Когда я ушелъ отъ него, графъ услыхалъ, какъ на улицѣ читали какую-то прокламацію и хотѣлъ сейчасъ же убѣжать изъ дому. Я почти насильно заперъ его.
Садовникъ (взявъ со стола бумагу). А, я понимаю. Вотъ эта прокламація. (Передаетъ Мореаку.)
Мореакъ (читая). «Нантъ 4-го вандемьера. Годъ третій. Представитель народа, выборный конвента,
шлетъ свой привѣтъ генералу, командиру Брессюирскаго гарнизона. Три мѣсяца назадъ вы въ два дня взяли у роялистовъ Брессюиръ. Прекрасно!.. Оправившись, они держатъ васъ въ осадѣ уже 20 дней. Слишкомъ долго. Преступная стачка жителей съ непріятелемъ затягиваетъ осаду. Пора кончить. Посему вся
кій роялистъ, проникнувшій въ городъ, и обыватель,
уличенный въ сношеніяхъ съ врагомъ, будутъ немедля разстрѣлены. Подписалъ Каррье». А, теперь все ясно.
Графъ боится погубить насъ. Но, къ счастью, наши враги еще ничего не подозрѣваютъ, и я успѣю приго
товиться. (Идетъ къ столу и пишетъ.) Не далеко отсюда, на углу улицы Марлэ живетъ священникъ: его не прогнали изъ города только потому, что онъ слиш
комъ старъ; передайте ему эту записку и скажите на словахъ, что я умоляю его придти сейчасъ же.
Садовникъ. Я скажу, что графиня...
Мореакъ Нѣтъ, я прошу... (Движеніе садовника.) Васъ это удивляетъ? (Вставая.) Развѣ вы за
были, что я буду провожать графа, я могу сегодня же умереть, а вы знаете, что ни одинъ вандеецъ не идетъ на смерть, не примирившись съ Богомъ.
Садовникъ. Спаси васъ Творецъ! Вотъ наша старая бретонская вѣра.
Мореакъ (сильно). Наша вѣра! Что бы мы были безъ нея? Она наша сила, въ ней наше прощеніе.
Садовникъ. Да, мы не то, что эти негодяи республиканцы, ни въ Бога, ни въ чорта не вѣрятъ.
Мореакъ. Неужели французская доблесть только на
то и пригодилась, чтобы растерзать нашу прекрасную
Садовникъ (взявъ со стола бумагу). А, я понимаю. Вотъ эта прокламація. (Передаетъ Мореаку.)
Мореакъ (читая). «Нантъ 4-го вандемьера. Годъ третій. Представитель народа, выборный конвента,
шлетъ свой привѣтъ генералу, командиру Брессюирскаго гарнизона. Три мѣсяца назадъ вы въ два дня взяли у роялистовъ Брессюиръ. Прекрасно!.. Оправившись, они держатъ васъ въ осадѣ уже 20 дней. Слишкомъ долго. Преступная стачка жителей съ непріятелемъ затягиваетъ осаду. Пора кончить. Посему вся
кій роялистъ, проникнувшій въ городъ, и обыватель,
уличенный въ сношеніяхъ съ врагомъ, будутъ немедля разстрѣлены. Подписалъ Каррье». А, теперь все ясно.
Графъ боится погубить насъ. Но, къ счастью, наши враги еще ничего не подозрѣваютъ, и я успѣю приго
товиться. (Идетъ къ столу и пишетъ.) Не далеко отсюда, на углу улицы Марлэ живетъ священникъ: его не прогнали изъ города только потому, что онъ слиш
комъ старъ; передайте ему эту записку и скажите на словахъ, что я умоляю его придти сейчасъ же.
Садовникъ. Я скажу, что графиня...
Мореакъ Нѣтъ, я прошу... (Движеніе садовника.) Васъ это удивляетъ? (Вставая.) Развѣ вы за
были, что я буду провожать графа, я могу сегодня же умереть, а вы знаете, что ни одинъ вандеецъ не идетъ на смерть, не примирившись съ Богомъ.
Садовникъ. Спаси васъ Творецъ! Вотъ наша старая бретонская вѣра.
Мореакъ (сильно). Наша вѣра! Что бы мы были безъ нея? Она наша сила, въ ней наше прощеніе.
Садовникъ. Да, мы не то, что эти негодяи республиканцы, ни въ Бога, ни въ чорта не вѣрятъ.
Мореакъ. Неужели французская доблесть только на
то и пригодилась, чтобы растерзать нашу прекрасную