Они и раньше были ловки, Но въ очень странной обстановкѣ Я ихъ недавно откопалъ.
На дняхъ, гуляя по проспекту, Я прямо въ ленинскую секту На митингъ уличный попалъ. На тумбѣ пламенный ораторъ
Ревѣ л ь, какъ быкъ, пылалъ, какъ кратеръ, И, въ твердой власти видя вредъ,
Громилъ предъ кучкой демократовъ Совѣтъ рабочихъ депутатовъ
И весь буржуйный кабинетъ. г И, изумленіемъ объятый,
Я вдругъ узналъ кулакъ мохнатый Съ каймою траурныхъ ногтей,
И взоръ, отъ пьянства обалдѣлый. И я воскликнулъ, онѣмѣлый:
— И здѣсь орудуетъ Гамзѣй!
Puс. Sinus’a.
Но въ прошлый разъ въ союзной чайной, Вполнѣ подвластный волѣ тайной, Онъ, тѣмъ же пламенемъ горя,
Усердно звалъ своихъ клевретовъ Громить евреевъ и кадетовъ Во славу батюшки-царя.
Теперь, въ свободной оболочкѣ, Гамзѣй стоитъ на новой точкѣ, Внезапно ставъ большевикомъ, Но также смѣло и умѣло Ведетъ паническое дѣло
И проповѣдуетъ погромъ...
Такъ вотъ, читатель, гдѣ Гамзѣй, Герои прежней эпопеи!
Но все равно. Въ концѣ концовъ, Имъ безразлично—царь иль Ленинъ,— Девизъ остался неизмѣненъ:
— Громи кадетовъ и жидовъ.,. Wega.
(Разсказъ).
На палубѣ большого трансъ атлантическаго парохода „Тритонъ“ встрѣіились дча пассажира. Рѣзко выдѣляясь среди элегантной публики перваго класса, они очень походили другъ на друга: длинные волосы, широкія мягкія шляпы—по терминологіи ломбардовъ „держаныя, проби
тыя“, — скомканое, несвѣжее бѣлье и темные траурные ногти, одинъ видъ которыхъ замѣняетъ аккорды похорон
наго марша. Случайно они оказались сосѣдями за табльд’отомъ, и разговорились. — Вы китаецъ?
— Нѣтъ, русскій.
— Ля думалъ, китаецъ... — Л вы негръ?
— Нѣтъ. Я—мексиканецъ.
— Отчего же вы такой черный?
— У насъ это принято. Мы всѣ черные... Сами знаете— тропическая жара, постоянныя революція...
— А! Революціи! Эго моя спеціальность... Будемъ знакомы...
Они быстро сошлись, и коротапи долгіе часы путешествія, разсказывая другъ другу о революціяхъ своей страны.
— Это что!—гремѣлъ мексиканецъ,—Развѣ вы понимаете, что такое революція? У насъ революція совершается каждую недѣлю. Во вторникъ, примѣрно, въ президентскій домъ входитъ президентъ Ріацъ. Ну, конечно,—пышныя празднества, факельныя шествія, вино—и какое вино!— женщины, и какія женщины!—сигары, — и какія сигары!.. Такъ проходитъ среда, четвергъ и пятница. Въ субботу вождь инсургентовъ, Дріацъ, собираетъ своихъ гверильясовъ, раздаетъ оружіе и объявляетъ въ сосѣднемъ городѣ про
нунціаменто. Ну, конечно,—пышныя празднества,—вино, и какое вино,—женщины,—и какія...
— Позвольте, позвольте, товарищъ! Ваша экзотическая неуравновѣшенность затемняетъ ректроспективную дезавуацію перманентной революціи...
