Д


авненько Ооуялов не пребывал в таком
блеске. Смоченные вежеталем волосы аккуратно лежали по обе стороны пробора, на
свеже выбритых щечках виднелись синеватые следы пудры, в жилет ниспадал галстук, напо
минающий по цвету весеннее небо, покрытое звездами, а выутюженные брюки были тверды, как картон.
Обуялов спешил на вечеринку к Мэри Пароконской. Там, на четырех квадратных саженях жилой площади, Обуялова ожидали напитки, собутыльники, очаровательные собутыль
ницы, недавно привезенный из-за границы карманный патефон «Гигант» и танцы, танцы, танцы.
Мужчины давали по трешнице и по две «единицы». Дам можно было приводить бесплатно.
«Сперва позвоню Пароконской», — раздумывал Обуялов, осторожно подвигаясь по мокро
му тротуару, — «спрошу, какого вина купить. Кстати узнаю, стоит ли заезжать за Ниночкой».
Обуялов посмотрел на часы.
— Чорт возьми. Без десяти одиннадцать. Ах, я дурак! Сейчас закроют ночные магазины, и я погиб.
Обуялов рысыо побежал к ярко освещенному магазину «Коммунар».
Магазин был еще открыт. Продавцы отпускали товары последним покупателям. Обуялов облегченно вздохнул.
«Сейчас позвоню», — решил он и залез в будку телефона-автомата, расположенную недалеко от кассы.
На станции долго не отвечали. Обуялов нетерпеливо дергал телефонную вилку и топтался в будке, как конь.
Торговля между тем окончилась, продавцы снимали с рук кожаные раструбы. Кассирша подсчитывала выручку. Потушили лишний свет. В магазине сразу стало просторно и почему-то особенно сильно запахло колбасой. Прошл > еще» несколько минут. Кассирша закончила подсчет. Продавцы разошлись по домам.
— Закрывать, что-ли? — спросил сторож, появляясь в дверях. — Сейчас иду.
И кассирша, распрямив спину г,осле трудового дня, вышла на улицу.
В это время Обуялов, облокотившись на телефонную коробку и излщно изогнувшись, мурлыкал:
Вы прелестны, Мэри, я чувствую это на расстоянии... Алло!... Да, да... Что?... Уже собираются?,.. Мало вина?... Что вы говорите?.. Да,
Вы прелестны, Мэри...


