та, которая обуяла пять минутъ назадъ нашего возницу.
— Знаете, что вы мін ѣ напоминаете? Кисель.
Ошмянскій заложилъ руки за голову, запрокинулся и, будто обрадовавшись, что можно еще минутку не выходить ивъ состоянія покоя, спросилъ: — Клюквенный?
— Это не важно. Выплеснули васъ на дорогу, какъ тарелку киселя — вы и разлились, растеклись по пыли. Давайте руку ... Ну — гопъ!
Онъ всталъ, отряхнулся, улыбнулся свѣтлой улыбкой и спросилъ:
— А теперь что?
— О Боже мой! Неужели вы такъ и смолчите этому негодяю?! Ну, если у васъ не хватаетъ темперамента, чтобы поколотить его, — хоть выругайте!
— Сейчасъ, — вѣжливо согласился Ошмянскій.
Подошелъ къ возницѣ и, свирѣпо нахмуривъ брови, сказалъ:
— Мерзавецъ. Понимаешь? — Понимаю.
— Вотъ возьму, выдавлю тебѣ такъ вотъ, двумя пальцами, глаза и засуну ихъ тебѣ въ ротъ, чтобы ты впредь могъ брать глаза въ зубы. Свинья ты.
И оставивъ оторопѣвшаго возницу, Ошмянскій отошелъ къ Бронзовой. — Уже.
— Видѣла. Вы это сдѣлали такъ, будто не сердце срывали, а непріятный долгъ исполнили. Кисель!
— А вы — бритва.
— Ну — ѣдемъ? Или вы еще тутъ, на дорогѣ, съ полчасика полежите? Поѣхали.
Глава II.
Въ Святогорскомъ монастырѣ гуляли. Потомъ пили чай. Потомъ сидѣли, освѣщенные луной, на верандѣ, съ которой открывался видъ верстъ на двадцать. Говорили...
Какая внутренняя душевная работа происходитъ въ актрисѣ и литераторѣ, когда они остаются вдвоемъ въ лунный теплый вечеръ — это мало изслѣдовано ... Можетъ быть, общность служенія почти одному и тому же великому искус
ству сближаетъ и сокращаетъ всѣ сроки. Дѣло въ томъ, что, когда литераторъ взялъ руку актрисы и три раза поцѣ
ловалъ ее, рука была отнята только минутъ черезъ пять.
Глава III.
На другой день Ошмянскій пришелъ къ Бронзовой, въ гостиницу «Бристоль», № 46, гдѣ она остановилась. Пили чай. Разговаривали долго и съ толкомъ о театрѣ, литературѣ.
А когда Бронзова пожаловалась, что у нея болитъ около уха и что она, кажется, оцарапалась тогда, благодаря тому дураку, о камень, Ошмянскій заявилъ, что онъ освидѣтельствуетъ это лично.
Приподнялъ прядь волосъ, обнаружилъ маленькую цараіпину, которую немедленно же и поцѣловалъ.
Дѣйствительность этого, неизвѣстнаго еще въ медицинѣ средства могла быть доказана хотя бы тѣмъ, что въ теченіе вечера разговоры были обо всемъ, кромѣ царапины.
Когда Ошмянскій ушелъ, Бронзова закинула руки за голову, прошептала:
— Милый, милый, глупый, глупый! И засмѣялась.
-- И, однако, онъ, кажется, порядочная размазня... Женщина изъ него можетъ веревки вить.
Закончила нѣсколько неожиданно: — А оно, пожалуй, и лучше.
Глава IV.
Прошло двѣ недѣли.
Гостиница «Бристоль».
На доскѣ, съ перечисленіемъ постояльцевъ — противъ № 46 мѣломъ написаны двѣ фамиліи: Ошмянскій. Бронзова.
Глава V.
Въ августѣ оба уѣзжали въ Петроградъ.
Въ купе, подъ убаюкивающее покачиваніе вагона, произошелъ разговоръ:
— Володя, — спросила Бронзова. — Ты меня любишь?
