Не бездарныхъ, Поэтичныхъ,
Гибкотѣлыхъ, какъ минога, Легендарныхъ, Экзотичныхъ
И мистическихъ немного. Тутъ и графы, и графини,
Какъ клопы въ большой перинѣ, Маргаринъ на парафинѣ, Парафинъ на маргаринѣ!
Всѣ шпіоны, всѣ мерзавцы, Эти рыцари успѣха ...
Но какіе всѣ. красавцы!
Закачаешься отъ смѣха! Дочь красавица-плутовка У красавца у магната . . . И красавица-винтовка, И красавица-граната!
О, синьоры, лэди, дамы, Сколько выпущено пара Для красавицы-рекламы И красавца-гонорара!
Я — серьезно! Вѣдь насмѣшка Далека моей натурѣ:
Натурально, этотъ Брешко
Брешь пробилъ въ литературѣ!
Владиміръ Воиновъ.

ИТАЛЬЯНСКОЕ САЛЬТОМОРТАЛЕ.

Бюловъ: — Ффу! Наконецъ-то я, кажется, нащупалъ почву для соглашенія!..

Б Р Е Ш Ь.

Не бездарный, Поэтичный,
Гибкотѣлый, какъ минога, Легендарный, Экзотичный
И мистическій немного — Многоликій И бывалый,
На бумагѣ очень смѣлый, Не великій
И не малый,
Но достаточно умѣлый, — Расточительно настроивъ
Крѣпостей изъ картонажа, Создалъ множество героевъ Въ паутинѣ шпіонажа:
Многоликихъ И бывалыхъ,
На бумагѣ очень смѣлыхъ, Не великихъ
И не малыхъ,
Но достаточно умѣлыхъ,
РУССКІЯ ЗВҌРСТВА. Фельетонъ Тэффи.
Я не только видѣла ихъ, эти русскія звѣрс тва, но даже сама принимала въ нихъ дѣятельное участіе. И вотъ моя исповѣдь. ___
Было уже часовъ пять пополудни.
Только что разгрузили санитарный поѣздъ, осмотрѣли раненыхъ, перевязывали ихъ, разсортировали — кого куда эвакуировать.
Наконецъ, выбралась свободная минутка, и можно было забѣжать въ дежурную комнату выпить чаю.
Заглянулъ туда и старшій офицеръ пункта, изможденный, блѣдный, съ рѣзкими черными кругами вокругъ лихорадочно-горящихъ глазъ. Онъ уже много недѣль опалъ по четыре часа въ сутки, но и въ эти четыре часа сна продол
жалъ волноваться и бормоталъ о какихъ-то носилкахъ, о брезентѣ, о запоздавшемъ поѣздѣ.
Ему и теперь было некогда, и онъ, не присаживаясь, взялъ стаканъ чаю.
:— Плѣнный тамъ офицеръ, нѣмецкій, — разсказывалъ онъ, дуя и обжигаясь. — Препротивный! — А что?
Да такъ. Весь противный. Рожа нахальная. Опрашиваемъ у него, какъ онъ попалъ въ плѣнъ, а онъ говоритъ:
«Когда ваши насъ окружили, мои храбрые солдаты, конечно, всѣ удрали и оставили меня одного. Со мной былъ только револьверъ и портсигаръ, Я бросилъ револьверъ и закурилъ папиросу».
— Циничный молодой человѣкъ, — замѣтилъ кто-то изъ насъ.
— И если бы вы слышали, какимъ онъ наглымъ тономъ все это разсказываетъ! Точно издѣвается надъ нами же. — Гадина! Что онъ тамъ дѣлаетъ? — Стоитъ. Носъ задралъ.
— А всѣ крутомъ, конечно, пардонъ да мерси. Небось, они съ нашими офицерами не такъ жантильничаютъ. Разсказываютъ, что они, когда ведутъ нашихъ плѣнныхъ по до
рогѣ, такъ всегда солдаты тащатъ забранные пулеметы, а чуть приходится проходить черезъ городъ или деревню, сейчасъ все навьючиваютъ на офицеровъ. Измываются, подлые.
— А знаете — что, — сказала я. — По-моему, вы должны были показать этому офицеру, что онъ свинья. Я бы, на вашемъ мѣстѣ, непремѣнно сказала: «Какъ, у васъ былъ ре
вольверъ? Быть не можетъ! Вы шутите. Почему же вы не застрѣлились, разъ у васъ былъ револьверъ?» Вотъ бы онъ и лопнулъ со злости.
—• Такъ пойдите, скажите ему сами.
— Да мнѣ неудобно. Я — сестра милосердія, мое дѣло — перевязка.
— Нѣтъ, отчего же, вполнѣ можете поговорить.
— Мнѣ некогда. Я... чай-пью, А то бы непремѣнно сказала.
Рис. Ре-ми