СЛЕЗЫ.
.Откуда эти слезы? Зачѣмъ онѣ?..“
Изъ оперы „Пик. дама .
— Здравствуй, продажная душа. Грабишь?
— Мерси, понемногу. А ты успѣлъ уже придушить свою тетку?
— Какую? Старую? Каталину? Нѣтъ еще. Все ее могу собраться? А у тебя какъ?
— Да такъ, все въ пустякахъ время проходитъ... То кровосмѣшеніе, то за братоубійство схватишься... Такъ день и проходитъ.
— Ну, ладно. Заходи, если не повѣсятъ.
— Спасибо. Зайду. Привѣтъ твоей дурѣ-женѣ.
На собраніяхъ римскихъ гражданъ говорили такъ откровенно, что лошади, дожидавшіяся невдалекѣ отъ своихъ хо
зяевъ, сбрасывали съ себя попоны, блѣднѣли и бились въ истерикѣ.
Я уже не говорю о египтянахъ, откровенность которыхъ вошла въ поговорку: вретъ, какъ персъ. Во всякомъ случаѣ, когда одинъ изъ фараоновъ на берегу Нила сталъ высказывать вслухъ свое мнѣніе о ввѣренномъ ему народѣ, двѣ ста
рыхъ крокоідилихи вылѣзли изъ воды и не хотѣли уходить обратно, пока фараонъ не далъ честное слово, что онъ больше не придетъ заниматься личными дѣлами на берегъ, а будетъ откровенничать гдѣ-нибудь въ уголкѣ за пирамидами.
— Я Хеопсъ, — произнесъ въ свое оправданіе фараонъ.
— Это ничего не доказываетъ, — обиженно возражала наиболѣе пожилая крокодилиха, — у насъ дѣта и могутъ услышать.
Именно въ этотъ моментъ, отмѣченный лучшими сейсмографами міра, и родился Эзопъ.
Родившись, онъ сейчасъ же, конечно, заговорилъ эзоповскимъ языкомъ.
— Какъ прекрасно быть сытымъ, — позѣвывая и искоса поглядывая на мамашу, оказалъ онъ.
— Что ты хочешь этимъ сказать? — скупо спросила мать, привыкшая еще къ старому языку.
— Ровно ничего, — ісиокойно отвѣтилъ ребенокъ. — Мнѣ просто показалось, что кто-то въ сторонѣ назвалъ идіоткой женщину, которая не догадалась покормить новорожденнаго сына.
— Можетъ быть, это онъ меня назвалъ? — допытывалась мать.
— Я слишкомъ малъ, чтобы спорить съ мнѣніемъ старшихъ, — уклончиво бросилъ Эзопъ. — Когда старшіе догадываются, они правы.
Не мечтая объ университетѣі, Эзопъ все же захотѣлъ получить хоть какое-нибудь образованіе. Хотѣлъ ли онъ послѣ окончанія науки поступить податнымъ инспекторомъ, или сдѣлаться адвокатомъ, въ исторіи объ этомъ нѣтъ точныхъ данныхъ. Во всякомъ случаѣ, судя но стремленію ре
бенка къ грамотѣ, занятіе беллетристикой онъ сознательно отвергалъ. Какъ бы предупреждая открытіе одного изъ депутатовъ четвертой Думы, что кухаркины дѣти всегда лѣзутъ учиться, сынъ рабыни поступилъ въ школу.
Здѣсь онъ своимъ языкомъ выводилъ изъ себя всѣхъ окружающихъ.
— Эзопъ! — говорилъ учитель, помахивая лозой, какія теперь возятъ съ собой для представительства кучера на англійскихъ кабріолетахъ, — знаешь ли ты, что сегодня задано?
Подростокъ Эзопъ, быстро прожевавъ пару финиковъ, сорванныхъ съ дерева, росшаго тутъ же изъ пола школы, почтительно подымался съ мѣста и вѣжливо отвѣчалъ:
— Намъ сегодня задано то, что нашъ дорогой учитель отмѣтилъ ногтемъ на своемъ уважаемомъ папирусѣ.
Если учитель былъ изъ ссыльныхъ спартанцевъ, онъ продолжалъ лаконически:
— А если я этимъ папирусомъ тебя по головѣ?
— Одному изъ насъ будетъ больно, — вѣжливо отвѣчалъ Эзопъ.
Если учитель былъ изъ захудалыхъ римлянъ и говорилъ длинныя фразы, боясь чтобы не спутаться съ ut finale и accusativus cum infinitivo, Эзопъ молчаливо выслушивалъ и садился на мѣсто.
