нистерства. Отвѣтственное, думское министерство, вотъ тотъ лозунгъ, который повелительно диктуется любовью къ родинѣ.
II.
Пусть октябристы не говорятъ намъ о своей любви къ Россіи! А разъ они ее не любятъ, какого отношенія можно ждать отъ нихъ къ другимъ, не русскимъ народностямъ! Объ этомъ мы узнаемъ отъ того же г. Бобрищева-ГІушкина. Онъ говоритъ, что начало „союзу было положено „смѣлымъ словомъ А. И. Гучкова противъ польской автономіи.
Если бы патріотизмъ октябристовъ былъ живымъ, а не мертвымъ, имъ былъ бы понятенъ патріотизмъ польскій, они отнеслись бы къ нему съ живымъ сочувствіемъ: они поняли бы, что нѣтъ той жертвы, которую поляки не принесутъ для завоеванія своей національной свободы. Й они не стали бы вооружать противъ Россіи эту благородную, самоотвержен
ную націю. Изъ польскаго патріотизма они не создали бы грозной опасности для русской окраины.
Представьте себѣ Россію подъ -польскимъ владычествомъ, и вы всѣмъ сердцемъ почувствуете, что долженъ былъ бы дѣлать русскій патріотъ въ данномъ положеніи. Представьте себѣ, что законодательные вопросы, касающіеся Россіи, рѣшаются въ Варшавѣ польской государственной думой, что русскимъ гражданамъ предоставляется одинаковая съ поляками свобода обучать дѣтей въ польской государствен
ной школѣ, судиться въ польскомъ судѣ и служить въ польскихъ государственныхъ учрежденіяхъ. Развѣ это поль
ское равноправіе не показалось бы намъ злой насмѣшкою,
жестокимъ издѣвательствомъ надъ нашимъ національнымъ чувствомъ! И развѣ мы не напрягли бы всѣхъ нашихъ Силъ, чтобы завоевать нашу русскую автономію!
На прошлыхъ выборахъ мнѣ пришлось все это объяснять
калужскимъ крестьяйамъ-выборщикамъ, и они меня поняли.