ШКОЛА НА БЛАГОДАТНОМ

М. АБРАМОВ
Фото Д. Трахтенберга
В то памятное воскресенье они не знали друг друга, и трудно было предполагать, что их пути когда-нибудь сойдутся...
1
Иван Васильевич Березников договорился накануне со штука
турами, что завтра, в выходной, они будут работать. Хотелось бы
стрее сдать здание на Невском: оставалось незаконченным одно крыло фасада.
— Сделаем! — сказал бригадир.—А ты, прораб, надо думать, не обидишь нас, дашь потом отгулять...
Можно было положиться на штукатуров — ребята трудились на совесть — и не .приходить в это утро на стройку. Но Березникову не сиделось дома. Жене, упрек
нувшей его, что вот-де он и в воскресенье не может побыть с семьей, обещал вернуться через час, не позже. И он действительно не имел намерения задержи
ваться: «Взгляну и обратно». Но как было удержаться от соблазна, если люлька, когда он пришел, находилась еще на тротуаре? Ну, конечно, он забрался в нее, чтобы подняться на пару минут и погля
деть только, хорошо ли ложится штукатурка.
Взял в руки «сокол», набросил раствор разок, набросил другой и увлекся. Увлекся так, что не сразу ощутил, как трясет его за рукав бригадир и, встревоженный, показывает вниз. Там, на углу, стояла толпа и внимала репродуктору. Прораб облокотился на пе
рила люльки, свесил голову и прислушался. Говорил Молотов.
...Евстигней Алексеевич Петоов в субботу послал в роно объемистую папку с итоговыми материа
лами за год, медленно обошел с завхозом все школьные этажи, отмечая в блокноте, где и какой необходим летом ремонт, подписал ведомость на покупку на
глядных. пособий и учебников. Вечером он уехал с женой на пристань, где стоял, поджидая пассажиров, теплоход «Андрей Жданов». Учителя Московского района отправлялись на экскурсию в Выборг.
Люди обычно степенные, сдержанные, очутившись одни, без учеников, они вели себя весьма непринужденно, искренне радуясь, что вот остались позади и уроки, и проверки диктантов, и заседания предметных комиссий, и экзамены. Пусть уже через ка
кую-нибудь неделю—две каждый из них нестерпимо заскучает по всему этому, но сейчас — сейчас, товарищи, никаких разговоров о школьных делах, понимаете, ни
каких! Даже штраф установлен: нарушитель уговора платит рубль в фонд экскурсии. Когда теплоход приближался на рассвете к порту, все увидели вдруг самолеты, которые делали круги в ясном, спокойном небе.
— Ого. с каким .почетом встре
Снимок сделал около Благодатного переулка в дни блокады Ленинграда.
чают нас! — пошутил кто-тц <и тут же осекся: их слишком много было, истребителей, барражировавших над городом.
Возвращение оказалось долгим и тягостным. Теплоход то и дело стопорил машины, пропуская военные корабли. Все огни и на заливе и на берегу были загашены...
Что касается третьего героя нашего очерка, то вряд ли Вячеславу Леонидовичу Омельченко па
мятны события 22 июня 1941 года, ибо он в этот день... родился.
2
Березников и Петров ушли на войну.
Для Ивана Васильевича это была третья война, солдатом которой он становился. В гражданскую — Перекоп. В финскую кампанию — Ка
рельский перешеек, «линия Маннергейма»: он числился наводчи
ком противотанкового орудия, и в бою, в день прорыва, один уце
лел у пушки и стрелял до тех лор, пока хватило боеприпасов, и орден Красного знамени был ему наградой за подвиг.
В Отечественную войну Березникову не довелось сделать ни единого выстрела, хотя он участ
вовал с .первого до последнего часа в сражении, которое длилось, не утихая, 900 дней подряд. Он и не должен был стрелять: он командовал аварийно-восстанови
тельным взводом. Полем боя были площади, улицы, переулки Ленинграда; оружием — лопата, кирка, .шланг с водой, а позже — топор, лила, рубанок. Кто из ле
нинградцев, переживших блокаду, не помнит этих тружеников войны в выцветших на солнце, потертых
гимнастерках! Они всегда поспевали первыми тудаь где только что грохнула бомба или разорвался снаряд...
