ФЕЛЬЭТОН
л. сосновского. КОММУНИСТКА И ВЕДЬМА
Вдова Настасья Рюмкова из деревни Новой, Высоко-Полянской волости, Касимовского уезда, Рязанской губернии, прибежала к крестьянке - коммунистке Анне Агапкиной в деревню Сеитово, Бетинской волости (того же уезда).
— Як тебе, Анютушка, пришла с просьбой. Напиши, крошечка, набольшим споим коммунистам, что же это творится в нашей местности!..
Голос ее дрожал, и слезы блестели на глазах.
— Ты, может, и не знаешь нашей деревни. Проклятая она. Народ у нас темный, ох,какой темный. Живем мы не на тракту, люди хорошие к нам не попадают,
а мы —- что дикие звери. Примета у нас такая есть испокон веку: черные глаза — нехо
рошие глаза, со
свету человека сживут. Черные люди—черту срод
ни. Вот ведь какое у наших граждан понятие. Только название одно, что деревня «Но
вая», а жизнь тут старая. Газет не читают, книг ника
ких. нету, кроме молитве н и и к о в, молодежь пьян
•отвует, озорует. Ни одного женского собрания не было.
В школе кни5кек учебных нет. Зато знахари, ворожеи не ленятся, посе
щают нашу де
ревню Новую. Все Сюльных лечат, а их хоть отбавляй.
Люди у нас тем
ные, все думается им: откуда у нас столько больных
берется, откуда хворь такая на людей и на скотину? А знахари тут как тут.
По ихнему об ’яснешио, хворь напускают на деревню черные люди. «У вас,—го
ворят,—нет ли черной бабы в деревне?» А я на горе мое великое зародилась черноглазая, чернобровая, сама видишь, ка
кая. Ну вот, знахари и говорят: «Это она мошенница, она лиходейка по ветру хворь на вас напускает. По всем приметам—кол
дунья». А тут родия наша, отделенная от нас, Марья Рюмкова, баба хитрая, злопамятная, спозналась с ворожеями и вот что устроила. Захворает кто у них в деревне, она уговаривает больную итти с ней к ворожее. У ворожеи притворится безумной и начинает орать, хохотать. Ворожея ее спрашивает: «Кто эту больную испортил?» А Марья кричит: «Настя Рюмкова ей подсадила!» И верят ведь! Пе только бабы верят, а и мужики тоже, и молодежь. Теперь вся деревня меня, несчастную вдову с двумя малолетними детьми, считает ведьмой, колдуньей.
«— Она—ведьма, лиходейка-то ваша! Она в 12 часов ночи оборотится ведьмой,
вылетит в трубу и летит под «Любовники(место у нас такое) it старому вязу. А ее парень тоже обучается, летит за нею. Оттуда порчу на вас напускают».—Знахарь мутит, а народ верит.
Немного успокоилась Настя и продолжает:
«— Вы подкараульте, — говорит знахарь,—когда ведьмы дома не будет, сломайте у нее трубу и два окна выбейте. Увидите, как она будет беситься.
«И сделали, милая. Трубу сломали, окна выбили. Я-то плачу, я-то мечусь, как угорелая. Всем-то я чужая, ненавистная,
вдова я одинокая, беззащитная. Куда мне кинуться защиту искать. Я реву, убиваюсь. А народ смотрит, переговаривается: «Господи, царица небесная, а ведь Настя-то, и правда колдунья, ишь, как ее раздирает»...
«Пошла я к сельскому исполнителю, Михаилу Жукову, а он меня матерщи
ной: «Я те, колдунья, ведьма! Кабы старое время, живую бы сожгли тебя,—власть-то ныиче вам попущенье делает».
«Пошла я в Поляны к милиционеру Чу
пилину: «Знаю, слыхал я про тебя, нам теперь некогда. Как нибудь побываю у вас на месте и разберу, что у вас такое».
«А сам и носу не показал.
