Мексиканский пейзаж.
Различные собой они лишь тем,
что в Мексике
режут быков в театре,
а в Риге—
на бойне. И совсем как в Риге, около пяти,
проклиная
мамову опеку, Фордом
разжился
жениховский аппетит— кружат дочки
по Чапультапеку. А то,
что тут
урожай фуража,
что в пальмы земля разодета,— так это от солнца, сиди
и рожай
бананы и президентов! Наверху министры
в бриллиантовом огне. Под
народ.
Голейший зад виднеется. Без штанов,
во первых:
потому, что нет; во вторых
не полагается:—
индейцы. Обнищало
монтецумье племя,—
и стоит оно там,
где город выбег
на окраины прощаться перед вывеской муниципаль
ной; «Без штанов
в Мексико-Сити вход воспрещается».
Пятьсот
по Мексике
нищих племен, а сытый
с одним языком,—
одной рукой выжимает в
лимон,
одним запирает замком. Нельзя
борьбе
в племена рассекаться. Нищий с нищим
рядом! Несио
но земле,
из страны мексиканцев роднящий крик
«Камарадо»! Голод
мастер людей равнять; каждый индеец,—
кто гол. В грядущем огне
родня-головня ацтек,
метис
и креол.
Мнльон не угробят богатых
лопаты. Страна!
Поди—
покори ее! Встают
взамен одного Запаты Гальваны,
Морено,
Карио. Сметай
с горбов
толстопузых обузу, ацтек,
креол
и метис! Скорей
над мексиканским арбузом
багровое знамя взметнись!
Жадна
у белого
Изабелла,
жена
короля Фердинанда.
Тяжек испанских пушек груз. Сквозь пальмы,
сквозь кактусы лез, По этой дороге
из Вера-Круц Генерал
Эриандо Кортес. Пришел.
Вода студенная
хочет вскипеть кипятком
от огня. Дерутся
72 ночи и 72 дня. Хранят
краснокожих
двумордые идолы.
От пушек
не видно вреда... Как мышь на сало,
прельстясь на титулы,— своих
Моктетца предал. Напрасно
разбитых
в отряды спаяв,
Гватемок
в озерной воде
мок.
Что
против пушек
стреленка твоя?! Под пытками
умер Гватемок. И вот, стоим
индеец да я, товарищ
далекого детства,— Он умер,
чтоб в бронзе
веками стоять
наискосок от полпредства. Внизу
громыхает
столетий орда.
И горько стоять индейцу; Что братья его рабам
ехарда
Всех этих Хуэрт
и Диэцов?! Прошла
годов трезначная сумма, героика
нынче не тема.
Пивною маркой стал Монте
цума,
Пивною маркой—
Гватемок. Буржуи
все
под одно стригут,—
в конец обесцветили мир мы. Теперь
в утешенье земле старику лишь две
конкурентки фирмы. Ни лиц пожелтелых,
ни солнца одеж, в какую
огромную лупу, в какой трущобе,
теперь
найдешь
«Сарапи» и «Гваделупу».?! Что Рига, что Мексика,—
родственный жанр. Латвия
тропического леса. Вся разница:
зонтик в руке у рижан, А у мексиканцев—
«Смит и Бессон». Две Латвии
с двух земных боков.
Вл. Маяковский.
Памятник Сервантесу в Чапультапеке (Мексико-Сити).
Различные собой они лишь тем,
что в Мексике
режут быков в театре,
а в Риге—
на бойне. И совсем как в Риге, около пяти,
проклиная
мамову опеку, Фордом
разжился
жениховский аппетит— кружат дочки
по Чапультапеку. А то,
что тут
урожай фуража,
что в пальмы земля разодета,— так это от солнца, сиди
и рожай
бананы и президентов! Наверху министры
в бриллиантовом огне. Под
народ.
Голейший зад виднеется. Без штанов,
во первых:
потому, что нет; во вторых
не полагается:—
индейцы. Обнищало
монтецумье племя,—
и стоит оно там,
где город выбег
на окраины прощаться перед вывеской муниципаль
ной; «Без штанов
в Мексико-Сити вход воспрещается».
Пятьсот
по Мексике
нищих племен, а сытый
с одним языком,—
одной рукой выжимает в
лимон,
одним запирает замком. Нельзя
борьбе
в племена рассекаться. Нищий с нищим
рядом! Несио
но земле,
из страны мексиканцев роднящий крик
«Камарадо»! Голод
мастер людей равнять; каждый индеец,—
кто гол. В грядущем огне
родня-головня ацтек,
метис
и креол.
Мнльон не угробят богатых
лопаты. Страна!
Поди—
покори ее! Встают
взамен одного Запаты Гальваны,
Морено,
Карио. Сметай
с горбов
толстопузых обузу, ацтек,
креол
и метис! Скорей
над мексиканским арбузом
багровое знамя взметнись!
Жадна
у белого
Изабелла,
жена
короля Фердинанда.
Тяжек испанских пушек груз. Сквозь пальмы,
сквозь кактусы лез, По этой дороге
из Вера-Круц Генерал
Эриандо Кортес. Пришел.
Вода студенная
хочет вскипеть кипятком
от огня. Дерутся
72 ночи и 72 дня. Хранят
краснокожих
двумордые идолы.
От пушек
не видно вреда... Как мышь на сало,
прельстясь на титулы,— своих
Моктетца предал. Напрасно
разбитых
в отряды спаяв,
Гватемок
в озерной воде
мок.
Что
против пушек
стреленка твоя?! Под пытками
умер Гватемок. И вот, стоим
индеец да я, товарищ
далекого детства,— Он умер,
чтоб в бронзе
веками стоять
наискосок от полпредства. Внизу
громыхает
столетий орда.
И горько стоять индейцу; Что братья его рабам
ехарда
Всех этих Хуэрт
и Диэцов?! Прошла
годов трезначная сумма, героика
нынче не тема.
Пивною маркой стал Монте
цума,
Пивною маркой—
Гватемок. Буржуи
все
под одно стригут,—
в конец обесцветили мир мы. Теперь
в утешенье земле старику лишь две
конкурентки фирмы. Ни лиц пожелтелых,
ни солнца одеж, в какую
огромную лупу, в какой трущобе,
теперь
найдешь
«Сарапи» и «Гваделупу».?! Что Рига, что Мексика,—
родственный жанр. Латвия
тропического леса. Вся разница:
зонтик в руке у рижан, А у мексиканцев—
«Смит и Бессон». Две Латвии
с двух земных боков.
Вл. Маяковский.
Памятник Сервантесу в Чапультапеке (Мексико-Сити).