Это начало, у котораго несомнѣнно глубокіе корни въ демократической и даже демагогической современности, — начало общаго, такъ сказать, международнаго порядка; во всѣхъ странахъ, подъ натискомъ геніальнаго революціонерства францу
зовъ, наблюдается тотъ же своеобразный живописный ,максимализмъ‘. Но для насъ, русскихъ, особенно любопытны въ отечественномъ постъ-импресіонизмѢ (еще нео
крѣпшемъ, сыромъ и въ значительной мѣрѣ ученическомъ) признаки мѣстнаго и національнаго происхожденія, признаки, обнаруживающіе вліяніе на живописца и пройденной въ юношескіе годы школы, и нашей художественной культуры вообще, и всей стихіи народной жизни. Разобраться въ этихъ признакахъ, опредѣлить ихъ природу, выяснить съ возможнымъ безпристрастіемъ причины эстетической несо
стоятельности столь многаго у нашихъ ,молодыхъ‘ — не для того, чтобы безплодно сокрушаться или же все оправдывать ,во имя таланта‘, но чтобы приблизить зри
теля къ новаторскимъ злобамъ дня и, кстати, можетъ быть предостеречь иныхъ новаторовъ отъ излишней злободневности, — кажется мнѣ задачей существенно важной.
Настало время поставить точки на і. Наша публика не понимаетъ современныхъ дерзостей кисти, настолько не понимаетъ, что и возмущаться перестаетъ; публика просто отказывается... смотрѣть (,Выставку современной русской живописи‘ посѣ
тило менѣе 1000 человѣкъ). А сами дерзкіе, развѣ они отдаютъ себѣ ясный отчетъ не въ новыхъ теоріяхъ, — теоріи наиболѣе легкое въ искусствѣ, — но въ собствен
ныхъ достиженіяхъ? Развѣ они понимаютъ? Я думаю, что если бы понимали, то не случались бы тѣ недоразумѣнія (не нахожу другого слова), которыя обидно портятъ работы даже даровитѢйшихъ между ними...
Какъ бы то ни было, признаки нашего постъ-импресіонизма — хотя, увы, большею частью и отрицательные—даютъ ему свое, живое и простоватое выраженіе, свой, иногда по мужицки красочный, иногда по интелигентски неряшливый обликъ.
Это обстоятельство и привело меня къ нѣсколько неожиданному подзаголовку настоящей статьи...
Гипсомъ я называю всю систему школьнаго и, въ частности, академическаго усвоенія рисунка. Какъ извѣстно, система эта отличается особой устойчивостью, и вліяніе ея на судьбы искусства поистинѣ безмѣрно. Рисованіе съ ги
псовъ, и не только у насъ, справедливо почитается одною изъ основъ воспитанія художника въ принципахъ ,правильной‘ формы, т. е. формы, усвоенной не столько глазомъ, непосредственнымъ чувствомъ объема, сколько разсудочнымъ на
выкомъ. Возлюбленный академіями Европы еще со времени Ренесанса ,гипсовый рисунокъ‘ по античнымъ образцамъ сдѣлался колыбелью изобразительныхъ пріемовъ на долгіе вѣка. Въ Россіи, столь провинціальной по части художественнаго просвѣщенія, вѣра въ него почти непререкаема до сихъ поръ, и нигдѣ, поэтому, не
зовъ, наблюдается тотъ же своеобразный живописный ,максимализмъ‘. Но для насъ, русскихъ, особенно любопытны въ отечественномъ постъ-импресіонизмѢ (еще нео
крѣпшемъ, сыромъ и въ значительной мѣрѣ ученическомъ) признаки мѣстнаго и національнаго происхожденія, признаки, обнаруживающіе вліяніе на живописца и пройденной въ юношескіе годы школы, и нашей художественной культуры вообще, и всей стихіи народной жизни. Разобраться въ этихъ признакахъ, опредѣлить ихъ природу, выяснить съ возможнымъ безпристрастіемъ причины эстетической несо
стоятельности столь многаго у нашихъ ,молодыхъ‘ — не для того, чтобы безплодно сокрушаться или же все оправдывать ,во имя таланта‘, но чтобы приблизить зри
теля къ новаторскимъ злобамъ дня и, кстати, можетъ быть предостеречь иныхъ новаторовъ отъ излишней злободневности, — кажется мнѣ задачей существенно важной.
Настало время поставить точки на і. Наша публика не понимаетъ современныхъ дерзостей кисти, настолько не понимаетъ, что и возмущаться перестаетъ; публика просто отказывается... смотрѣть (,Выставку современной русской живописи‘ посѣ
тило менѣе 1000 человѣкъ). А сами дерзкіе, развѣ они отдаютъ себѣ ясный отчетъ не въ новыхъ теоріяхъ, — теоріи наиболѣе легкое въ искусствѣ, — но въ собствен
ныхъ достиженіяхъ? Развѣ они понимаютъ? Я думаю, что если бы понимали, то не случались бы тѣ недоразумѣнія (не нахожу другого слова), которыя обидно портятъ работы даже даровитѢйшихъ между ними...
Какъ бы то ни было, признаки нашего постъ-импресіонизма — хотя, увы, большею частью и отрицательные—даютъ ему свое, живое и простоватое выраженіе, свой, иногда по мужицки красочный, иногда по интелигентски неряшливый обликъ.
Это обстоятельство и привело меня къ нѣсколько неожиданному подзаголовку настоящей статьи...
Гипсомъ я называю всю систему школьнаго и, въ частности, академическаго усвоенія рисунка. Какъ извѣстно, система эта отличается особой устойчивостью, и вліяніе ея на судьбы искусства поистинѣ безмѣрно. Рисованіе съ ги
псовъ, и не только у насъ, справедливо почитается одною изъ основъ воспитанія художника въ принципахъ ,правильной‘ формы, т. е. формы, усвоенной не столько глазомъ, непосредственнымъ чувствомъ объема, сколько разсудочнымъ на
выкомъ. Возлюбленный академіями Европы еще со времени Ренесанса ,гипсовый рисунокъ‘ по античнымъ образцамъ сдѣлался колыбелью изобразительныхъ пріемовъ на долгіе вѣка. Въ Россіи, столь провинціальной по части художественнаго просвѣщенія, вѣра въ него почти непререкаема до сихъ поръ, и нигдѣ, поэтому, не