Рис. Миссъ.

НРАВОУЧИТЕЛЬНЫЙ РАЗСКАЗЪ ДЛЯ ХРЕ­ СТОМАТІИ.

разсказъ Аркадія Аверчеико.

Если у кого-нибудь и было хорошее настроеніе въ этотъ мокрый, дождливый вечеръ, такъ это у Черноухова.
Я даже удивился: какъ это въ одномъ человѣкѣ можетъ столько хорошаго настроенія помѣщаться.
Спросилъ его;
— Что съ тобой?
— Никому не скажу, а тебѣ окажу, — потирая руки, усмѣхнулся Черноуховъ. — Я въ родѣ какъ двѣсти тысячъ выигралъ!..
— Въ родѣ — это не то. Ну?
— Знаешь моего пріятеля Кутькина? — Ну, кто же не знаетъ Миши. Ну?
— Никому не скажу, а тебѣ скажу: знаю, что ты моей женѣ не разскажешь ... — Ну?
— Вчера я съ женой Миши ужиналъ, а потомъ ... гмъ!.. Ну, ты, конечно, понимаешь: совершилось и все остальное. — Почему же ты такъ радуешься?
— Какъ же мнѣ не радоваться, чудакъ! И философически объяснилъ:
— Всякій человѣкъ радуется, когда подложитъ свинью своему пріятелю ...
Молча, задумчиво прошелся я по комнатѣ. Поднялъ голову... Тихо сказалъ:
— Ты вотъ радуешься, сдѣлавъ пріятелю подлость. А я, представь себѣ, не радуюсь!
— Что жъ тебѣ... Мишу жалко? — спросилъ притихшій Черноуховъ.
— Я не о немъ говорю. Я о себѣ говорю ... Я, значитъ, другой человѣкъ. Если бы ты зналъ, сколько я мучился, терзалъ себя, проклиналъ и бичевалъ, не находя нигдѣ успокоенія! ...
— За что ты ... себя терзалъ?
— Тяжело говорить, да ужъ все равно! Знай, Черноуховъ: то, что ты сдѣлалъ въ отношеніи Кутькина, я сдѣлалъ въ отношеніи тебя!
— Ты ... хочешь ... сказать...
— Да, — покачалъ я головой, тяжело вздохнувъ, — я съ твоей женой, Зоей Яковлевной, въ такихъ же отношеніяхъ, какъ ты — съ женой Кутькина...............................................
Сжавшись въ комокъ, какъ хищное животное для прыжка, Черноуховъ ринулся ко мнѣ, но на порогѣ остановился, поблѣднѣвшій, съ дрожащей челюстью и глазами, горящими, какъ свѣчки.
— Ты ... лжешь!
— Успокойся. Если бы я зналъ, что это тебя такъ взволнуетъ, я бы не говорилъ тебѣ.
— Какъ это вамъ нравится?! — взвизгнулъ Черноуховъ. — Человѣкъ сообщаетъ, что онъ возлюбленный моей жены, да еще и удивляется: почему я волнуюсь!
— Въ другое время я бы тебѣ ничего и не сообщилъ; но разъ ты самъ мнѣ признаешься, что измѣнилъ женѣ, я рискнулъ тебѣ... тоже признаться! Ну, поквитались мы, значитъ — и больше ничего.
— To-есть, какъ это —. поквитались? Ты-то тутъ при чемъ?! Если у насъ и есть съ кѣмъ-нибудь счеты, то сь Кутькиньимъ, а не ...
— Значитъ, по-твоему, выходитъ такъ: ежели бы твоя жена оказалась возлюбленной Кутькина, то ты бы ничего не имѣлъ, а если я, такъ... не понимаю! — обиженно от
вернулся я. — Значитъ, выходитъ, что ему все можно, а мнѣ ничего нельзя... Значитъ, выходитъ, я не человѣкъ, а собака? Значитъ, выходитъ, что Кутькинъ лучше меня?
— Подлецъ ты —вотъ ты кто! Обмануть меня, — меня, который...
— Да вѣдь ты тоже Кутькина обманулъ. А между вами отношенія такія же, какъ между мной и тобой...
Онъ ходилъ по комнатѣ, ломая руки.
— А она! Она!.. У-у, змѣя... Я ей этого никогда не прощу!
—Кому?
— Не строй дурака! Зоѣ.
— Странная у тебя мораль. Готтентотская какая-то. Ты женѣ можешь измѣнять, а она тебѣ не можетъ.
— Измѣна женщины одно, а мужчины — другое... Мужчина измѣняетъ такъ себѣ, вскользь... А женщина! Из
мѣна женщины это что-то такое большое, ужасное и невѣроятно подлое.
Я вынулъ изъ кармана пилочку и сталъ спокойно подпиливать ногти.
— Возможно, что это и такъ. Однако же ты подбилъ жену Кутькина на это большое, ужасное и невѣроятно подлое.
— Мнѣ нѣтъ до нея дѣла! Мнѣ нѣтъ дѣла до того, что дѣлается въ другихъ семьяхъ! А моя семья должна бытъ чиста.