подобрать ее остатки , и что он, первый консул, не помешает, если эти остатки примутся подбирать Австрия и Россия. Но в то же время в Константинополь отправилась целая французская Экспедиция „из офицеров всех родов оружия, в особенности
же инженерных . А французский флот начал обнаруживать явный интерес к берегам той же «разрушающейся» Турции. Все эти факты с торжеством подхватывались „английской
партией—и скоро Александр стал ясно видеть все „коварство политики Бонапарта на Востоке. Наиболее желательной союз
ницей здесь оказывалась не Франция, но Австрия. С конца 1802 года война с Францией уже висела в воздухе.
Союз с Австрией был традицией для русской дипломатии еще с первой половины XVIII века. У обеих империй был общий враг на Дунае. В то же время они были естественными конкурентками на Балканском полуострове: одна не могла шагу ступить без того, чтобы не опередить другую. Обе старались поэтому итти вместе, не столько помогая друг другу, сколько следя друг за другом. Усиление России было ослаблением Ав
стрии и наоборот: „союзницы больше всего боялись, как бы одна не использовала другую в своих, односторонних выгодах. Поэтому, когда Александр впервые заговорил с австрийским правительством о коалиции против Франции, ответы получались
уклончивые. Пока Франция держалась в известных границах, Австрия не желала возобновлять опыта революционных войн, отнюдь не оставивших по себе приятного воспоминания. Кампания 1799—1800 г.г. показывала, что и союз с Россией вовсе не является полной гарантией успеха. Притом та же кам
пания оставила весьма плохую память о русском императоре, как союзнике весьма капризном и требовательном, больше бе
рущем, чем дающем. Правда, тогдашнего императора уже не было в живых. Но его наследник был еще живой загадкой: в области внешней политики, как мы сейчас увидим, он был загадкой даже для самого себя.
Александру приходилось прибегать к угрозам, чтобы склонить австрийскую дипломатию на решительные шаги. Смотрите,, говорил русский император о Наполеоне, „он помышляет только о вашей гибели . „Если европейские державы желают во что бы то ни стало погубить себя,—прибавлял он с деланным равнодушием,— я буду вынужден запереть все свои границы, чтобы не быть запутанным в их гибели. Впрочем, я могу оста
ваться спокойным зрителем всех их несчастий. Со мною ничего не случится; когда я захочу, я могу жить здесь, как в Китае . Но Австрия прекрасно понимала, что ее разгром будет торже
ством для России на Дунае. Делать из своего трупа мост, но
которому Россия могла бы торжественно вступить на Балкан—
же инженерных . А французский флот начал обнаруживать явный интерес к берегам той же «разрушающейся» Турции. Все эти факты с торжеством подхватывались „английской
партией—и скоро Александр стал ясно видеть все „коварство политики Бонапарта на Востоке. Наиболее желательной союз
ницей здесь оказывалась не Франция, но Австрия. С конца 1802 года война с Францией уже висела в воздухе.
Союз с Австрией был традицией для русской дипломатии еще с первой половины XVIII века. У обеих империй был общий враг на Дунае. В то же время они были естественными конкурентками на Балканском полуострове: одна не могла шагу ступить без того, чтобы не опередить другую. Обе старались поэтому итти вместе, не столько помогая друг другу, сколько следя друг за другом. Усиление России было ослаблением Ав
стрии и наоборот: „союзницы больше всего боялись, как бы одна не использовала другую в своих, односторонних выгодах. Поэтому, когда Александр впервые заговорил с австрийским правительством о коалиции против Франции, ответы получались
уклончивые. Пока Франция держалась в известных границах, Австрия не желала возобновлять опыта революционных войн, отнюдь не оставивших по себе приятного воспоминания. Кампания 1799—1800 г.г. показывала, что и союз с Россией вовсе не является полной гарантией успеха. Притом та же кам
пания оставила весьма плохую память о русском императоре, как союзнике весьма капризном и требовательном, больше бе
рущем, чем дающем. Правда, тогдашнего императора уже не было в живых. Но его наследник был еще живой загадкой: в области внешней политики, как мы сейчас увидим, он был загадкой даже для самого себя.
Александру приходилось прибегать к угрозам, чтобы склонить австрийскую дипломатию на решительные шаги. Смотрите,, говорил русский император о Наполеоне, „он помышляет только о вашей гибели . „Если европейские державы желают во что бы то ни стало погубить себя,—прибавлял он с деланным равнодушием,— я буду вынужден запереть все свои границы, чтобы не быть запутанным в их гибели. Впрочем, я могу оста
ваться спокойным зрителем всех их несчастий. Со мною ничего не случится; когда я захочу, я могу жить здесь, как в Китае . Но Австрия прекрасно понимала, что ее разгром будет торже
ством для России на Дунае. Делать из своего трупа мост, но
которому Россия могла бы торжественно вступить на Балкан—