не будетъ подражателей, и даже родной сынъ, Войцѣхъ Коссакъ, унаслѣдовалъ отъ него только мастерство въ изображеніи лошадей. Изумительный портретистъ Родаковскій; Петръ Михаловскій, извѣстный авторъ прекрасныхъ, съ большой красочностью написанныхъ акварелей; изъ позднѣйшихъ—Іосифъ Брандтъ и В. Ковальскій, въ Мюнхенѣ показавшіе нѣм
цамъ польскую деревню, степи Украйны и яркую казацкую жизнь; Генрикъ Семирадскій, поселившійся подъ небомъ Италіи, рукой мастера оживилъ античный міръ и оказалъ большія услуги художественному образованію Польши: онъ положилъ основаніе Народному Музею въ Краковѣ (,Факелы Нерона‘), Каждый изъ этихъ художниковъ, со стороны техники находясь подъ вліяніемъ Западной Европы, вмѣстѣ съ тѣмъ, сохраняетъ общій національный характеръ и индивидуальныя свои особенности въ содержаніи и пониманіи задачи. Постепенно воздѣлываютъ они заброшенное поле нашего искусства, такое обшир
ное и столь необычайно побуждающее къ работѣ, что ни о подражателяхъ, ни о школьной рутинѣ здѣсь не можетъ быть и рѣчи.
Витольдъ Грушковскій возсоздаетъ сказки и легенды Кракова и, подъ вліяніемъ Юлія Словацкаго, передаетъ на холстѣ свои видѣнія, овѣянныя такимъ очарованіемъ печали, что въ нихъ какъ бы слышится заглушенная му
зыка. Подковинскій, огромный талантъ, преждевременно скончавшійся, въ рядѣ символовъ разсказалъ драму своей жизни. Его творчество — скрежетъ ироніи, бездна скорби, ярость апокалиптическаго коня, который, съ глазами, налитыми кровью, дыша огнемъ, куда-то уноситъ обезумѣвшую отъ страсти женщину.
Онъ и Панкевичъ пролагаютъ дорогу импрессіонизму. Панкевичъ, художникъ безконечно изящный, любящій тишину и печаль сумерекъ, обладающій поразительною гармоніею холодныхъ тоновъ и контуровъ, какъ бы подерну
тыхъ дымкой, изображаетъ грустныхъ людей, иногда пишетъ портреты аристократическихъ дамъ, но больше всего любитъ вечерніе пруды, переулки города, парижскіе или итальянскіе пейзажи, изображаемые имъ въ офортахъ необыкновенно изящнаго рисунка.
Александръ Геримскій упорно разрѣшалъ задачи свѣта. Братъ его, Максъ, открылъ для польскаго искусства мазовецкій пейзажъ.
Іосифъ Хэлмовскій глубоко почувствовалъ душу природы, польскую деревню, голубоватыя степи Украйны, мужицкую жизнь; вотъ, кажется, слы
шенъ лай собакъ на хуторѣ; вдали виднѣется бѣлое крыльцо дома; звѣзды въ іюньскую ночь посеребрили огромный сапфиръ небеснаго свода; вотъ—весенній потокъ проносится по бурой землѣ, пѣнясь на поворотахъ; худож