художника) искать и найти въ себѣ миръ съ собою и съ міромъ, мы считаемъ непреложнымъ, что творенія хотя бы самаго непримиреннаго, неяснаго и без
форменнаго писателя подчинены законамъ ясной гармоніи и архитектоники. Наиболѣе причудливые, смутные и мрачные вымыслы Эдг. По, необузданныя фантазіи Гофманна намъ особенно дороги именно потому, что они облечены въ кристальную форму. Что же сказать про бытовую московскую исторійку, которая была бы одѣта въ столь непонятный, темный космическій уборъ, что рѣдкія вразумительныя строчки намъ казались бы лучшими друзьями послѣ разлуки? Не сказалъ ли бы подозрительный человѣкъ, что авторъ пускаетъ туманъ, чтобы заставить не понять того, въ чемъ и понимать-то нечего? Это несоотвѣтствіе формы съ содержаніемъ, отсутствіе контуровъ, ненужный туманъ и акробатскій синтаксисъ могутъ быть названы не очень красивымъ именемъ... Мы скромно назовемъ это—безвкусіемъ.
Пусть ваша душа будетъ цѣльна или расколота, пусть міропостиженіе будетъ мистическимъ, реалистическимъ, скептическимъ, или даже идеалистическимъ (если вы до того несчастны), пусть пріемы творчества будутъ импрессіонисти
ческими, реалистическими, натуралистическими, содержаніе—лирическимъ или фабулистическимъ, пусть будетъ настроеніе, впечатлѣніе—что хотите, но, умо
ляю, будьте логичны — да простится мнѣ этотъ крикъ сердца! — логичны въ замыслѣ, въ постройкѣ произведенія, въ синтаксисѣ.
Пренебреженіе къ логикѣ (неумышленное) такъ чуждо человѣческой природѣ, что, если васъ заставятъ быстро назвать десять предметовъ, не имѣющихъ между собою связи, вы едва-ли сможете это сдѣлать. Интересный выводъ могъ бы получиться при выписываніи однихъ существительныхъ изъ стихо
творенія: намъ, несомнѣнно, казалось бы, что причиной отдаленности одного слова отъ другого по значенію является только длинный путь мысли и, слѣдовательно, сжатость стиха, но отнюдь не отсутствіе логической зависимости
Еще менѣе терпимо подобное отсутствіе логичности въ формѣ, особенно прозаической, и менѣе всего именно въ деталяхъ, въ постройкѣ періодовъ и
фразъ. Хотѣлось бы золотыми буквами написать сцену изъ ,Мѣщанина въ дворянствѣ’ на стѣнѣ ‚прозаической академіи‘, если бы у насъ была таковая:
Учитель философіи: Во-первыхъ, слова можно разставить такъ, какъ у васъ сдѣлано: ‚Прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза заставляютъ меня умирать отъ любви‘. Или: ,отъ любви умирать меня заставляютъ, прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза‘. Или: ,ваши глаза прекрасные отъ любви меня заставляютъ, прекрасная маркиза, умирать‘. Или: ‚умирать ваши прекрасные
форменнаго писателя подчинены законамъ ясной гармоніи и архитектоники. Наиболѣе причудливые, смутные и мрачные вымыслы Эдг. По, необузданныя фантазіи Гофманна намъ особенно дороги именно потому, что они облечены въ кристальную форму. Что же сказать про бытовую московскую исторійку, которая была бы одѣта въ столь непонятный, темный космическій уборъ, что рѣдкія вразумительныя строчки намъ казались бы лучшими друзьями послѣ разлуки? Не сказалъ ли бы подозрительный человѣкъ, что авторъ пускаетъ туманъ, чтобы заставить не понять того, въ чемъ и понимать-то нечего? Это несоотвѣтствіе формы съ содержаніемъ, отсутствіе контуровъ, ненужный туманъ и акробатскій синтаксисъ могутъ быть названы не очень красивымъ именемъ... Мы скромно назовемъ это—безвкусіемъ.
Пусть ваша душа будетъ цѣльна или расколота, пусть міропостиженіе будетъ мистическимъ, реалистическимъ, скептическимъ, или даже идеалистическимъ (если вы до того несчастны), пусть пріемы творчества будутъ импрессіонисти
ческими, реалистическими, натуралистическими, содержаніе—лирическимъ или фабулистическимъ, пусть будетъ настроеніе, впечатлѣніе—что хотите, но, умо
ляю, будьте логичны — да простится мнѣ этотъ крикъ сердца! — логичны въ замыслѣ, въ постройкѣ произведенія, въ синтаксисѣ.
Пренебреженіе къ логикѣ (неумышленное) такъ чуждо человѣческой природѣ, что, если васъ заставятъ быстро назвать десять предметовъ, не имѣющихъ между собою связи, вы едва-ли сможете это сдѣлать. Интересный выводъ могъ бы получиться при выписываніи однихъ существительныхъ изъ стихо
творенія: намъ, несомнѣнно, казалось бы, что причиной отдаленности одного слова отъ другого по значенію является только длинный путь мысли и, слѣдовательно, сжатость стиха, но отнюдь не отсутствіе логической зависимости
Еще менѣе терпимо подобное отсутствіе логичности въ формѣ, особенно прозаической, и менѣе всего именно въ деталяхъ, въ постройкѣ періодовъ и
фразъ. Хотѣлось бы золотыми буквами написать сцену изъ ,Мѣщанина въ дворянствѣ’ на стѣнѣ ‚прозаической академіи‘, если бы у насъ была таковая:
Учитель философіи: Во-первыхъ, слова можно разставить такъ, какъ у васъ сдѣлано: ‚Прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза заставляютъ меня умирать отъ любви‘. Или: ,отъ любви умирать меня заставляютъ, прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза‘. Или: ,ваши глаза прекрасные отъ любви меня заставляютъ, прекрасная маркиза, умирать‘. Или: ‚умирать ваши прекрасные