СЕНТЯБРЬ.


Ударили осенніе морозы,
И вотъ опять—долгонько-ль до грѣха?— Въ pendant напѣвамъ бѣлаго стиха Зіяютъ мрачно плѣши бѣлой прозы. Идетъ зима, іюльскій зной гоня,
И мы къ нему взываемъ тщетно: „Гдѣ ты?“ И важна поступь блѣднаго коня
Въ оглобляхъ губернаторской кареты.
Холодный дождь ползетъ за воротникъ И пламень грезъ немилосердно студитъ:
То, чего не было—могу увѣрить—будетъ,
И замолчитъ всякъ сущій въ насъ языкъ..
И какъ ни крестимся—напрасно! громъ не грянетъ, Но тишина могильная настанетъ И будетъ—безголосая—кричать:
— Да здравствуетъ свободная печать!
А. д’Актиль.


ПРОБУЖДЕННАЯ КРАСАВИЦА.


Въ Россіи все реформируется на новыхъ началахъ; не избѣжала общей участи и старая русская сказка.
Начало осталось прежнее: пришелъ рыцарь Освобожденіе, поцѣловалъ красавицу въ сахарныя уста и оживилъ
ее чудеснымъ поцѣлуемъ. Но то, что произошло дальше, похоже скорѣе на анекдотъ, чѣмъ на сказку.
Проснувшаяся дѣва Зѣвнула, вытянулась во весь свой богатырскій ростъ и спросонья съѣздила рыцаря по уху.
— Позвольте, — оторопѣлъ освободитель, — это собственно за что же?
— За что почтешь!—равнодушно изрекла красавица, встала, поскребла пятерней въ головѣ и не торопясь стала натягивать на бѣлоснѣжное тѣло штофный сарафанъ.
Порывшись въ кучѣ стараго тряпья, она подозрительно покосилась на рыцаря.
— Ты это что же?—строго начала она.—А?.. Былъ у меня бабушкинъ шушунъ, тѣлогрѣйка маменькина была, куча червонцевъ послѣ дѣдушки... Гдѣ это все?..
Прекрасный рыцарь съежился, поблекъ и облинялъ:
— Дорогая моя!—га ікаясь, пролепеталъ онъ.—Вѣдь, ты же должна знать, что здѣсь дяденька Старый Режимъ вволю похозяйничалъ. Всѣ европейскія націи засвидѣтель
ствовать могутъ, какъ онъ твое добро въ ломбардъ таскалъ... Таскалъ, таскалъ, да и того... дотаскался.
— Старый Режимъ!—насмѣшливо протянула красавица.— Можетъ и ты ему подсоблялъ?.. Спящаго человѣка обидѣть легко...
— Я!—закричалъ рыцарь, всплеснувъ руками.—Я помогалъ Старому Режиму, я способствовалъ ему въ расхи
щеніи твоего добра?!. Можешь ли ты это думать?!. Вѣдь, я тотъ самый, который ради тебя лѣзъ сквозь непрохо
димыя дебри самодержавія, который въ тюрьмахъ за тебя сидѣлъ, въ казематахъ годами отъ слезъ слѣпъ!.. Я столѣтія мечталъ о томъ чудномъ часѣ, когда ты...
— Ну. ну ужъ, ладно... Не скули только!—смягчившись, сказала красавица.—Это я такъ, на всякій случай, потому много васъ тутъ, буржуазовъ, шляется...-
Одѣвшись, она усѣлась у касящата окна и, доставъ изъ кармана старый запасъ сѣмячекъ, принялась ихъ лущить:
— Не знаешь, чего у насъ нынче къ обѣду стряпали?— вскользь бросила она рыцарю.
Рыцарь сталъ предъ пробужденной дѣвой на колѣни и заплакалъ:
— Ангелъ души моей!—молилъ онъ,—выслушай меня. Бѣжимъ!.. Бѣжимъ отъ Стараго Режима, бѣжимъ отъ Нѣ
мецкаго Кулака... Что же касается до обѣда, то возможно, что мы и совсѣмъ не будемъ обѣдать, удовольствовавшись сухой корочкой хлѣба! Вставай же, необходимы великія жертвы, величайшее напряженіе всѣхъ силъ... Будемъ работать, будемъ догонять просвѣщенныя націи...
Красавица презрительно фыркнула и отвернулась къ стѣнѣ, гдѣ дѣловито бѣгали юркіе прусаки, сотни лѣтъ корми» «іеся бѣлоснѣжнымъ дѣвичьимъ тѣломъ. Прусаки бѣгали и съ юркостью шпіоновъ нашептывали красавицѣ:
— Не вѣрь, прекрасная!.. Продался буржуазамъ интел
лигентъ коварный и тебя продаетъ на каждомъ шагу. За то вотъ сосѣдъ—нѣмецъ тебѣ первый другъ и товарищъ: онъ тебѣ гармошку принесетъ и сѣмячекъ дастъ.
— Вотъ это я понимаю!—удовлетворенно отозвалась красавица, оборачиваясь къ рыцарю,—и гармошка, и сѣмячки!.. Сразу видно благороднаго человѣка... А ты что! Разбудилъ на голодное брюхо, да еще и командуетъ: работай, работай!.. Дуру нашелъ, чтобы я тебѣ работала!..
Рыцарь поблѣднѣлъ и пошатнулся:
— Но это же измѣна!—закричалъ онъ, вскакивая на ноги.—Ты предпочитаешь мнѣ нѣмца, который сотни лѣтъ тебя обманывалъ, который кровь твою пилъ.,,
— Кто васъ знаетъ, кто кровь то эту пилъ!—уныло упорствовала дѣва.—Мое дѣло сонное было, заглазное...
Сказавъ это, она горько заплакала и, когда она плакала, то казалась, несмотря на свой ростъ, маленькой, жалкой и безпомощной, какъ ребенокъ..,
Я очень хотѣлъ бы познакомить читателя съ тѣмъ, чѣмъ именно кончился конфликтъ рыцаря и пробужденной красавицы, но въ томъ-то и дѣло, что конфликтъ этотъ не кончился и до сихъ поръ...


Ильсъ. На эмигрантскомъ пароходѣ.


(Рисунокъ cъ натуры Н. Николаевского).
Будущій „мужицкій министръ“. — Товарищи! Не хотите ли газетку?
Военноплѣнные поворотники.—Нѣтъ, баринъ, спасибо:
намъ ни къ чему,—бумага же~тка.