— Очень. А что?
— Ты обратилъ вниманіе на то, что нѣкоторыя фамиліи, когда ихъ произносишь, носятъ въ себѣ что-то недосказанное ... Будто маленькая комнатка въ три аршина, въ которой нельзя и шагнуть, какъ слѣдуетъ... Только разгонишься и уже — стопъ! Стѣна.
— Напримѣръ, какая фамилія?
— Напримѣръ, моя — Бронзова.
— Что же съ этимъ подѣлать? ...
— Есть выходъ: Бронзова-Ошмянская. Это будетъ не фамилія, а законченное, художественное произведеніе. Не эскизъ, не подмалевка, а цѣнная картина ...
—- Я тебя не понимаю.
— Володя... Я хочу, чтобы ты на мнѣ женился.
— Что за фантазія? ... Развѣ намъ и такъ плохо?
Его лѣнивыя, сонныя вѣки медленно поднялись, и онъ ласково и изумленно поглядѣлъ на нее.
— Если ты меня любишь, ты долженъ для меня сдѣлать это...
—- А ты не боишься, что это убьетъ нашу любовь? — Настоящую любовь ничто не убьетъ.
— А ты знаешь, что я изъ мѣщанскаго званія? Пріятно это будетъ?
— Если ты такъ говоришь, то ты не изъ мѣщанскаго званія, а изъ дурацкаго. Ну, Кисель, милый Кися, говори: женишься на мнѣ?
— Видишь ли, я лично противъ это-го, я считаю это ненужнымъ, но если ты такъ хочешь — женюсь.
—- Вотъ сейчасъ ты не Кисель! Сейчасъ ты энергичный умный мальчикъ.
Она поцѣловала его, а вечеромъ, причесывая на ночь волосы, счастливая, подумала:
— Ужъ если я чего захочу — такъ тб и будетъ. Милый, мой милый Кися ...
Г лава VI.
Бронзова впервые пріѣхала къ Ошмянскому въ его петроградскую квартиру и пришла отъ нея въ восторгъ: — Всего три комнаты, а какъ мило, уютно...
Она подсѣла къ нему ближе, подкрѣпила силы поцѣлуемъ и, гладя его волосы, спросила:
— «Володя ... А когда же наша свадьба?
— Милая! Да когда угодно. Вотъ только получу изъ Калитнинской управы документы — и сейчасъ же. — А безъ нихъ нельзя?
— Глупенькая, кто же станетъ вѣнчать безъ документовъ? Тамъ паспортъ, метрическое ... — А зачѣмъ они тамъ?
—- Документы-то? Паспортъ для перемѣны отослалъ, а метрическое у тетки.
— Значитъ, ты это сдѣлаешь?
— Она еще спрашиваетъ! Чье это ушко? — Нашего домохозяина.
— Ахъ, ты, мышонокъ!.............................................................
Г лава VII.
Снова сидѣла Бронзова у Ошмшскаго ... Онъ цѣловалъ ея волосы, и у него на горячихъ губахъ таяли снѣжинки, запутавшіяся въ волосахъ и не успѣвшія еще растаять.
Потому что былъ уже декабрь. — Володя... — Да?
Ну, что же съ докум-антами?
— Съ какими? Ахъ, да! Все собирался. Надо, дѣйствительно, будетъ поскорѣе написать. Завтра утромъ обязательно напишу.
— Спасибо, милый! Володя . .. — Да?
— Ты хотѣлъ бы, чтобы мы вмѣстѣ жили? — Вмѣстѣ? Это было бы хорошо. — Хочешь ко мнѣ переѣхать?
— Нѣтъ, что ты ... Вѣдь я тебя стѣсню. Ты дома работаешь, разучиваешь роли, а я только буду тебѣ мѣшать ...
— Володя . . . Ну, я къ тебѣ переѣду ... Хочешь?