«Так и живу, ягодка. В поле пахать выеду, боюсь, как бы мужики не убили. На гумно молотить пыду, как бы вилы в бок не влетели. Детишек моих бьют, проходу им нет. Знахари всех учат, чтобы мне в лицо плевали при встрече: от колдовства этак отучить можно. Да еще кулаком по носу бить, чтобы кровь пошла, тогда, говорит, колдовство забудет.
«Анютушка моя милая, да если бы у меня детей не было да грамоту бы я знала, скрылась бы и куда глаза глядят.
Тошно мне... Пойду в церкву—слышу шепчут: «Отступница в божий храм пришла, поганая...»
«И сердце разрывается, что мне теперь делать, не знаю. В суд подать—в свиде
тели никто не пойдет. Одинокая я, всем постылая, чужая. Попроси, золотая, коммунистов своих, не искоренят ли они зна
харей этих из нашей местности. Что же они людей морочат! Ведь возами от нас возят хлеб и всякое добро. Помоги, родная!»
* * *
«Пишу вам о Насте Рюмковой. Она такую грусть на меня навела, что ни о чем другом я больше не могу писать. Да и поздно, уже рассветает. Чем я могла помочь Насте? Собрала я ей штук 40 раз
ных книжечек и дала на прощанье. У нас с ней зародился план бороться с деревен
ской темнотою. У нее будет как бы избачитальня. Ее мальчик, 13-ти лет, будет выдавать книги, кто пожелает читать. Воз
можно, что интересные, нарядные книжки лучше судьи помирят с Настею деревню. Я верю в силу книги. Книга лучше вся
кого динамита взорвет темноту. Настя будет ко мне приходить за новыми кни
гами. Послала им несколько картинок и
письмо школьной работницы. Ждем с Настей, что советская власть уберет с дороги колдунов».
* * *
«Помните, я писала вам про Настю Рюмкову, которую де
ревенские знахари и ворожеи сделали ведьмой за то, что
у нее черные глаза и черные, брови. Несмотря на расстояние, она те
перь ходит ко мне за книжками, и я учу ее грамоте. Передала ей еще 70 книжек и плакаты, которые по
лучила из Москвы от вас и от других
товарищей. Изба страшной ведьмы стала избой - чи
тальней. Мальчик ее аккуратно за
писывает, кому выдана книжка. Я еще раз говорю вам: мы сожжем
книжками старую темную деревню. Книга убьет зна
харей. Но нужно бы и власти бороться с этими об
манщиками и изу
верами. Борьба трудна, но партия наша ее доведет до конца. Бедная Настя, как она была одинока! Теперь в ее одинокой избе
поселились друзья и защитники — наши книжки. Они ее защитят. Настя стала бодрее».
* * *
Мне почти ничего не пришлось добавить к выдержкам из писем ко мне кре
стьянки А. С. Агапкиной, члена нашей партии, селькорки и выдающейся культурницы. О ней самой мне приходилось писать в «Правде», как о типе новой со
ветской женщины. Не Виринея, скомпанованная по старогорьковским романти
ческим рецептам, а Анна Агапкина—тип
современной героини. В деревне, где имеется всего один плуг, где за черные глаза можно попасть в ведьмы, малогра
мотная тов. Агапкина своими слабыми силами ведет героическую борьбу на культуру. Она и редакторша рукопис
ного журнала, и автор драм и детских пьес, и поэтесса, и застрельщица в агри
культурных начинаниях, и мужицкая советчица по всяким делам. Она была и волостной и уездной работницей. Но твердо решила вернуться к земле и здесь на земле своим примером увлечь за собой деревню на путь новых способов хозяй
ства, на путь культуры в широком смысле слова. Горек и труден путь культурницыкрестьянки. Но блещет он эффектными успехами. Но героизм современной жен
щины-крестьянки именно здесь, а не в романтических фразах и позах.
Л. Сосновский.
Гадание на картах. Плохие предсказании. «Клиентка» в слезах.
Фот. Ф. В. Смотракова.