— Ты, кажется, сѣлъ, Эзопъ?
— Сидя, я лучше вникаю въ прекрасныя слова дорогого учителя.
— Иди, отвѣчай. Знаешь объ изгнаніи евреевъ изъ Египта?
— Знаю. Ихъ изгнали. — А долго гнали?
Эзопъ немного молчалъ, поглядывалъ безпомощно на товарищей (въ древнее время еще не умѣли подсказывать) и, наконецъ, отвѣчалъ:
1.
На прохожаго упало нѣсколько полѣньевъ дровъ съ воза. Возница извинился.
ПРОХОЖІЙ. Ничего, ничего, голубчикъ, мнѣ не больно. Мнѣ даже пріятно. Хорошія дрова ... Эхъ-хе-хе ... Вотъ это полѣнце задѣло меня, ужъ я возьму его себѣ на память. (Старается засунуть полѣно въ портфель.) Ахъ, какъ хо
рошо пахнетъ полѣно ... березкой! .. Лѣто вспомнилось ... (Плачетъ.)
ВОЗНИЦА. Чудной баринъ! Говоритъ — не больно, а самъ плачетъ...
2.
Фитильковъ опрокинулъ стаканъ съ чаемъ, сконфузился и сказалъ:
— По Чехову истинное воспитаніе заключается не въ томъ, чтобы не опрокинуть стаканъ съ чаемъ, а въ томъ, чтобы не замѣтить, когда кто-нибудь опрокинетъ.
— Я не замѣтила, — засмѣялась хозяйка. — Но думаю, что если бы Чехову пришлось раза два-три постоять въ очереди на сахаръ, онъ взялъ бы свои слова обратно.
— Но вѣдь я безъ сахара опрокинулъ ... — сказалъ Фитильковъ.
— Съ сахаромъ! —- вздохнула хозяйка.
— Да нѣтъ же, безъ сахара. Я пробовалъ, чай былъ несладкій.
—- Это вы плохо помѣшали. Сахаръ я положила, отлично помню. Можно сейчасъ провѣрить. Въ сахарницу я положила 20 кусковъ. Насъ пятеро. Четыремъ я налила по стакану, значитъ, 8 кусковъ; вамъ —- второй стаканъ, четыре куска. Итого 12. Въ сахарницѣ должно остаться 8 кусковъ. Разъ, два, четыре, восемь. Видите? Значитъ, съ сахаромъ !
Всѣ засмѣялись, а тетя Аня заплакала ...
Она ежедневно стоитъ въ очереди на сахаръ.
3.
— Ты чего заливаешься?.. Господи, да это вы, Василій Андреевичъ?! Что съ вами? .. Почему вы плачете? И зачѣмъ нарядились дворникомъ? ..
— Какъ же мнѣ не плакать, какъ же мнѣ не заливаться, когда я теперь не домовладѣлецъ, не Василій Андреевичъ, а младшій дворникъ, Василій.
— Что вы, Богъ съ вами?! Неужто разорились?
— Ничего не разорился. Дѣла отличныя, всѣ квартиры по двойной цѣнѣ сданы. А только дворника младшаго ни за какія деньги не найти. И приходится самому за младшаго мотаться. А старшій, хамъ, надо мною измывается. Какъ надѣну бляху, такъ онъ сейчасъ мнѣ: ты, да трехъэтажнымъ... И ничего не подѣлаешь, потому что, — когда я за младшаго, — хозяина, значитъ, нѣтъ, пожаловаться некому; а когда сниму бляху и становлюсь хозяиномъ, младшаго уже нѣтъ, жаловаться некому. Вотъ стою тутъ, жалуюсь саімъ себѣ и горько плачу. Охъ, и жалко же мнѣ себя, голуб
чика! .. (Плачетъ.) — Сегодня отъ 6 до восьми вечера я —- хозяинъ. Заходите, чайку попьемъ. А сейчасъ, извините, некогда; улицу надо мести.
Онъ взялъ метлу и, всхлипывая, зашуршалъ ею.
В. Черній.
(Предисловіе къ фельетону.)
Если бы Эзопъ не родился, его пришлось бы кому-нибудь выдумать, потому что способъ выражаться открыто сталъ старѣть и пріѣдаться.
— Здравствуй, хамъ, — говорилъ въ до-эзоповское время римскій патрицій, встрѣчаясь съ другимъ на улицѣ.
