и даже — особенно въ офортахъ — Рембрандта. Однако, что значатъ всѣ эти реминисценціи, какъ не какія-то «геніальныя пародіи»? Поразительно также мастерство, съ которымъ Тіеполо владѣетъ «экспрессіей». Это великій актеръ, умѣющій пережить любую ситуацію, передать любой характеръ. Съ предѣльной силой выражаетъ онъ жестокость, умиленіе, мистическій экстазъ. Вдох
новенныя лица мученицы Агнесы (Берлинскій музей), св. Лучіи (церковь Apostoli въ Венеціи) и св. Терезы (Вѣнская галлерея) принадлежатъ къ самому сильному, что создано въ этомъ родѣ; они потрясаютъ тѣмъ драматическимъ талантомъ, который въ нихъ проявился. Но почему-то ни на ми
нуту нельзя повѣрить, чтобы самъ Тіеполо молился такъ, какъ молятся его героини. Онъ понималъ прелесть молитвы, но самъ не возносилъ глаза къ небесамъ, которыя для него представлялись лишь подходящей сценой для великолѣпныхъ балетовъ.
Въ старыхъ руководствахъ по исторіи живописи имя Тіеполо произносилось или цитировалось съ очень строгой и почти брезгливой критикой. Геніальному рисовальщику ставили въ вину какіе-то недочеты рисунка, ге
ніальнаго «пленэриста» укоряли за то, что онъ недостаточно внимателенъ къ натурѣ 106, или еще подсмѣивались надъ тѣми вольностями, которыя онъ себѣ позволялъ по отношенію къ исторіи 107, наконецъ, считали, что этотъ феноменальный декораторъ былъ художникомъ «безвкуснымъ». ВсѢ эти филистерскія и академическія нападки нынѣ забыты, и сейчасъ звѣзда Тіеполо восхо
дитъ все выше и выше. Однако, и теперь значеніе его не оцѣнено вполнѣ но заслугамъ, все еще не отведено ему настоящее мѣсто въ исторіи евро
пейскаго искусства. До сихъ поръ французы предпочитаютъ Буше или
Гойю, и самый ординарный англійскій портретъ цѣнится въ десять разъ больше лучшей картины «Аполлона XVIII вѣка». На самомъ дѣлѣ Тіеполо—- величина столь же несоизмѣримая со всѣмъ тѣмъ, что его нѣкогда окру
жало, какъ Леонардо и Микель- Анджело, или какъ Тиціанъ и Тинторетто,
или какъ Рубенсъ и Рембрандтъ. Это «богъ» среди геніевъ, это человѣкъ, обладавшій нечеловѣческой мощыо, это представитель извѣстнаго фазиса культуры, стоявшій выше ея, человѣкъ, сказавшій о своемъ времени самое глубокое слово, тѣмъ болѣе поразительное, что произнесено оно было въ видѣ грандіозной шутки, въ видѣ шутки бога, извѣрившагося въ божественность.
106 Однако, попутно укажемъ на одну дѣйствительно странную особенность въ твореніи Тіеполо: не существуетъ ни единаго портрета его кисти, да и число картинъ бытового характера
очень ограничено, и что опять-таки характерно, — эти картины почти безъ исключенія посвящены маскараднымъ увеселеніямъ.
107 На самомъ дѣлѣ эти вольпости граничатъ у Тіеполо съ профанаціей. Самыхъ героинь древ
ней исторіи онъ одѣваетъ въ костюмы Веронезе, римлянъ и грековъ — въ доспѣхи, сразу выдающіе
свое театральное происхожденіе; одному изъ зрителей мученія христіанъ во времена Трачна (цер
ковь Ss. Faustino e Giovita въ Брешіи) онъ даетъ въ зубы трубку; онъ не стѣсняется смѣшивать въ одну кучу представителей самыхъ противоположныхъ религій, изобразить рядомъ—древне
римскіе атрибуты, пушки и ружья. Однако, было бы наивно во всемъ этомъ видѣть признаки не
вѣжества Тіеполо, тогда какъ мы имѣемъ здѣсь дѣло съ одной изъ формъ крайняго «эстетическаго произвола».