БЕСПОКОЙНАЯ НОЧЬ


да... Хорошо. Я куплю. И две бутылки водки? Ладно... Видите, какой я хитрый — успел по
пасть в магазин. И хлеба купить? Пожалуйста, пожалуйста... Алло!.. Но в таком случае, я со всеми этими покупками не смогу с’ездить за Ниночкой... Да... Что? Лапин с’ездит? Велико
лепно. Ну, хорошо, пока... Что? Ладно, ладно. Ну, пока. Что? Только что пришла?.. Алло... Я чувствую на расстоянии, что она по обыкно
вению прелестна. Ну, пока. Что? Вы ревну... А? Хи-хи... Ну, пока. Ладно, ладно. Хорошо. Через десять, самое позднее через пятнадцать минут я у вас... Ну, пока. Мчусь. Мчусь... А? Никто не хочет ехать за Ниночкой?.. Алло... Передайте им, что они свиньи. Я заеду сам. Ну, пока. Са
мое позднее через двадцать пятц минут я с Ниночкой у вас. Ну, пока... Пока... Пока..
Ах, молодость, молодость!
Обуялов чувствовал себя бодрым и свежим. Он почти физически представлял себе, как он, румяный, весь в мелких дождевых каплях, вор
вется с прелестной Ниночкой в комнату Мэри Пароконской, как вывалит на сундук огромный пакет с бутылками и снедью и крикнет... Да. Что он крикнет? Нужно крикнуть что-нибудь залихватское и вместе с тем остроумное. Обязательно остроумное... Да, да... Он крикнет:
— С новой водкой, с новым счастьем!
Все это промелькнуло в мозгу Обуялова в течение одной секунды.
— Пока! — сказал он, повесил трубку и, ликуя, вышел в магазин.
В первую минуту Обуялов не понял, чге произошло. Он подошел к прилавку и забара
банил пальцами по стеклу, за которым лежали колбасы и окорока. Потом огляделся по сторо
нам и почувствовал, что леденеет. Магазин был пуст. На потолке светилась одна лампочка слабого накала.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул Обуялов.
Он не узнал своего голоса, такой он был тонкий и дрожащий. Магазин молчал.
Обуялов бросился к двери. Дверь была заперта.
— Что же это будет? — спросил он вслух
Но ответа не получил. С мраморной стойки глядели на него мертвыми глазами большие се
ребристые рыбы. Восковые поросята тянулись к нему мертвыми пятачками. На полках загадочно мерцали консервные банки и винные бутылки. Обуялов почувствовал себя заживо похороненным. Это ощущение дополнял сильнейший запах колбасы.
Обуялов забегал по магазину.
«Что делать? Что? Что? — в отчаянии думал он. — Не может быть, чтобы я, — такой эле
гантный, такой красивый, — пропадал здесь в го время, как у этой дуры Пароконской танцуют и веселятся. Нужно что-нибудь приду
мать. Как можно скорее. Немедленно. Стучать в двери? Кричать? Сбежится народ. Подумает, что налетчик. Иди потом доказывай... Ба! По
звоню в милицию и расскажу, им все. Они меня освободят».
Обуялов двинулся к автомату. У него был один единственный гривенник, да и тот отыскался где-то в подкладке.
Тщательно освободив его от грязной ваты и сдунув последние пылинки, Обуялов вошел в будку.
С последним гривенником нужно было быть особенно осторожным.
Он взял трубку. Телефонистка сообщила свой номер.
— Пожалуйста, соедините меня с милицией! — заискивающе сказал Обуялов.
— Опустите монету.
— Слушайте! Вы слушаете? У меня последний гривенник...
— Опустите монету.
— Я опускаю. Имейте в виду. Не спутайте там чего-нибудь. Меня заперли. Гривенник мое единственное спасе...
— Опустите вы монету или нет? Обуялов опустил гривенник. — Уже опустил.
— Опустите монету!
— Да опустил я уже. Слышите? Опу-стил... Гражданка!!
Сигнала не было.
— Ей-богу, опустил! Миленькая! Дорогая! Опустил! Стерва!..
Автомат испорчен, — сказала телефонистка. — Повесьте трубку.
— Эй! — завопил Обуялов. — Как вас там! Барышня! Э-э-эй!..
Ответа не было.
— Сволочь! — сказал Обуялов. — Дура!
Ответа не было.
Обуялов попытался исправить положение.
— Слушайте. Клянусь вам, что л погибаю Что у вас в груди —- сердце или камень?
Обуялов прислушался. Ответа не было. Его больше не слушали.
Вопрос о содержимом грудной клетки телефонистки так и остался невыясненным.
— Тьфу! Тьфу! Тьфу!
Обуялов с наслаждением наплевал в трубку, повесил ее и сейчас же снова снял.
В трубку была слышна радио-передача. Заканчивался последний акт «Евгения Онегина».
— Спасите! — крикнул Обуялов козлиным голосом. — Эй, вы, там, на телефонной станции! Спасите человека!
«О, жалкий жребий мой!» — спел в ответ Онегин, после чего противный голос радиоконферансье заявил:
— Трясляция из Большого Театра закончена. Об’яснения давал профессор Чемоданов.
Обуялов оборвал трубку, бросил ее на пол и долго топтал ногами. Его охватило бешен
ство. Он выскочил в магазин, ударил кулаком поросенка и закричал:
— С новой водкой, с новым счастьем!
Потом долго плакал, уткнувшись лицом в балык и содрагалсь всем телом.
Утром служащие магазина были чрезвычайно удивлены. На стойке, подложив под голову окорок и укрывшись замасленым пальто, спал неизвестный человек. От человека сильно пах
ло рыбой. Спал он неспокойно: дергался всем гелом и всхлипывал.
Евг. Петров
... Служащие магазина были удивлены.