Я призадумался.
— Выходитъ, что нельзя. Ну, я о другомъ напишу: о томъ, что бюрократія, охраняя русскаго человѣка отъ евреевъ, поляковъ и финновъ, оказываетъ русскому человѣку медвѣжью услугу.
— Кажется, на эту тему однимъ изъ вашихъ художниковъ была нарисована каррикатура, какъ медвѣдь, отгоняетъ отъ русскаго человѣка-пустыниика то одну муху, то другую, то финна, то еврея. Была нарисована такая каррикатура?
— Была.
— Пропустила ее цензура? — Нѣтъ.
— Такъ какъ же вы хотите касаться этой темы?
—- Извините. Не буду больше. Впрочемъ, каррикатура не пропущена, вѣроятно, потому, что въ ней заключена военная тайна.
— Именно?
—- Русскій человѣкъ въ ней нарисованъ спящимъ. — Ну-съ?
—- Ну ... нѣмцы прочтутъ журналъ, узнаютъ, что русскій человѣкъ спитъ, придутъ ...
—-. Ахъ, вы вотъ какъ предполагаете ...
—і Иной причины для запрещенія не могу придумать.
— Выходитъ, что и этой темы нельзя касаться. О чемъ же вы напишете?
— Да что вы пристали! О чемъ, да о чемъ. Мало ли цензурныхъ темъ! Ну, напишу о роспускѣ Ду ... Что вы такъ на меня смотрите? Ну, не буду, не буду! Не напишу. Только не смотрите на меня такъ пронзительно.
—і Хорошо-съ. А, все-таки, о чемъ же вы будете писать?
—н Ф-фу! Вотъ еще нудный человѣкъ! Мало ли крутомъ темъ! Напишу о томскомъ губернаторѣ, который призналъ военно-промышленный комитетъ нелегальнымъ учрежденіемъ! Или о харьковскомъ губернаторѣ, привлекшемъ къ отвѣт
ственности журналиста, который написалъ, что назначеніе въ Турцію Сандерса знаменуетъ ухудшеніе отношеній между Турціей и Россіей.
— Хорошіе сюжеты. Но у васъ, кажется, были написаны на эту тему «Волчьи ягоды»? і—і Были.
— Разрѣшены онѣ къ печати? —і Нѣтъ. — Ну?
— Что «ну»?
— Развѣ это военная тайна?! А вы говорили, что цензуруются только военныя тайны.
— Это военная тайна. Нѣмцы узнаютъ, что нѣкоторые губернаторы считаютъ военно-промышленные комитеты не
легальными учрежденіями — и пойдутъ въ обходъ на эти губерніи, чтобы соединиться съ губернаторами.
— А насчетъ Сандерса?
— - То же самое. Нѣмцы узнаютъ, что ...
-— Довольно! Ваши разсужденія мнѣ надоѣда. Вы во чтобы то ни стало хотите придумать оправданіе военной цензурѣ.
—, Хочу. Потому что Не люблю необъяснимыхъ вещей. Долженъ все понять. Вычеркиваютъ у насъ на-дняхъ стихотвореніе, въ которомъ авторъ предлагаетъ не давать малют
камъ для игры сабли, ружья и пушки — я и Это вычеркиванье стараюсь понять. Неудобно, значитъ, освѣдомить нѣмцевъ, что у насъ часть оружія, вмѣсто своего прямого назначенія попадаетъ въ дѣтскія. Перечеркиваютъ стихи съ рисункомъ, на которомъ смерть пляшетъ свой страшный танецъ — ян это хочу понять.
— Какъ же вы это понимаете?
—- Объясняю я такъ: смерть нарисована такая страшная, что румыны, увидѣвъ нашъ журналъ, испугаются и поддадутся нѣмцамъ безъ боя.
— Тьфу! Ну, знаете ли...
—і Чего вы на меня кричите. Не виноватъ же я, что другого объясненія не могу найти.
— Довольно. Больше я съ вами не желаю разговаривать; противно. Одинъ вопросъ только: о чемъ же вы будете писать фельетонъ, если объ этомъ нельзя, о томъ нельзя?
— Я просто напишу фельетонъ въ оправданіе военной цензуры!!
И вотъ я написалъ.
Можетъ быть, оправданія мои немного неуклюжи — что жъ дѣлать ... Другихъ нѣтъ.
Аркадій Аверченко.
НОВАЯ ЗВҌЗДА.
Въ одной комнатѣ сидѣли нѣсколько министорвъ, тихо бесѣдуя.
Вдругъ въ комнату влетаетъ П. Н. Дурново. —- Съ чего это вы такъ? — всполошились министры. — Простите, съ разгону попалъ.
Двѣ злободневныхъ шутки не могли быть помѣщены по независящимъ отъ
редакціи обстсятельствамъ.
БЕЗЦҌЛЬНЫЙ БЛОКЪ.
— Какъ вамъ нравится черный блокъ?
— Что же это за блокъ, на которомъ веревки нѣтъ!
Волкъ.
Рис. А. Р.
ВЕРХЪ БЕРЕЖЛИВОСТИ.
— Какъ тебѣ не стыдно носить такія брюки?
— Ты ничего не понимаешь: это только футляръ для брюкъ. А подъ нимъ такія прекрасныя брюки, что ихъ безъ футляра жаль и носить.
