ по секрету, что Коковцеву удалось занять у мадамъ Эмберъ те ЮООСОООО. который у нея хранились въ несгораемомъ шкафе... И такъ, значить, вы сами по себе... По вы, конечпо, не откажетесь за приличное вознагражден1е переговорить съ Pocciefl о доверш ко мне!
И не дожидаясь ответа, онъ величественнымъ жестомъ прсглаоилъ меня въ кабинете.
Когда мои глаза несколько освоились съ полумракомъ, царившимъ въ комнате, я различилъ тамъ только одну фигуру, которая, какъ мне показалось, сидела на полу.
— Дурново,—лаконически отрекомепдовалъ его Витте. — р-р-р-р! —раздалось откуда то резкое восклицате
— Эго попугай,—объяснилъ мне Витте—глупая птица! Какъ только услышите имя Дурново, она считаете необходимымъ прибавить къ нему букву р... Должно, листковъ развыхъ начиталась.
— Графъ!—воскликнулъ вдругъ Дурново—Вашъ намекъ совершенно безтактенъ. Темъ более, что и въ вашу фамилию попугай вставляете постоянно посредине букву р. Н-да-ст!
— Я политикъ— и у меня два уха, — разсмеялся примирительно Витте.
Дурново, какъ оказалось, сиде.чъ не на полу, а на краю доски, лежавшей на перекладине. Когда Витте селъ на другой конецъ доски, Дурново поднялся, и оба очутились на однимъ уровне. Антонъ Богемцевъ.
(Продолженіе. слҍдуетъ).
Редакторъ М. И. Титовъ.
Типографія «Сҍверъ» А. М. Лесмана. Спб., Садовая, 42.
Издатель М. Г. Корнфельдъ.