NARCOTICА.

— Дѣло не въ алкоголѣ, а въ человѣкѣ... Я тебя еще въ пеленкахъ помню: мрачный былъ ребенокъ . . . Надо, го
лубчикъ, радостно смотрѣть на жизнь и надо при-епо-собляться ... Была водка, пили; не стало, туда ей и дорога. Другое что-нибудь придумай! Я вотъ придумалъ: какъ толь
ко изъяли водку изъ перворазрядныхъ, я немедленно перешелъ на кокаинъ. Пробовалъ когда-нибудь?
— Пробовалъ: вчера мнѣ зубъ вырвали безъ кокаина. Я чуть по мордѣ не далъ дантисту . .. Кокаина нѣтъ въ продажѣ ...
-— Знаю, знаю ... Я уже вторую недѣлю впрыскиваю себѣ морфій. Не разстаюсь съ нимъ: вотъ въ карманѣ и морфій, и шприцъ. Наловчился: прямо черезъ жилетку закатываю ...
—- Морфій тоже скоро выйдетъ. Спросъ большой, а подвоза нѣтъ.
—• На эѳиръ перейду.
— Да вѣдь его уже, кажется, нѣтъ...
—• Наплевать. Веселящій газъ есть. Глотнулъ, и хохочешь, какъ идіотъ ...

— Все это ненадежно: сегодня есть, а завтра ...

— Согласенъ. Но вѣдь никотинъ останется? .. Кури крѣпкій табакъ безпрерывно, вотъ тебѣ и возбудитель ... — Это не то...

=—і Конечно. Но въ соотвѣтствующей обстановкѣ, въ кафе, напримѣръ, гдѣ играетъ . оркестръ, гдѣ женщины. . . Музыка, братъ могучій возбудитель; подъ музыку, шутя, на смерть идутъ! А женщины? Развѣ это не наркотикъ? Въ кафе, въ табачномъ дыму, за чашкой крѣпкаго кофе, когда льются волнующіе звуки скрипокъ, и сверкаютъ женскіе глаза, улыбки, —• можно легко забыться ...
— ,И музыку могутъ запретить . ., —- Ну, знаешь ...
—• У насъ все возможно.
— Допустимъ ... Но женщины ... Женщину вѣдь не запретишь. А она и безъ музыки убаюкаетъ.
— Въ томъ-то и дѣло, что уже запрещаютъ кое-гдѣ: изъ Варшавы выселяютъ шансонетокъ ... —< Въ первый разъ слышу ...
— Ты со своимъ упрямымъ оптимизмомъ ничего не видишь и не слышишь ...
—■ Ха-ра-шо! Женщины, «тѣ, которыя», запрещены. Но жены-то, жены, чортъ возьми, останутся, а? Законныя, вѣнчанныя жены съ обручальными кольцами на пальцахъ останутся или нѣтъ? — спрашиваю я тебя. А вѣдь жена тоже мо
жетъ приласкать, если захочетъ. Надо только заслужить, запекать надо ... Мы, анаѳемы, задушили въ женѣ женщину, затоптали. А ты разбуди ее, раздразни ... И ещё какъ приласка-а-аетъ ...
—• У меня нѣтъ жены ...
—■ Такъ женись, дурья голова!..
— Жениться? Ха-ха! .. Воображаю свадьбу, на которой съ идіотскими улыбками пьютъ куваку ... Нѣтъ, братъ, поздно ... Ничего не осталось въ жизни свѣтлаго. Туманъ, сѣрый заборъ ползетъ на насъ. Вотъ подползетъ совсѣмъ близко, упадешь подъ этотъ заборъ и околѣешь.
—- Такъ-съ... А я вотъ еще одно возбуждающее открылъ. Это ты! Ты сильно меня возбудилъ сегодня. Я чув
ствую сейчасъ чудовищное раздраженіе ... И если ты сію же минуту не перестанешь ныть, я не ручаюсь, что не ударю тебя этой вотъ бутылкой изъ-подъ Ессентуки № 20 ... Вонъ, негодяй!!

В. Черній.

БОГОМОЛКА.

Въ черненькой косынкѣ, въ кофточкѣ бордовой, Богомолка въ кухнѣ пьетъ душистый чай ... Дѣвушкѣ, съ глазами тайны васильковой,
Знавшей только сѣверъ, только лѣсъ сосновый, Говоритъ про мирты, про восточный край .. . Гимназистъ-подростокъ жадными глазами Ищетъ въ ней обиды жгучую печаль, А она простыми говоритъ словами,

И ему обидно и чего-то жаль...

