Лидія. Да вы ничего въ ней ни понимаете!
Чайкина. Ну, еще бы! Тебѣ одной Богъ разума далъ! Только пути мало отъ твоихъ понятіевъ!
Лидія (бросаетъ киту). Какого пути? О чемъ вы говорите?
Чайкина. Сама знаешь, не маленькая! Двадцать восьмой пошелъ!
Лидія Опять! Сколько разъ я вамъ говорила! Вы понять не можете какъ это безтактно, грубо... (голосъ ея срывается) жестоко! (Ходитъ въ волненіи.)
Чайкина. А мнѣ думаешь легко? Матери-то? Сердце кровью обливается! Ростишь васъ, ростишь, думаешь,
вотъ замужъ выйдетъ, пристроится, будетъ и мнѣ гдѣ голову приклонить на старости лѣтъ! (Разводитъ руками.) Вотъ вамъ, пристроилась!
Лидія (останавливается передъ ней, скрестивъ руки). Ну, а что же прикажете дѣлать?
Чайкина (опѣшивъ). Что?
Лидія (раздраженно). Ну, да, да, да! Я васъ спрашиваю!
Чайкина. Ну, матушка, тебѣ не 16 лѣтъ, сама понимать должна! Видишь—мать старается, ну и тебѣ нужно...
Лидія. Накинуть ему на шею веревку и потащить вѣнчаться?
Чайкина. Вотъ, вотъ! У тебя все такъ: «веревку», «тащить!..» Никого тащить не нужно, а нужно такъ, чтобы самъ пошелъ, чтобы ему, что называется, ни взадъ, ни впередъ! Ни тпру, ни ну!
Лидія (садится). Такъ вотъ вы меня и научите! Чайкина. Экъ, матушка, безтолкова! Какъ я могу научить? Отъ природы это, матушка, отъ природы! Да вотъ, что я тебѣ скажу: была у покойника отца охотничья собака, такъ ужъ и видно, что охотничья! Ежели на столъ изъ съѣстногочто положено—сохрани Богъ, отлучись,—сейчасъ слопаетъ! А на улицу выбѣжитъ,—куры ли, голуби, сейчасъ подкрадывается! На