Рис. В. Лебедева.
„ПОЭТЪ“ И ЧЕРНЬ. (Грустныя параллели.)
«ПОЭТЪ
(прочитавъ это же стихотвореніе, говоритъ):
Двѣ-на-дцать строчекъ!! Въ такомъ богатомъ органѣ, гдѣ не скупятся платить по цѣлковому за строчку, если стихотвореніе коротенькое!!! А, вѣдь, совершенно незамѣтно можно было бы удлинить его рубликовъ на восемь...
(Пишетъ.)
«Труби трубачъ! Пусть дрошетъ недругъ хилый, - Души своей насильникъ и палачъ!.:
И каждый мигъ съ растущей, новой силой
Труби, трубачъ!
Кругомъ все спіитъ ... Такъ дай сигналъ къ погонѣ! Пусть вслѣдъ врагу всѣ понесутся вскачь!..
Впередъ, впередъ пусть вихремъ мчатся кони!.. —
Труби, трубачъ!..»
Восемь рублей на улицѣ не валяются!..
Михаилъ Пустынинъ.
I.
ЧИТАТЕЛЬ (читаетъ стихотвореніе).
«Въ туманѣ даль . .. Нависли грозно тучи ... И пересѣчь я жажду жизни нить ...
Давно попалъ я въ скорби лѣсъ дремучій...
Не стоитъ жить!
Что солнца свѣтъ, когда на сердцѣ рана? Огню зари меня не озарить!..
И я твержу покорно, неустанно:
Не стоитъ жить!
Загробный міръ живыхъ тревогъ милѣе .., Усталъ я нить постылой жизни вить! И о свомъ я грежу мавзолеѣ... —
Не стоитъ жить!..»
(Читатель беретъ револьверъ и стрѣляется).
«ПОЭТЪ
(прочитавъ это:же стихотвореніе, говоритъ):
На такую тему написать всего три куплета, когда этотъ журналъ платитъ по полтиннику за строчку!!! Можно
было бы смѣло приписать въ томъ же духѣ еще рублика на четыре!.. —іНапримѣръ, такъ:
«Что зіѣздный хоръ, чтб шелковыя травы? О, имъ едва ‘ль меня развеселить!..
Нѣтъ, олонъ міръ безумья и отравы! .. —
Нр стоитъ жить!
Не стоиѣъ жить,’ когда душа — могила, Въ которой страсть готовъ я хоронить . . . И я твй Жу покорно и уныло:
Не стоитъ жить!.. »
Четіле рубля на улицѣ не валяются! ..
РАЗГОВОРЪ СЪ САМИМЪ СОБОЙ.
— Что вы сейчасъ собираетесь дѣлать, Аркадій Тимофеевичъ?
— Очень просто: собираюсь фельетонъ писать. — О чемъ именно?
— О внутренней политикѣ
— И вы думаете, что это такъ «очень просто».
— А что же тутъ сложнаго: разъ есть тема — взялъ да и написалъ.
— А ... цензура? — Какая?
— Какъ какая? — Военная. Другой теперь и нѣтъ.
— При чемъ же тутъ военная цензура — разъ я буду писать о внутренней политикѣ.
— Военная цензура не пропуститъ.
— Вздоръ. Военная цензура слѣдитъ за тѣмъ, чтобы не было разглашенія военныхъ тайнъ. А я буду писать о штатскихъ дѣлахъ.
— Такъ, такъ. И именно — о какихъ?
— Ну, напримѣръ, о томъ, что несмотря на обновленіе центральнаго правительства, низшіе его агенты не хотятъ мѣнять прежней осужденной системы.
— Виноватъ, но у васъ уже былъ написанъ на эту тему фельетонъ, и военная цензура его на прошлой недѣлѣ не пропустила. Казалось бы, при чемъ тутъ военная цензура?
— Ахъ, да, вѣрно. Но вы не правы, спрашивая — «при чемъ тутъ военная цензура». — А вы какъ объясняете?
— Объясняю такъ: это неудобно было пропустить въ смыслѣ болгаръ, — прочтутъ болгары въ нашемъ журналѣ, что низшіе правительственные агенты не на высотѣ положенія и, разочарованные, подпишутъ договоръ съ Турціей.
— Значитъ, объ этомъ, вы сами согласны, писать нельзя?!
II.
ЧИТАТЕЛЬ (читаетъ стихотвореніе).
«Труби, трубачъ! Зови людей къ погонѣ! Пусть вслѣдъ врагу всѣ понесутся вскачь!
Подъ сѣнью пикъ пусть вихремъ мчатся кони! ..
Труби, трубачъ! ..
ВСЕ спитъ кругомъ... Ты жъ затруби тревогу, И Все воругъ ты вмигъ переиначь!
Умчи людей на бранную дорогу! —
Труби, трубачъ!
Зсѣ чутко ждутъ лишь твоего сигнала . . . Чо близокъ часъ; — о, врагъ надменный, плачь! .. — Гы нашихъ силъ девятаго жди вала!..
Труби, трубачъ!..»
(Читатель тутъ же рѣшаетъ немедленно записаться добро
вольцемъ въ ряды сражающихся).