щаніемъ. Для другихъ онъ — только мастеръ ,Явленія Мессіи‘, все искусство котораго такъ или иначе соприкасается съ картиной. Легенда, вытекшая изъ біогра
фіи, — ибо біографически ,Явленіе Мессіи‘ дѣйствительно захватываетъ всю жизнь Иванова, — необычайно живуча. Тяжеловѣсная ,махина‘ надолго заслонила воистину драгоцѣнное наслѣдіе художника. Еще и донынѣ она кажется и высшимъ достиженіемъ художника, и вмѣстѣ великой художественной цѣнностью. Многіе убѣждены еще въ ея удачѣ и думаютъ, что именно она и предрѣшаетъ мѣсто Иванова въ русскомъ искусствѣ. Только совершеннымъ пренебреженіемъ путями творческими и сугубымъ вниманіемъ къ путямъ жизни, со стороны біографовъ художника, объясняется возможность такого взгляда.
Удивительна судьба Иванова! Его жизнь протекала подъ знакомъ грандіозныхъ идейныхъ замысловъ, но въ итогѣ двадцатипятилѣтняго труда онъ не создалъ ни одного произведенія, которое самъ могъ бы назвать дѣйствительно закончен
нымъ, ни одной картины, замыселъ которой не отошелъ бы далеко отъ застывающей формы исполненія. Увлекавшія его проблемы требовали огромныхъ полотенъ, подавляющей сложности работы, но какъ только отъ эскизовъ и этюдовъ онъ при
ступалъ къ окончательному исполненію, его начинали притягивать совсѣмъ иныя живописныя задачи. Въ странномъ упорствѣ онъ смотрѣлъ на картины, какъ на непреложныя обязательства. Можетъ быть честолюбіе, можетъ быть недостатокъ мужества не позволяли ему отказаться отъ разъ начатой картины. На помощь слабѣющему художественному экстазу онъ призывалъ бодрствующее чувство долга и вѣчнымъ бореніемъ между этими атрибутами человѣческаго и неудержи
мымъ живописнымъ развитіемъ изваивалъ наиболѣе трагическую черту своего облика. Потаенная внутренняя работа, все время разрушавшая самую основу того, что было уже перенесено въ картину, запечатлѣлась въ произведеніяхъ, которымъ и донынѣ отводятъ скромную роль подготовительныхъ этюдовъ. Въ этой особен
ности творчества, которая на первый взглядъ кажется умаляющей художника, въ сущности, самое вѣрное доказательство того, что онъ былъ однимъ изъ двигателей живописи. Въ этомъ отношеніи Ивановъ родствененъ Сезанну, грандіозные и біографически наиболѣе значительные замыслы котораго остались неосуществлен
ными. Истинная цѣнность oeuvre’а такихъ художниковъ — конечно не въ немногихъ картинахъ, этихъ вынужденныхъ остановкахъ ихъ живописнаго развитія, но въ рабо
тахъ иногда внѣшне незаконченныхъ, въ которыхъ гармонически осуществилась единая воля художника, которыя сложились подъ единымъ напоромъ творческаго восторга. И пусть картинами отмѣчаются значительные біографическіе этапы, онѢ должны уступить свое мѣсто произведеніямъ, которыя, можетъ быть, вовсе не запечатлѣла біографія.
Принято думать, что въ первые годы пребыванія въ Италіи художникъ какъ бы проходилъ стажъ ученичества, и произведенія этого періода оцѣниваются, какъ несовершенные ученическіе опыты. Этотъ взглядъ проистекаетъ несомнѣнно все
фіи, — ибо біографически ,Явленіе Мессіи‘ дѣйствительно захватываетъ всю жизнь Иванова, — необычайно живуча. Тяжеловѣсная ,махина‘ надолго заслонила воистину драгоцѣнное наслѣдіе художника. Еще и донынѣ она кажется и высшимъ достиженіемъ художника, и вмѣстѣ великой художественной цѣнностью. Многіе убѣждены еще въ ея удачѣ и думаютъ, что именно она и предрѣшаетъ мѣсто Иванова въ русскомъ искусствѣ. Только совершеннымъ пренебреженіемъ путями творческими и сугубымъ вниманіемъ къ путямъ жизни, со стороны біографовъ художника, объясняется возможность такого взгляда.
Удивительна судьба Иванова! Его жизнь протекала подъ знакомъ грандіозныхъ идейныхъ замысловъ, но въ итогѣ двадцатипятилѣтняго труда онъ не создалъ ни одного произведенія, которое самъ могъ бы назвать дѣйствительно закончен
нымъ, ни одной картины, замыселъ которой не отошелъ бы далеко отъ застывающей формы исполненія. Увлекавшія его проблемы требовали огромныхъ полотенъ, подавляющей сложности работы, но какъ только отъ эскизовъ и этюдовъ онъ при
ступалъ къ окончательному исполненію, его начинали притягивать совсѣмъ иныя живописныя задачи. Въ странномъ упорствѣ онъ смотрѣлъ на картины, какъ на непреложныя обязательства. Можетъ быть честолюбіе, можетъ быть недостатокъ мужества не позволяли ему отказаться отъ разъ начатой картины. На помощь слабѣющему художественному экстазу онъ призывалъ бодрствующее чувство долга и вѣчнымъ бореніемъ между этими атрибутами человѣческаго и неудержи
мымъ живописнымъ развитіемъ изваивалъ наиболѣе трагическую черту своего облика. Потаенная внутренняя работа, все время разрушавшая самую основу того, что было уже перенесено въ картину, запечатлѣлась въ произведеніяхъ, которымъ и донынѣ отводятъ скромную роль подготовительныхъ этюдовъ. Въ этой особен
ности творчества, которая на первый взглядъ кажется умаляющей художника, въ сущности, самое вѣрное доказательство того, что онъ былъ однимъ изъ двигателей живописи. Въ этомъ отношеніи Ивановъ родствененъ Сезанну, грандіозные и біографически наиболѣе значительные замыслы котораго остались неосуществлен
ными. Истинная цѣнность oeuvre’а такихъ художниковъ — конечно не въ немногихъ картинахъ, этихъ вынужденныхъ остановкахъ ихъ живописнаго развитія, но въ рабо
тахъ иногда внѣшне незаконченныхъ, въ которыхъ гармонически осуществилась единая воля художника, которыя сложились подъ единымъ напоромъ творческаго восторга. И пусть картинами отмѣчаются значительные біографическіе этапы, онѢ должны уступить свое мѣсто произведеніямъ, которыя, можетъ быть, вовсе не запечатлѣла біографія.
Принято думать, что въ первые годы пребыванія въ Италіи художникъ какъ бы проходилъ стажъ ученичества, и произведенія этого періода оцѣниваются, какъ несовершенные ученическіе опыты. Этотъ взглядъ проистекаетъ несомнѣнно все