Здѣсь это было требуемое впечатлѣніе; меньшихъ размѣровъ былъ спасительный страхъ, который желательно было внушить подданнымъ передъ лицомъ царскихъ сооруженій священнаго и свѣтскаго характера, дабы они помнили, что они и здѣсь подъ глазами своего царя и что этотъ царь силенъ. Ради этого, повидимому, и потянулись ,аллеи‘ царскихъ изображеній съ львинымъ туловищемъ передъ вхо
дами въ исполинскіе храмы царственныхъ Ѳивъ и между кварталами огромнаго города — къ великой радости позднѣйшихъ завоевателей, не упустившихъ случая украсить себя трофеями древней фараонской державы. Два этихъ изображенія попали и къ намъ въ Петроградъ и мерзнутъ теперь на гранитной набережной на
шей Невы, тоскуя о горячихъ пескахъ стократныхъ Ѳивъ. Страха они никому не внушаютъ; напротивъ, ихъ странные головные уборы наводятъ прохожихъ на
игривыя мысли, такъ какъ немногіе среди нихъ знаютъ, что эти головные уборы — соединеніе двухъ коронъ — знаменуютъ своихъ носителей, какъ царей Верхняго и Нижняго царствъ на обоихъ берегахъ Нила.
ӀӀ
Четвероногое чудовище съ человѣческой головой со временемъ пожаловало и въ Грецію, но все же, насколько можно судить, не непосредственно черезъ Среди
земное море, а кружнымъ путемъ, черезъ переднюю Азію. Этотъ обходъ вызвалъ или укрѣпилъ рядъ метаморфозъ, постигшихъ львинотҍлаго фараона. Во первыхъ, онъ, какъ это и понятно, пересталъ быть фараономъ, его лицо потеряло всякія индивидуальныя черты. Во вторыхъ, у него выросли крылья — въ Египтѣ онъ носилъ ихъ лишь въ видѣ исключенія. Сроднившись этимъ съ крылатыми чудови
щами вавилонскаго и хетитскаго искусства, онъ прилетѣлъ въ Грецію — и въ этомъ заключается третья метаморфоза — съ измѣненнымъ поломъ, какъ существо
женское. Для чего прилетѣлъ? Я думаю, большинство художниковъ, украшавшихъ еще въ микенскую, а затѣмъ и въ раннюю эллинскую эпоху свои вазы и барельефы
крылатыми женщинами-львицами, наравнѣ съ грифонами, химерами и т. д., врядъ ли отдавали себѣ въ этомъ особый отчетъ; для нихъ это была просто игра фан
тазіи. Я не увѣренъ даже, что они на вопросъ ,а что это такое?‘ назвали бы особое имя; скорѣе всего, это былъ для нихъ простой арабескъ, немногимъ отличающійся отъ орнамента. Но про всѣ случаи этого сказать нельзя. Давно извѣ
стенъ найденный на ТеносѢ теракотовый рельефъ, изображающій крылатую женщину-львицу на тѣлѣ распростертаго юноши: наступивъ ему задними лапами на колѣни, она передними сжимаетъ его грудь, въ то время какъ онъ безпомощно простираетъ свои руки. Поистинѣ, она душитъ его, — и это изображеніе дѢ
К. С. Петровъ-Водкинъ. ,Берегъ (масло—1908). К. Petroff-Vodkine. ,La rive (huile).
живописи. Да, вѣроятно, это и преждевременно. Но для того, чтобы былъ понятенъ этотъ интересный талантъ, необходимо установить хотя бы главныя художественно-біографическія вѣхи на пути его развитія.
Петровъ-Водкинъ вышелъ изъ простого народа. Онъ родился въ 1878 г. въ Хвалынскѣ (Саратовской губерніи); выросъ на Волгѣ. Просторъ Поволжья, приволье то гори
стыхъ, покрытыхъ лѣсомъ, то степныхъ береговъ, вся особенная, свѣжая, бодрая
атмосфера ,надъ великою русской рѣкой‘ вскормили его первыя впечатлѣнія. Не отсюда ли тяготѣніе его къ большимъ масштабамъ, къ широкимъ далямъ, стремленіе къ неустанному движенію впередъ, о которомъ говоритъ жизнь великой рѣки?
Уже рано, съ четырнадцати лѣтъ, началъ Петровъ-Водкинъ занятія живописью, сначала въ самарской мастерской художника Бурова, потомъ около двухъ лѣтъ въ петроградской школѣ Штиглица и, наконецъ, въ московскомъ Училищѣ живописи,