л. сосновского. КОММУНИСТКА И ВЕДЬМА
Вдова Настасья Рюмкова из деревни Новой, Высоко-Полянской волости, Касимовского уезда, Рязанской губернии, прибежала к крестьянке - коммунистке Анне Агапкиной в деревню Сеитово, Бетинской волости (того же уезда).
— Як тебе, Анютушка, пришла с просьбой. Напиши, крошечка, набольшим споим коммунистам, что же это творится в нашей местности!..
Голос ее дрожал, и слезы блестели на глазах.
— Ты, может, и не знаешь нашей деревни. Проклятая она. Народ у нас темный, ох,какой темный. Живем мы не на тракту, люди хорошие к нам не попадают,
а мы —- что дикие звери. Примета у нас такая есть испокон веку: черные глаза — нехо
рошие глаза, со
свету человека сживут. Черные люди—черту срод
ни. Вот ведь какое у наших граждан понятие. Только название одно, что деревня «Но
вая», а жизнь тут старая. Газет не читают, книг ника
ких. нету, кроме молитве н и и к о в, молодежь пьян
•отвует, озорует. Ни одного женского собрания не было.
В школе кни5кек учебных нет. Зато знахари, ворожеи не ленятся, посе
щают нашу де
ревню Новую. Все Сюльных лечат, а их хоть отбавляй.
Люди у нас тем
ные, все думается им: откуда у нас столько больных
берется, откуда хворь такая на людей и на скотину? А знахари тут как тут.
По ихнему об ’яснешио, хворь напускают на деревню черные люди. «У вас,—го
ворят,—нет ли черной бабы в деревне?» А я на горе мое великое зародилась черноглазая, чернобровая, сама видишь, ка
кая. Ну вот, знахари и говорят: «Это она мошенница, она лиходейка по ветру хворь на вас напускает. По всем приметам—кол
дунья». А тут родия наша, отделенная от нас, Марья Рюмкова, баба хитрая, злопамятная, спозналась с ворожеями и вот что устроила. Захворает кто у них в деревне, она уговаривает больную итти с ней к ворожее. У ворожеи притворится безумной и начинает орать, хохотать. Ворожея ее спрашивает: «Кто эту больную испортил?» А Марья кричит: «Настя Рюмкова ей подсадила!» И верят ведь! Пе только бабы верят, а и мужики тоже, и молодежь. Теперь вся деревня меня, несчастную вдову с двумя малолетними детьми, считает ведьмой, колдуньей.
«— Она—ведьма, лиходейка-то ваша! Она в 12 часов ночи оборотится ведьмой,
вылетит в трубу и летит под «Любовники(место у нас такое) it старому вязу. А ее парень тоже обучается, летит за нею. Оттуда порчу на вас напускают».—Знахарь мутит, а народ верит.
Немного успокоилась Настя и продолжает:
«— Вы подкараульте, — говорит знахарь,—когда ведьмы дома не будет, сломайте у нее трубу и два окна выбейте. Увидите, как она будет беситься.
«И сделали, милая. Трубу сломали, окна выбили. Я-то плачу, я-то мечусь, как угорелая. Всем-то я чужая, ненавистная,
вдова я одинокая, беззащитная. Куда мне кинуться защиту искать. Я реву, убиваюсь. А народ смотрит, переговаривается: «Господи, царица небесная, а ведь Настя-то, и правда колдунья, ишь, как ее раздирает»...
«Пошла я к сельскому исполнителю, Михаилу Жукову, а он меня матерщи
ной: «Я те, колдунья, ведьма! Кабы старое время, живую бы сожгли тебя,—власть-то ныиче вам попущенье делает».
«Пошла я в Поляны к милиционеру Чу
пилину: «Знаю, слыхал я про тебя, нам теперь некогда. Как нибудь побываю у вас на месте и разберу, что у вас такое».
«А сам и носу не показал.
