1) ЗУРОВЪ и его жена.
Зур. (за сценой въ комнатѣ налѣво). Не надо... Кто васъ просилъ объ этомъ? Тысячу разъ говорилъ, чтобы не изволили вмѣшиваться не въ свои дѣла. Съ своими услугами, сударыня, вы разыграли глупѣйшую роль.
Елиз. Петр. (за сценой въ комнатѣ направо). Лжете, сударь! Я не прислуга, и всегда заставлю васъ держать себя въ почтеніи и уваженіи къ своей личности.
Зур. (не выходя). Какой чортъ, у васъ личность? Просто, устарѣли физіономія, съ теченіемъ времени принимающая все болѣе и болѣе отвратительную и, къ сожалѣнію, свирѣпѣйшую форму.
Елиз. Петр. (не выходя). Вы начинаете выражаться не какъ человѣкъ, получившій дипломъ, а какъ рядовой... Вы извергъ, людоѣдъ!.. Вы отравили и отравляете мои наилучшіе годы... Вы... вы... ахъ, ахъ... Глаша, Глаша, воды!.. Мнѣ дурно... со мной обморокъ...
Зур. (выходитъ, взволнованный). Ужасно, ужасно!.. II чѣмъ это все кончится?... Нѣтъ ничего хуже, какъ имѣть ревнивую жену. Моя дражайшая половина такъ турецки рев
нива, что... что, право, я затрудняюсь и сказать. Годъ тому назадъ, когда я, дѣйствительно, дрожалъ предъ каждой жен
щиной, какъ осиновый листъ въ непогоду, она—ни слова.
Теперь - каторга! И что хуже: ежедневно прогрессируетъ въ этомъ направленіи. Положительно ума не приложу, какія мѣры принять къ уничтоженію этого зла. Вѣдь при такихъ условіяхъ я, ей-ей, на стѣну полѣзу. Въ комнатахъ безпорядокъ, какъ послѣ думскаго засѣданія. Не угодно ли? Газета на полу. Глаша! (Громко.) Глаша!
Елиз. Петр. (изъ своей комнаты). Глаша, не смѣй ходить!
Зур. To-есть какъ это? Я приказываю.
• Елиз. Петр. А я нѣтъ. Глаша около меня и не двинется съ мѣста. Я умираю.
Зур. Давно слышу и никакъ не дождусь сей желанной минуты.
Елиз. Петр. (выходитъ). A-а, вотъ что? Ждете моей
смерти, чтобы свободнѣе волочиться за женщинами, да? Я
Зур. (за сценой въ комнатѣ налѣво). Не надо... Кто васъ просилъ объ этомъ? Тысячу разъ говорилъ, чтобы не изволили вмѣшиваться не въ свои дѣла. Съ своими услугами, сударыня, вы разыграли глупѣйшую роль.
Елиз. Петр. (за сценой въ комнатѣ направо). Лжете, сударь! Я не прислуга, и всегда заставлю васъ держать себя въ почтеніи и уваженіи къ своей личности.
Зур. (не выходя). Какой чортъ, у васъ личность? Просто, устарѣли физіономія, съ теченіемъ времени принимающая все болѣе и болѣе отвратительную и, къ сожалѣнію, свирѣпѣйшую форму.
Елиз. Петр. (не выходя). Вы начинаете выражаться не какъ человѣкъ, получившій дипломъ, а какъ рядовой... Вы извергъ, людоѣдъ!.. Вы отравили и отравляете мои наилучшіе годы... Вы... вы... ахъ, ахъ... Глаша, Глаша, воды!.. Мнѣ дурно... со мной обморокъ...
Зур. (выходитъ, взволнованный). Ужасно, ужасно!.. II чѣмъ это все кончится?... Нѣтъ ничего хуже, какъ имѣть ревнивую жену. Моя дражайшая половина такъ турецки рев
нива, что... что, право, я затрудняюсь и сказать. Годъ тому назадъ, когда я, дѣйствительно, дрожалъ предъ каждой жен
щиной, какъ осиновый листъ въ непогоду, она—ни слова.
Теперь - каторга! И что хуже: ежедневно прогрессируетъ въ этомъ направленіи. Положительно ума не приложу, какія мѣры принять къ уничтоженію этого зла. Вѣдь при такихъ условіяхъ я, ей-ей, на стѣну полѣзу. Въ комнатахъ безпорядокъ, какъ послѣ думскаго засѣданія. Не угодно ли? Газета на полу. Глаша! (Громко.) Глаша!
Елиз. Петр. (изъ своей комнаты). Глаша, не смѣй ходить!
Зур. To-есть какъ это? Я приказываю.
• Елиз. Петр. А я нѣтъ. Глаша около меня и не двинется съ мѣста. Я умираю.
Зур. Давно слышу и никакъ не дождусь сей желанной минуты.
Елиз. Петр. (выходитъ). A-а, вотъ что? Ждете моей
смерти, чтобы свободнѣе волочиться за женщинами, да? Я