— Дурочка! Да вѣдь у меня еще тѣснѣе. Я пишу, ты
— Знаете, что вы мін ѣ напоминаете? Кисель.
Ошмянскій заложилъ руки за голову, запрокинулся и, будто обрадовавшись, что можно еще минутку не выходить ивъ состоянія покоя, спросилъ: — Клюквенный?
— Это не важно. Выплеснули васъ на дорогу, какъ тарелку киселя — вы и разлились, растеклись по пыли. Давайте руку ... Ну — гопъ!
Онъ всталъ, отряхнулся, улыбнулся свѣтлой улыбкой и спросилъ:
— А теперь что?
— О Боже мой! Неужели вы такъ и смолчите этому негодяю?! Ну, если у васъ не хватаетъ темперамента, чтобы поколотить его, — хоть выругайте!
— Сейчасъ, — вѣжливо согласился Ошмянскій.
Подошелъ къ возницѣ и, свирѣпо нахмуривъ брови, сказалъ:
— Мерзавецъ. Понимаешь? — Понимаю.
— Вотъ возьму, выдавлю тебѣ такъ вотъ, двумя пальцами, глаза и засуну ихъ тебѣ въ ротъ, чтобы ты впредь могъ брать глаза въ зубы. Свинья ты.
И оставивъ оторопѣвшаго возницу, Ошмянскій отошелъ къ Бронзовой. — Уже.
— Видѣла. Вы это сдѣлали такъ, будто не сердце срывали, а непріятный долгъ исполнили. Кисель!
— А вы — бритва.
— Ну — ѣдемъ? Или вы еще тутъ, на дорогѣ, съ полчасика полежите? Поѣхали.
Глава II.
Въ Святогорскомъ монастырѣ гуляли. Потомъ пили чай. Потомъ сидѣли, освѣщенные луной, на верандѣ, съ которой открывался видъ верстъ на двадцать. Говорили...
Какая внутренняя душевная работа происходитъ въ актрисѣ и литераторѣ, когда они остаются вдвоемъ въ лунный теплый вечеръ — это мало изслѣдовано ... Можетъ быть, общность служенія почти одному и тому же великому искус
ству сближаетъ и сокращаетъ всѣ сроки. Дѣло въ томъ, что, когда литераторъ взялъ руку актрисы и три раза поцѣ
ловалъ ее, рука была отнята только минутъ черезъ пять.
Глава III.
На другой день Ошмянскій пришелъ къ Бронзовой, въ гостиницу «Бристоль», № 46, гдѣ она остановилась. Пили чай. Разговаривали долго и съ толкомъ о театрѣ, литературѣ.
А когда Бронзова пожаловалась, что у нея болитъ около уха и что она, кажется, оцарапалась тогда, благодаря тому дураку, о камень, Ошмянскій заявилъ, что онъ освидѣтельствуетъ это лично.
Приподнялъ прядь волосъ, обнаружилъ маленькую цараіпину, которую немедленно же и поцѣловалъ.
Дѣйствительность этого, неизвѣстнаго еще въ медицинѣ средства могла быть доказана хотя бы тѣмъ, что въ теченіе вечера разговоры были обо всемъ, кромѣ царапины.
Когда Ошмянскій ушелъ, Бронзова закинула руки за голову, прошептала:
— Милый, милый, глупый, глупый! И засмѣялась.
-- И, однако, онъ, кажется, порядочная размазня... Женщина изъ него можетъ веревки вить.
Закончила нѣсколько неожиданно: — А оно, пожалуй, и лучше.
Глава IV.
Прошло двѣ недѣли.
Гостиница «Бристоль».
На доскѣ, съ перечисленіемъ постояльцевъ — противъ № 46 мѣломъ написаны двѣ фамиліи: Ошмянскій. Бронзова.
Глава V.
Въ августѣ оба уѣзжали въ Петроградъ.
Въ купе, подъ убаюкивающее покачиваніе вагона, произошелъ разговоръ:
— Володя, — спросила Бронзова. — Ты меня любишь?