Вотъ опять замолкла... Сахару отгрызла,

Чай остывшій съ блюдца выпила за разъ.. Снова наливаетъ и, вздохнувши кисло,
Тихо продолжаетъ прерванный разсказъ ... —- «Нехристи, извѣстно ... обобрали чисто, Матери Казанской я въ душѣ молюсь ... Ну, и говорю имъ: «Что во мнѣ корысти?
Для гаремовъ вашихъ я ужъ не гожусь! ..» Ущипнулъ одинъ тутъ за бокъ, — ну, стерпѣла, А другой облапилъ, словно оргутанъ,
Тутъ уже душа моя огнемъ вскипѣла —
«Ахъ ты», говорю, мазурикъ, фулиганъ! . . Ржутъ башибузуки черные, какъ сажа ...
Насъ во дворъ согнали — не найти угла . . . Вечеромъ я все же, хоть стояла стража,
Съ докторшей московской кофій попила. .. А потомъ, какъ гнали насъ до парохода, —

Раненыхъ въ повозкахъ все пришлось встрѣчать, У мечети ихней тьма сошлась народу, Вынули кинжалы и давай кричать ... Подлинно я лопотъ ихъ не разобрала,

Только, видно, хлёстко, въ мерзости своей, Поминали черта... Дальше — я ужъ драла! Слышу, про меня кричатъ: «Эй, Вѣру бей!»
Дѣвушка послѣднихъ словъ уже не слышитъ, Взглядъ синѣй, — какъ будто онъ увидѣлъ вдругъ Край, гдѣ вѣтерокъ степной ковыль колышетъ, Гдѣ слагаетъ сказки ароматный югъ ...
с—і «Ну пойду ... Спасибо — попила довольно ...» Богомолка встала, вытерла стаканъ ...
Гимназисту жъ видѣть отчего-то больно,

Какъ она «огрызокъ» спрятала въ карманъ! ..

Сергѣй Михѣевъ.

ПЕРЬЯ ИЗЪ ХВОСТА.

Весьма глубокомысленное соображеніе высказываетъ „Петрогр Газета” въ первыхъ строкахъ одной военной статьи:
„Основныя правила воспитанія маленькихъ дѣтей требуютъ, чтобы ребенка, начинающаго лепетать первыя слова... обяза
тельно пріучать къ названію вещей ихъ точными, подлинными именами. Перо, напримѣръ, ребенокъ долженъ называть перомъ, а не карандашемъ (?)“.
Автомобиль не долженъ ребенокъ называть коровой. Висѣлицу — платяной щеткой. Отца — жуликомъ.
Стѣнные часы — молокомъ. Все это, конечно, глубоко вѣрно, но писать объ этомъ не стоитъ. Потому что не бываетъ такихъ глупыхъ ребятъ.
*
Въ одномъ изъ предыдущихъ номеровъ „Нов. Сат.‘ мы сообщали о кинематографической лентѣ „Петербургскія трущобы*, при чемъ герои этого романа-передѣлки безо всякаго зазрѣнія совѣсти разъѣзжаютъ на... автомобилѣ.
Тогда же мы позволили себѣ пошутить, что въ такомъ случаѣ умѣстнѣе назвать этотъ романъ-ленту «Петроградскими трущобами*.
И что же! Московскій „Художественный электро-театръ* вывѣсилъ недавно огромныя афиши, что въ скоромъ времени будетъ демонстрироваться грандіозная кино-драма „Петроградскія трущобы*.
Вотъ и шути послѣ этого...
*
В. Унковскій въ „Петрогр. Курьерѣ* передаетъ разговоръ одного солдата. Если бы онъ не былъ названъ „молоденькимъ безусымъ солдатикомъ съ пѣвучимъ голосомъ*, можно было бы подумать, что это разговариваетъ присяжный повѣренный:
„Мятель, снѣгъ, запорашиваетъ глаза. Вѣтеръ воетъ : гу-у-у... ги-и-и... га-а-а... Словно на шабашъ собрались вѣдьмы.

Вижу, нѣмецъ... цѣлится; ну, а я, само собой, въ него... Словно дуэль вамъ, право ...

Ну. думаю, послѣдняя борьба на смерть.

Можетъ быть, подумаетъ благосклонный читатель, солдатикъ и въ самомъ дѣлѣ былъ раньше присяжнымъ повѣреннымъ.
Но въ другомъ мѣстѣ этотъ же солдатикъ повѣствуетъ такимъ языкомъ:

„Промерзъ я за мое почтенье. Кажинная минута, почитай, часомъ кажется. Постою маленько, потомъ прохаживаюсь. . .

Въ госпиталѣ насъ рядомъ положили.

Онъ своей маменькѣ письма писалъ, а я моимъ родителямъ па деревню. И я съ нимъ папиросками дѣлился, —у него ихъ-то не было, а курить гораздъ .
По Унковскому эти письма въ деревню,
вѣроятно, начинались такъ: Монъ анжъ мамй!
Ж’э сюи тре малядъ и вопче кажинный я, Ф день споминалъ о васъ, ма повръ мэръ... Но
скоро, кажись, выздоравливаю, и опять значится бить нѣмцевъ, сапристи, тетка ихъ подкурятина!..