«Так и живу, ягодка. В поле пахать выеду, боюсь, как бы мужики не убили. На гумно молотить пыду, как бы вилы в бок не влетели. Детишек моих бьют, проходу им нет. Знахари всех учат, чтобы мне в лицо плевали при встрече: от колдовства этак отучить можно. Да еще кулаком по носу бить, чтобы кровь пошла, тогда, говорит, колдовство забудет.
«Анютушка моя милая, да если бы у меня детей не было да грамоту бы я знала, скрылась бы и куда глаза глядят.
Тошно мне... Пойду в церкву—слышу шепчут: «Отступница в божий храм пришла, поганая...»
«И сердце разрывается, что мне теперь делать, не знаю. В суд подать—в свиде
тели никто не пойдет. Одинокая я, всем постылая, чужая. Попроси, золотая, коммунистов своих, не искоренят ли они зна
харей этих из нашей местности. Что же они людей морочат! Ведь возами от нас возят хлеб и всякое добро. Помоги, родная!»
* * *
«Пишу вам о Насте Рюмковой. Она такую грусть на меня навела, что ни о чем другом я больше не могу писать. Да и поздно, уже рассветает. Чем я могла помочь Насте? Собрала я ей штук 40 раз
ных книжечек и дала на прощанье. У нас с ней зародился план бороться с деревен
ской темнотою. У нее будет как бы избачитальня. Ее мальчик, 13-ти лет, будет выдавать книги, кто пожелает читать. Воз
можно, что интересные, нарядные книжки лучше судьи помирят с Настею деревню. Я верю в силу книги. Книга лучше вся
кого динамита взорвет темноту. Настя будет ко мне приходить за новыми кни
гами. Послала им несколько картинок и
письмо школьной работницы. Ждем с Настей, что советская власть уберет с дороги колдунов».
* * *
«Помните, я писала вам про Настю Рюмкову, которую де
ревенские знахари и ворожеи сделали ведьмой за то, что
у нее черные глаза и черные, брови. Несмотря на расстояние, она те
перь ходит ко мне за книжками, и я учу ее грамоте. Передала ей еще 70 книжек и плакаты, которые по
лучила из Москвы от вас и от других
товарищей. Изба страшной ведьмы стала избой - чи
тальней. Мальчик ее аккуратно за
писывает, кому выдана книжка. Я еще раз говорю вам: мы сожжем
книжками старую темную деревню. Книга убьет зна
харей. Но нужно бы и власти бороться с этими об
манщиками и изу
верами. Борьба трудна, но партия наша ее доведет до конца. Бедная Настя, как она была одинока! Теперь в ее одинокой избе
поселились друзья и защитники — наши книжки. Они ее защитят. Настя стала бодрее».
* * *
Мне почти ничего не пришлось добавить к выдержкам из писем ко мне кре
стьянки А. С. Агапкиной, члена нашей партии, селькорки и выдающейся культурницы. О ней самой мне приходилось писать в «Правде», как о типе новой со
ветской женщины. Не Виринея, скомпанованная по старогорьковским романти
ческим рецептам, а Анна Агапкина—тип
современной героини. В деревне, где имеется всего один плуг, где за черные глаза можно попасть в ведьмы, малогра
мотная тов. Агапкина своими слабыми силами ведет героическую борьбу на культуру. Она и редакторша рукопис
ного журнала, и автор драм и детских пьес, и поэтесса, и застрельщица в агри
культурных начинаниях, и мужицкая советчица по всяким делам. Она была и волостной и уездной работницей. Но твердо решила вернуться к земле и здесь на земле своим примером увлечь за собой деревню на путь новых способов хозяй
ства, на путь культуры в широком смысле слова. Горек и труден путь культурницыкрестьянки. Но блещет он эффектными успехами. Но героизм современной жен
щины-крестьянки именно здесь, а не в романтических фразах и позах.
Л. Сосновский.
Гадание на картах. Плохие предсказании. «Клиентка» в слезах.
Фот. Ф. В. Смотракова.