.Откуда эти слезы? Зачѣмъ онѣ?..“
Изъ оперы „Пик. дама .
— Здравствуй, продажная душа. Грабишь?
— Мерси, понемногу. А ты успѣлъ уже придушить свою тетку?
— Какую? Старую? Каталину? Нѣтъ еще. Все ее могу собраться? А у тебя какъ?
— Да такъ, все въ пустякахъ время проходитъ... То кровосмѣшеніе, то за братоубійство схватишься... Такъ день и проходитъ.
— Ну, ладно. Заходи, если не повѣсятъ.
— Спасибо. Зайду. Привѣтъ твоей дурѣ-женѣ.
На собраніяхъ римскихъ гражданъ говорили такъ откровенно, что лошади, дожидавшіяся невдалекѣ отъ своихъ хо
зяевъ, сбрасывали съ себя попоны, блѣднѣли и бились въ истерикѣ.
Я уже не говорю о египтянахъ, откровенность которыхъ вошла въ поговорку: вретъ, какъ персъ. Во всякомъ случаѣ, когда одинъ изъ фараоновъ на берегу Нила сталъ высказывать вслухъ свое мнѣніе о ввѣренномъ ему народѣ, двѣ ста
рыхъ крокоідилихи вылѣзли изъ воды и не хотѣли уходить обратно, пока фараонъ не далъ честное слово, что онъ больше не придетъ заниматься личными дѣлами на берегъ, а будетъ откровенничать гдѣ-нибудь въ уголкѣ за пирамидами.
— Я Хеопсъ, — произнесъ въ свое оправданіе фараонъ.
— Это ничего не доказываетъ, — обиженно возражала наиболѣе пожилая крокодилиха, — у насъ дѣта и могутъ услышать.
Именно въ этотъ моментъ, отмѣченный лучшими сейсмографами міра, и родился Эзопъ.
Родившись, онъ сейчасъ же, конечно, заговорилъ эзоповскимъ языкомъ.
— Какъ прекрасно быть сытымъ, — позѣвывая и искоса поглядывая на мамашу, оказалъ онъ.
— Что ты хочешь этимъ сказать? — скупо спросила мать, привыкшая еще къ старому языку.
— Ровно ничего, — ісиокойно отвѣтилъ ребенокъ. — Мнѣ просто показалось, что кто-то въ сторонѣ назвалъ идіоткой женщину, которая не догадалась покормить новорожденнаго сына.
— Можетъ быть, это онъ меня назвалъ? — допытывалась мать.
— Я слишкомъ малъ, чтобы спорить съ мнѣніемъ старшихъ, — уклончиво бросилъ Эзопъ. — Когда старшіе догадываются, они правы.
Не мечтая объ университетѣі, Эзопъ все же захотѣлъ получить хоть какое-нибудь образованіе. Хотѣлъ ли онъ послѣ окончанія науки поступить податнымъ инспекторомъ, или сдѣлаться адвокатомъ, въ исторіи объ этомъ нѣтъ точныхъ данныхъ. Во всякомъ случаѣ, судя но стремленію ре
бенка къ грамотѣ, занятіе беллетристикой онъ сознательно отвергалъ. Какъ бы предупреждая открытіе одного изъ депутатовъ четвертой Думы, что кухаркины дѣти всегда лѣзутъ учиться, сынъ рабыни поступилъ въ школу.
Здѣсь онъ своимъ языкомъ выводилъ изъ себя всѣхъ окружающихъ.
— Эзопъ! — говорилъ учитель, помахивая лозой, какія теперь возятъ съ собой для представительства кучера на англійскихъ кабріолетахъ, — знаешь ли ты, что сегодня задано?
Подростокъ Эзопъ, быстро прожевавъ пару финиковъ, сорванныхъ съ дерева, росшаго тутъ же изъ пола школы, почтительно подымался съ мѣста и вѣжливо отвѣчалъ:
— Намъ сегодня задано то, что нашъ дорогой учитель отмѣтилъ ногтемъ на своемъ уважаемомъ папирусѣ.
Если учитель былъ изъ ссыльныхъ спартанцевъ, онъ продолжалъ лаконически:
— А если я этимъ папирусомъ тебя по головѣ?
— Одному изъ насъ будетъ больно, — вѣжливо отвѣчалъ Эзопъ.
Если учитель былъ изъ захудалыхъ римлянъ и говорилъ длинныя фразы, боясь чтобы не спутаться съ ut finale и accusativus cum infinitivo, Эзопъ молчаливо выслушивалъ и садился на мѣсто.