— Очень. А что?
— Ты обратилъ вниманіе на то, что нѣкоторыя фамиліи, когда ихъ произносишь, носятъ въ себѣ что-то недосказанное ... Будто маленькая комнатка въ три аршина, въ которой нельзя и шагнуть, какъ слѣдуетъ... Только разгонишься и уже — стопъ! Стѣна.
— Напримѣръ, какая фамилія?
— Напримѣръ, моя — Бронзова.
— Что же съ этимъ подѣлать? ...
— Есть выходъ: Бронзова-Ошмянская. Это будетъ не фамилія, а законченное, художественное произведеніе. Не эскизъ, не подмалевка, а цѣнная картина ...
—- Я тебя не понимаю.
— Володя... Я хочу, чтобы ты на мнѣ женился.
— Что за фантазія? ... Развѣ намъ и такъ плохо?
Его лѣнивыя, сонныя вѣки медленно поднялись, и онъ ласково и изумленно поглядѣлъ на нее.
— Если ты меня любишь, ты долженъ для меня сдѣлать это...
—- А ты не боишься, что это убьетъ нашу любовь? — Настоящую любовь ничто не убьетъ.
— А ты знаешь, что я изъ мѣщанскаго званія? Пріятно это будетъ?
— Если ты такъ говоришь, то ты не изъ мѣщанскаго званія, а изъ дурацкаго. Ну, Кисель, милый Кися, говори: женишься на мнѣ?
— Видишь ли, я лично противъ это-го, я считаю это ненужнымъ, но если ты такъ хочешь — женюсь.
—- Вотъ сейчасъ ты не Кисель! Сейчасъ ты энергичный умный мальчикъ.
Она поцѣловала его, а вечеромъ, причесывая на ночь волосы, счастливая, подумала:
— Ужъ если я чего захочу — такъ тб и будетъ. Милый, мой милый Кися ...
Г лава VI.
Бронзова впервые пріѣхала къ Ошмянскому въ его петроградскую квартиру и пришла отъ нея въ восторгъ: — Всего три комнаты, а какъ мило, уютно...
Она подсѣла къ нему ближе, подкрѣпила силы поцѣлуемъ и, гладя его волосы, спросила:
— «Володя ... А когда же наша свадьба?
— Милая! Да когда угодно. Вотъ только получу изъ Калитнинской управы документы — и сейчасъ же. — А безъ нихъ нельзя?
— Глупенькая, кто же станетъ вѣнчать безъ документовъ? Тамъ паспортъ, метрическое ... — А зачѣмъ они тамъ?
—- Документы-то? Паспортъ для перемѣны отослалъ, а метрическое у тетки.
— Значитъ, ты это сдѣлаешь?
— Она еще спрашиваетъ! Чье это ушко? — Нашего домохозяина.
— Ахъ, ты, мышонокъ!.............................................................
Г лава VII.
Снова сидѣла Бронзова у Ошмшскаго ... Онъ цѣловалъ ея волосы, и у него на горячихъ губахъ таяли снѣжинки, запутавшіяся въ волосахъ и не успѣвшія еще растаять.
Потому что былъ уже декабрь. — Володя... — Да?
Ну, что же съ докум-антами?
— Съ какими? Ахъ, да! Все собирался. Надо, дѣйствительно, будетъ поскорѣе написать. Завтра утромъ обязательно напишу.
— Спасибо, милый! Володя . .. — Да?
— Ты хотѣлъ бы, чтобы мы вмѣстѣ жили? — Вмѣстѣ? Это было бы хорошо. — Хочешь ко мнѣ переѣхать?
— Нѣтъ, что ты ... Вѣдь я тебя стѣсню. Ты дома работаешь, разучиваешь роли, а я только буду тебѣ мѣшать ...
— Володя . . . Ну, я къ тебѣ переѣду ... Хочешь?
— Дурочка! Да вѣдь у меня еще тѣснѣе. Я пишу, ты