— Выходитъ, что нельзя. Ну, я о другомъ напишу: о томъ, что бюрократія, охраняя русскаго человѣка отъ евреевъ, поляковъ и финновъ, оказываетъ русскому человѣку медвѣжью услугу.
— Кажется, на эту тему однимъ изъ вашихъ художниковъ была нарисована каррикатура, какъ медвѣдь, отгоняетъ отъ русскаго человѣка-пустыниика то одну муху, то другую, то финна, то еврея. Была нарисована такая каррикатура?
— Была.
— Пропустила ее цензура? — Нѣтъ.
— Такъ какъ же вы хотите касаться этой темы?
—- Извините. Не буду больше. Впрочемъ, каррикатура не пропущена, вѣроятно, потому, что въ ней заключена военная тайна.
— Именно?
—- Русскій человѣкъ въ ней нарисованъ спящимъ. — Ну-съ?
—- Ну ... нѣмцы прочтутъ журналъ, узнаютъ, что русскій человѣкъ спитъ, придутъ ...
—-. Ахъ, вы вотъ какъ предполагаете ...
—і Иной причины для запрещенія не могу придумать.
— Выходитъ, что и этой темы нельзя касаться. О чемъ же вы напишете?
— Да что вы пристали! О чемъ, да о чемъ. Мало ли цензурныхъ темъ! Ну, напишу о роспускѣ Ду ... Что вы такъ на меня смотрите? Ну, не буду, не буду! Не напишу. Только не смотрите на меня такъ пронзительно.
—і Хорошо-съ. А, все-таки, о чемъ же вы будете писать?
—н Ф-фу! Вотъ еще нудный человѣкъ! Мало ли крутомъ темъ! Напишу о томскомъ губернаторѣ, который призналъ военно-промышленный комитетъ нелегальнымъ учрежденіемъ! Или о харьковскомъ губернаторѣ, привлекшемъ къ отвѣт
ственности журналиста, который написалъ, что назначеніе въ Турцію Сандерса знаменуетъ ухудшеніе отношеній между Турціей и Россіей.
— Хорошіе сюжеты. Но у васъ, кажется, были написаны на эту тему «Волчьи ягоды»? і—і Были.
— Разрѣшены онѣ къ печати? —і Нѣтъ. — Ну?
— Что «ну»?
— Развѣ это военная тайна?! А вы говорили, что цензуруются только военныя тайны.
— Это военная тайна. Нѣмцы узнаютъ, что нѣкоторые губернаторы считаютъ военно-промышленные комитеты не
легальными учрежденіями — и пойдутъ въ обходъ на эти губерніи, чтобы соединиться съ губернаторами.
— А насчетъ Сандерса?
— - То же самое. Нѣмцы узнаютъ, что ...
-— Довольно! Ваши разсужденія мнѣ надоѣда. Вы во чтобы то ни стало хотите придумать оправданіе военной цензурѣ.
—, Хочу. Потому что Не люблю необъяснимыхъ вещей. Долженъ все понять. Вычеркиваютъ у насъ на-дняхъ стихотвореніе, въ которомъ авторъ предлагаетъ не давать малют
камъ для игры сабли, ружья и пушки — я и Это вычеркиванье стараюсь понять. Неудобно, значитъ, освѣдомить нѣмцевъ, что у насъ часть оружія, вмѣсто своего прямого назначенія попадаетъ въ дѣтскія. Перечеркиваютъ стихи съ рисункомъ, на которомъ смерть пляшетъ свой страшный танецъ — ян это хочу понять.
— Какъ же вы это понимаете?
—- Объясняю я такъ: смерть нарисована такая страшная, что румыны, увидѣвъ нашъ журналъ, испугаются и поддадутся нѣмцамъ безъ боя.
— Тьфу! Ну, знаете ли...
—і Чего вы на меня кричите. Не виноватъ же я, что другого объясненія не могу найти.
— Довольно. Больше я съ вами не желаю разговаривать; противно. Одинъ вопросъ только: о чемъ же вы будете писать фельетонъ, если объ этомъ нельзя, о томъ нельзя?
— Я просто напишу фельетонъ въ оправданіе военной цензуры!!
И вотъ я написалъ.
Можетъ быть, оправданія мои немного неуклюжи — что жъ дѣлать ... Другихъ нѣтъ.
Аркадій Аверченко.
НОВАЯ ЗВҌЗДА.
Въ одной комнатѣ сидѣли нѣсколько министорвъ, тихо бесѣдуя.
Вдругъ въ комнату влетаетъ П. Н. Дурново. —- Съ чего это вы такъ? — всполошились министры. — Простите, съ разгону попалъ.
Двѣ злободневныхъ шутки не могли быть помѣщены по независящимъ отъ
редакціи обстсятельствамъ.
БЕЗЦҌЛЬНЫЙ БЛОКЪ.
— Какъ вамъ нравится черный блокъ?
— Что же это за блокъ, на которомъ веревки нѣтъ!
Волкъ.
Рис. А. Р.
ВЕРХЪ БЕРЕЖЛИВОСТИ.
— Какъ тебѣ не стыдно носить такія брюки?
— Ты ничего не понимаешь: это только футляръ для брюкъ. А подъ нимъ такія прекрасныя брюки, что ихъ безъ футляра жаль и носить.