Петров, передав школу начальнику госпиталя, записался в народное ополчение.
Военные дороги Евстигнея Алексеевича пролегли далеко, за ты
сячи верст от родного города. Пол-Европы, через пять ее стран, прошел он в наступающих войсках и иногда шутил в кругу товарищей, что для него, преподавателя географии, лучшей практики и не пожелаешь.
Однажды, в румынском городке Араде, Петрова пригласили в ме
стную гимназию. Он сидел на уроке, слушал скрипучую, монотон
ную речь учителя, на чьем лице застыло, кажется, навсегда, навеч
но выражение отчужденности от всего, что творится вокруг; видел столь же равнодушных, нахохлив
шихся, будто воробьи на морозе, гимназистов. Вернувшись из гимназии, вынул из планшета свернутый вчетверо листок бумаги и перечитал — в который раз! — от
черкнутые красным карандашом строки:
«Случайно узнали Ваш полевой адрес и решили черкнуть Вам на фронт пару строк. Пишем мы, собственно, тоже с фронта. От нас, если подняться на крышу, видны немецкие позиции. Немцы бьют сюда прямой наводкой. Мы пере
жили ужасную зиму. Она еще так близка, что вспоминать о ней — бередить заживающую рану. Сло
вом, выжили. И живем. И ребят учим! Теперь в районе целых четыре школы.
Поначалу дети были так слабы, что боязно было вызывать их к доске: еле двигались. И вот, когда
мальчуганы из четвертого класса затеяли возню и разбили невзна
чай чернильницу, — это было для нас радостным событием. О, это значило, что крепнут ребятишки, что возвращаются к ним прежние силенки... Мимо нашей школы проходят на передовую солдаты. Нет-нет, и заглянут «на огонек», побродят по коридору, приласкают малышей и непременно поде
лятся скудным своим пайком: не взять — смертельно обидеть. И идут дальше, к Пулкову».
Так писали ему осенью 1942 года. А как там сейчас? Хоть бы одним глазком взглянуть...
О событиях, которые происходили во время войны с товарищем Омельченко, можно сказать очень коротко: он подрастал.
Отец его тоже был солдат, воевавший на Пулковских высотах, в
пяти километрах от своего дома. А побывать в нем пришлось ему
только раз, когда его послали с донесением в штаб армии. Он по
дошел к воротам и понял, что вряд ли застанет своих: дом стоял слепой, все стекла выбиты. Но всетаки поднялся, постучал к себе — никто не отворил, к соседям — никого, постучал и в остальные квартиры — пусто. Внизу встретил коменданта.
— Ты чего расступался? — сказал тот.— Нет жильцов. Перевезли всех в «тыл», на Петроградскую сторону. И твоих тоже.
На Петроградскую солдат не попал, да и там уже не было се
мьи: жену и сына эвакуировали через Ладожское озеро на Большую землю.
3
Вот мы, пожалуй, и подходим к тому периоду в жизни наших героев, когда их пути начинают сближаться и, не ведая того, все трое идут навстречу друг другу.
Не сняв еще погонов,-Березников возвращается к мирной своей профессии. Этот переход он со
вершает неприметно для себя. Вчера разбирали очередной завал после взрыва бомбы, сегодня повели кирпичную кладку. И так же естественно, просто: вчера — старшина, сегодня — прораб. И можно вытащить из сундука на свет божий старенькую, потрепанную записную книжицу и за
нести в нее первый послевоенный адресок: «Чугунная, 2» — и рядом поставить: «капитальное восста
новление». Два этих словца не раз еще появятся в заветном блокно
те, пока не сменит их жирными черточками обведенное, долго
жданное слово «новостройка».. И восклицательный знак сбоку. Да, новостройка!
— Будете строить школу, Иван Васильевич, — сказали в тресте.
Он ясно слышал: «строить». Но вслух усомнился:
— Восстанавливать?
Ему повторили, и он удовлетворенно прищурился и провел ладонью по небритому лодбород