— Ты, кажется, сѣлъ, Эзопъ?
— Сидя, я лучше вникаю въ прекрасныя слова дорогого учителя.
— Иди, отвѣчай. Знаешь объ изгнаніи евреевъ изъ Египта?
— Знаю. Ихъ изгнали. — А долго гнали?
Эзопъ немного молчалъ, поглядывалъ безпомощно на товарищей (въ древнее время еще не умѣли подсказывать) и, наконецъ, отвѣчалъ:
1.
На прохожаго упало нѣсколько полѣньевъ дровъ съ воза. Возница извинился.
ПРОХОЖІЙ. Ничего, ничего, голубчикъ, мнѣ не больно. Мнѣ даже пріятно. Хорошія дрова ... Эхъ-хе-хе ... Вотъ это полѣнце задѣло меня, ужъ я возьму его себѣ на память. (Старается засунуть полѣно въ портфель.) Ахъ, какъ хо
рошо пахнетъ полѣно ... березкой! .. Лѣто вспомнилось ... (Плачетъ.)
ВОЗНИЦА. Чудной баринъ! Говоритъ — не больно, а самъ плачетъ...
2.
Фитильковъ опрокинулъ стаканъ съ чаемъ, сконфузился и сказалъ:
— По Чехову истинное воспитаніе заключается не въ томъ, чтобы не опрокинуть стаканъ съ чаемъ, а въ томъ, чтобы не замѣтить, когда кто-нибудь опрокинетъ.
— Я не замѣтила, — засмѣялась хозяйка. — Но думаю, что если бы Чехову пришлось раза два-три постоять въ очереди на сахаръ, онъ взялъ бы свои слова обратно.
— Но вѣдь я безъ сахара опрокинулъ ... — сказалъ Фитильковъ.
— Съ сахаромъ! —- вздохнула хозяйка.
— Да нѣтъ же, безъ сахара. Я пробовалъ, чай былъ несладкій.
—- Это вы плохо помѣшали. Сахаръ я положила, отлично помню. Можно сейчасъ провѣрить. Въ сахарницу я положила 20 кусковъ. Насъ пятеро. Четыремъ я налила по стакану, значитъ, 8 кусковъ; вамъ —- второй стаканъ, четыре куска. Итого 12. Въ сахарницѣ должно остаться 8 кусковъ. Разъ, два, четыре, восемь. Видите? Значитъ, съ сахаромъ !
Всѣ засмѣялись, а тетя Аня заплакала ...
Она ежедневно стоитъ въ очереди на сахаръ.
3.
— Ты чего заливаешься?.. Господи, да это вы, Василій Андреевичъ?! Что съ вами? .. Почему вы плачете? И зачѣмъ нарядились дворникомъ? ..
— Какъ же мнѣ не плакать, какъ же мнѣ не заливаться, когда я теперь не домовладѣлецъ, не Василій Андреевичъ, а младшій дворникъ, Василій.
— Что вы, Богъ съ вами?! Неужто разорились?
— Ничего не разорился. Дѣла отличныя, всѣ квартиры по двойной цѣнѣ сданы. А только дворника младшаго ни за какія деньги не найти. И приходится самому за младшаго мотаться. А старшій, хамъ, надо мною измывается. Какъ надѣну бляху, такъ онъ сейчасъ мнѣ: ты, да трехъэтажнымъ... И ничего не подѣлаешь, потому что, — когда я за младшаго, — хозяина, значитъ, нѣтъ, пожаловаться некому; а когда сниму бляху и становлюсь хозяиномъ, младшаго уже нѣтъ, жаловаться некому. Вотъ стою тутъ, жалуюсь саімъ себѣ и горько плачу. Охъ, и жалко же мнѣ себя, голуб
чика! .. (Плачетъ.) — Сегодня отъ 6 до восьми вечера я —- хозяинъ. Заходите, чайку попьемъ. А сейчасъ, извините, некогда; улицу надо мести.
Онъ взялъ метлу и, всхлипывая, зашуршалъ ею.
В. Черній.
О ЯЗЫКҌ ЭЗОПА.
(Предисловіе къ фельетону.)
Если бы Эзопъ не родился, его пришлось бы кому-нибудь выдумать, потому что способъ выражаться открыто сталъ старѣть и пріѣдаться.
— Здравствуй, хамъ, — говорилъ въ до-эзоповское время римскій патрицій, встрѣчаясь съ другимъ на улицѣ.