— Не перебивайте! Претендентъ Дріацъ заканчиваетъ пышныя празднества и двигается къ столицѣ. Наступаетъ воскресенье. Цѣлый день и цѣлую ночь ведутся дипломати
ческіе переговоры, которые, какъ слѣдовало ожидать,—не, приводятъ ни къ какимъ результатамъ. Въ понедѣльникъ
начинается генеральное сраженіе. Работаютъ кинематогра-1 фическіе аппараты, и акціонерное общество „Фильма-Би
На дняхъ, гуляя по проспекту, Я прямо въ ленинскую секту На митингъ уличный попалъ. На тумбѣ пламенный ораторъ
Ревѣ л ь, какъ быкъ, пылалъ, какъ кратеръ, И, въ твердой власти видя вредъ,
Громилъ предъ кучкой демократовъ Совѣтъ рабочихъ депутатовъ
И весь буржуйный кабинетъ. г И, изумленіемъ объятый,
Я вдругъ узналъ кулакъ мохнатый Съ каймою траурныхъ ногтей,
И взоръ, отъ пьянства обалдѣлый. И я воскликнулъ, онѣмѣлый:
— И здѣсь орудуетъ Гамзѣй!
Puс. Sinus’a.
Но въ прошлый разъ въ союзной чайной, Вполнѣ подвластный волѣ тайной, Онъ, тѣмъ же пламенемъ горя,
Усердно звалъ своихъ клевретовъ Громить евреевъ и кадетовъ Во славу батюшки-царя.
Теперь, въ свободной оболочкѣ, Гамзѣй стоитъ на новой точкѣ, Внезапно ставъ большевикомъ, Но также смѣло и умѣло Ведетъ паническое дѣло
И проповѣдуетъ погромъ...
Такъ вотъ, читатель, гдѣ Гамзѣй, Герои прежней эпопеи!
Но все равно. Въ концѣ концовъ, Имъ безразлично—царь иль Ленинъ,— Девизъ остался неизмѣненъ:
— Громи кадетовъ и жидовъ.,. Wega.
SALOUSIE DU MÉTIER.
(Разсказъ).
На палубѣ большого трансъ атлантическаго парохода „Тритонъ“ встрѣіились дча пассажира. Рѣзко выдѣляясь среди элегантной публики перваго класса, они очень походили другъ на друга: длинные волосы, широкія мягкія шляпы—по терминологіи ломбардовъ „держаныя, проби
тыя“, — скомканое, несвѣжее бѣлье и темные траурные ногти, одинъ видъ которыхъ замѣняетъ аккорды похорон
наго марша. Случайно они оказались сосѣдями за табльд’отомъ, и разговорились. — Вы китаецъ?
— Нѣтъ, русскій.
— Ля думалъ, китаецъ... — Л вы негръ?
— Нѣтъ. Я—мексиканецъ.
— Отчего же вы такой черный?
— У насъ это принято. Мы всѣ черные... Сами знаете— тропическая жара, постоянныя революція...
— А! Революціи! Эго моя спеціальность... Будемъ знакомы...
Они быстро сошлись, и коротапи долгіе часы путешествія, разсказывая другъ другу о революціяхъ своей страны.
— Это что!—гремѣлъ мексиканецъ,—Развѣ вы понимаете, что такое революція? У насъ революція совершается каждую недѣлю. Во вторникъ, примѣрно, въ президентскій домъ входитъ президентъ Ріацъ. Ну, конечно,—пышныя празднества, факельныя шествія, вино—и какое вино!— женщины, и какія женщины!—сигары, — и какія сигары!.. Такъ проходитъ среда, четвергъ и пятница. Въ субботу вождь инсургентовъ, Дріацъ, собираетъ своихъ гверильясовъ, раздаетъ оружіе и объявляетъ въ сосѣднемъ городѣ про
нунціаменто. Ну, конечно,—пышныя празднества,—вино, и какое вино,—женщины,—и какія...
— Позвольте, позвольте, товарищъ! Ваша экзотическая неуравновѣшенность затемняетъ ректроспективную дезавуацію перманентной революціи...
— Не перебивайте! Претендентъ Дріацъ заканчиваетъ пышныя празднества и двигается къ столицѣ. Наступаетъ воскресенье. Цѣлый день и цѣлую ночь ведутся дипломати
ческіе переговоры, которые, какъ слѣдовало ожидать,—не, приводятъ ни къ какимъ результатамъ. Въ понедѣльникъ
начинается генеральное сраженіе. Работаютъ кинематогра-1 фическіе аппараты, и акціонерное общество „Фильма-Би