Рис. А. Радакова
ВОЙНА.
I.
Защитная рубаха.
Годъ назадъ плѣнялъ тебя Ростанъ. Тонкій стихъ смѣнили фуги Баха. А теперь зеленая рубаха
Облекаетъ твой покорный станъ. На плечѣ — поломанный попонъ,
На груди — у скатки стынутъ складки, На тебѣ — полотнище палатки, За тобою — воинскій вагонъ.
Скоро-скоро колоколъ большой Запоетъ своимъ послѣднимъ звономъ . . . Я пойду тихонько за вагономъ
Съ омертвѣлой, каменной душой. Да минуютъ адовы врата
Всѣхъ, кто носитъ сѣрую папаху! Защити защитную рубаху, Господи, Владыко живота!
Влад. Воиновъ.
ЧЕЛОВѢЧЕСКІЯ ОТНОШЕНІЯ.
На углу улицы встрѣчаются двое мужчинъ — одинъ въ „штатскомъ , другой въ студенческой формѣ; оба пристально вглядываются другъ въ друга и проходятъ, затѣмъ разомъ оборачиваются, опять всматриваются; лица озаряются улыбкою; дѣлаютъ другъ къ другу движеніе, и студентъ восклицаетъ: — Кажется, знакомый?.. — Кажется...
Пожимаютъ руки. — Ну, какъ?
— Ничего. А вы?
— Тоже. Что новаго?
— Почти ничего. А у васъ? — Да такъ же... Ну, а вы гдѣ теперь? — Все тамъ же. — Гдѣ?
— Гдѣ и раньше... Молчатъ.
Штатскій:
— А какъ поживаетъ Лидія Петровна? — Лидія Петровна?!.. Гм... Ничего, попрыгиваетъ... — И влюбляется? Хе-хе...
— Да. А вы не встрѣчаете Юлію? — Юлію?! Какую Юлію?
— Какъ, какую? Точно забылъ... Самъ же носился съ нею, всѣмъ надоѣлъ: Юлія да Юлія...
— Юлію... Гм... Нѣтъ... Да... рѣдко... — Ну, какъ она?
— Да ничего, скачетъ... Молчатъ.
Штатскій:
— Что-то вы измѣнились? Похудѣлъ... волосами обросъ...
— Напротивъ: поправился и бороду постригъ. Помните, какая она была у меня? Во-отъ... Молчатъ.
Студентъ:
— Куда вы сейчасъ?
— Бѣгу...— спохватившись:—Ахъ, вѣдь я спѣшу... Прощайте.
— До свиданія. Заходите. — А гдѣ вы?
— На Троицкой. — Забѣгу. А то заходите ко мнѣ Я на старой квартирѣ. — Что жъ, можно? А гдѣ это? — Спасская, 9.
— Обязательно приду.
— Ну, прощайте. Некогда.
Пожимаютъ руки и расходятся. Потомъ штатскій оборачиваете: и кричитъ:
— Гіослушайтеі Эй, подождите!.. Подходитъ.
— Простите, я забылъ что-то вашу фамилію... — Петровъ.
— Петровъ?! — Да. А ваша? Я тоже что-то плохо припоминаю. — Моя — Ивановъ.
— Ка-акъ? Ивановъ?! — Да.
— Гм... Странно... Ну, да ладно... До свиданія! — Всего хорошаго.
Расходятся. И. Хайнъ.

ОЧЕВИДЕЦЪ.

Посвящаю съ великимъ уваженіемъ Я. О., В. Б. и еще нѣкоторымъ авторамъ „военныхъ разсказовъ .
Онъ сидѣлъ вонъ тамъ, передо мною, Наклонившись чуточку ко мнѣ, И, давясь обильною слюною,
Говорилъ о нынѣшней войнѣ:
;— «Чемоданы? Знаемъ. Испытали. Дѣлый рядъ ихъ видѣлъ нашъ отрядъ. .Снизу — пули; сверху много стали; Двѣ недѣли около свистали,
Разсыпая смертоносный градъ.
,Съ виду — такъ, коническій снарядъ, Но осколки сыплетъ по опирали.
По спирали! Поняли? Иль нѣтъ?
Это — ново! Крупповскій секретъ! А потомъ пошли «гусары смерти», Это — штучка, я вамъ доложу!
Съ превеликой склонностью къ ножу, На окопы лѣзутъ, словно черти!
Вотъ хотите — вѣрьте иль не вѣрьте, Шапки — мѣхъ и кожа сапажу;
.Хлѣба нѣтъ — откормлены на дерти; Все мечтаютъ о Балтійскомъ Дерптѣ! Ну, да я еще имъ покажу!»
Я молчалъ, глядѣлъ куда-то мимо, И досадно было мнѣ вдвойнѣ:
Вѣдь, мерзавецъ, не былъ на войнѣ, А сопитъ и вретъ неутомимо.
Онъ ушелъ, тряхнувши головой. Я же думалъ: Вотъ такъ индивидецъ! Не о немъ ли сказано молвой:
Этотъ сударь вретъ, какъ очевидецъ!
Владиміръ Воиновъ.